Эмма бесилась, стоя поодаль. Сначала ей казалось, что все эти люди быстро насытятся слишком яркой красотой принцессы, и тогда, конечно же, обратят внимание на истинную ценность — скромную и хорошенькую девушку, чья красота не бросалась в глаза, чьи серые глаза смотрели без излишней веселости, а черные волосы были зачесаны в простую прическу, без всяких локонов и завитушек. Поэтому, когда однажды Диана, увидев очередного поклонника, по ребячески спряталась за дверь, и стояла там, пока Эмма объясняла молодому человеку, что не знает, где красавица, она была удивлена.

— Я больше не могу, — Диана села на стул и опустила руки, — Эмма, я так устала. Я прикажу закрыть ворота и никого не пускать.

— Вам не нравятся ваши поклонники? — спросила Эмма, не понимая, как такое вообще может быть.

— Конечно же нет. Я хочу спокойно проводить время в той компании, которую я выберу сама. В твоей. Или побыть одной, почитать в саду. Я не хочу слушать глупые комплименты. Ну согласись, что я и так прекрасно осведомлена, что цвет моих волос ярче золота. Я смотрю в зеркало и вполне могу определить этот цвет.

Диана встала. Она на самом деле приказала закрыть ворота и поставить охрану, которой было велено никого не пускать. Никого. Особенно мужчин.

...

Несмотря на принятые меры, вечером этого же дня во дворе замка появился мужчина. Эмма вышла встречать его, но оказалось, что это не благородный господин, а молоденький парень из среднего сословия. По крайней мере об этом говорила его одежда. Он мельком взглянул на Эмму и поклонился:

— Я ищу Диану дАжени.

Конечно же он искал Диану. Никого другого в этом замке искать было невозможно. Только ее, красавицу Диану. Даже такой вот скромный мальчишка с зелеными глазами и тот искал Диану.

— Что передать ей? — Эмма беззастенчиво разглядывала его.

— Попросите ее спуститься.

Эмма пригласила его в холл, а сама развернулась было, чтобы идти за Дианой, как та появилась на лестнице и стояла, как прекрасная фарфоровая статуэтка в ниспадающем голубом атласе. Ступени лестницы замка Ажени лились вниз, как морские волны, и Диана стояла на них, на голубой дорожке, покрывающей их, как Афродита, выходящая из пены волн.

Эмма тряхнула головой, отгоняя наваждение. Даже она подвластна этому волшебству. Даже она, которая ее искренне ненавидит, подвластна волшебству ее красоты.

Диана двинулась вниз. Она шла медленно, очень медленно, как будто и в самом деле плыла. Золотые волосы были распущенны по плечам, а платье струилось позади нее, переливаясь в свете свечей.

— Добрый вечер, Морис, — сказала она.

Молодой человек склонился перед ней так низко, насколько был только способен.

— Мое почтение, мадемуазель дАжени.

Диана лучезарно улыбалась. Она чуть двинула рукой, и два молодых лакея оказались по обе стороны от Мориса. Эмма наблюдала эту сцену со стороны, нимало удивленная поведением сводной сестры.

— Я рада приветствовать тебя в моем замке, — Диана сделала ударение на слове "моем", а потом заулыбалась еще лучезарнее. Она уже стояла на последней ступеньке и смотрела на Мориса глаза в глаза.

— Мне необходимо поговорить с вами, — он не отводил взгляда, — я приехал по своей инициативе, и никто не знает, что я здесь.

— Хорошо, — ответила она, — говори, — потом она рассмеялась и добавила, — это хорошо, что ты приехал сам. Потому что ты любое задание проваливаешь с одинаковым успехом.

Он дернул плечом. Эмма видела, что Диане удалось задеть молодого человека.

— Я прошу вас ехать со мной в Париж.

— Прямо с тобой? — переспросила Диана.

— Да.

— Чтобы нежданно негаданно оказаться запертой в каком-нибудь другом месте? Где на этот раз будет Париж?

— Я клянусь, что Париж будет в Париже.

— И ты думаешь, я соглашусь?

Морис замялся. Привезя Диану в Париж, он надеялся загладить свою вину перед господином, но только теперь он осознал, что уговорить ее поверить ему еще раз будет не так просто. Диана смотрела на него с усмешкой. Но глаза ее не смеялись.

— Я умоляю вас согласиться, мадемуазель дАжени, — он опустился на одно колено и ждал ее ответа.

— Думешь тогда он простит тебя?

Морис кивнул, глядя ей в глаза.

Диана на секунду задумалась, а потом дала знак лакеям.

— Взять его!

Морису тут же скрутили руки и все трое смотрели на нее, ожидая дальнейших приказов.

— Вниз, — Диана пошла вперед, открыла небольшую дверцу, за которой оказалась лестница в подвал, — думаешь, я простила тебя, Морис? — говорила она, когда его волокли за ней по длинному коридору, — поскольку вряд ли тебя удастся удержать в комнате, придется прибегнуть к экстренным мерам. Ты подождешь здесь своего господина, и когда он приедет...а он обязательно приедет, как только догадается, где меня искать, вы встретитесь с ним и все спокойно обсудите. Возможно, урок пойдет вам на пользу.

Мориса бросили в темницу. Он бы рассмеялся, рассказывая о своих приключениях, как из одной тюрьмы попал в другую, но сейчас ему было не до смеха. Диана закрыла дверь и ушла, даже не попрощавшись.

Морис изучал свое новое обиталище. Ему оставили свет — маленькую коптящую лампу. Он взял ее и обошел всю камеру. В углу стояла кровать, рядом стол, стул, таз с водой и ведро. На столе лежали том Ветхого Завета и Псалтирь. Высоко наверху, под потолком, было небольшое решетчатое окошко. Морис усмехнулся. Условия проживания тут были гораздо лучше, чем в клетке в Вороновом гнезде, более того, было очевидно, что его не бросят умирать с голоду. Но не было даже намека на то, что он сможет убежать.

— Вы на самом деле собираетесь держать в подвале невинного человека? — Эмма бежала следом за Дианой, которая шла быстрым шагом по коридору. Платье ее разлеталось при каждом шаге.

— Смотря какой смысл вкладывать в слово "невинный", — ответила она, даже не обернувшись на названную сестру.

— И долго вы будете его держать? Это незаконно, это...

Диана резко остановилась. Эмма пролетела мимо нее и чуть не упала, развернувшись к ней.

— Подождем хозяина, — лицо Дианы было мрачно, — где слуга, там и хозяин. Вторую камеру я приказала привести в порядок. Ждать не долго.

— Вы собираетесь устроить тут общественную тюрьму? — возмущению Эммы не было предела.

— Можно и так сказать, — Диана смотрела на девушку, стоящую перед ней, недобрым взглядом, — а вам, Эмма, я советую никогда не лезть в мои дела. Хоть десять человек будут в подвалах моего замка. Хоть тридцать. Это не ваше дело.