«Правда, они не знают, что будет через считаные месяцы…» — подумал Аркадий.

«А вот и первые подснежники…» — вчитался Аркадий в газету.

Ощущение, что скоро что-то будет, дошло даже до фронта.

Январь 1917 года сразу как-то не задался: подвоз продовольствия резко сократился и до города доезжает хорошо, если половина составов с провизией.

«Пирамида Маслоу — физиологические потребности», — подумал Аркадий. — «Нехватка еды выбивает фундамент пирамиды и сколько угодно высокодуховные люди начинают сходить с ума».

На самом деле, они не сходят с ума в классическом понимании. Они просто звереют, в точном соответствии с самой природой заложенными инстинктами. Не хватает еды — отними у другого. Ты важнее остальных, поэтому ты — на первом месте.

Если у животных в такой ситуации всё предельно понятно, то с людьми всё гораздо сложнее. На яростные и испуганные вопли первобытных инстинктов накладываются убеждения, идеи, тревоги и так далее — это помогает, как быстрее найти виноватого, так и удержать себя от безумства. Рационально или нет — неважно. Но голод, сам по себе, тут не первичен.

Голод — это спусковой крючок.

«Немцы сейчас переживают „брюквенную зиму“[26] и ничего», — подумал Аркадий. — «Это не прикончит их государственную систему и не толкнёт население на революцию, но станет одним из кирпичиков. Противоречий накоплено недостаточно, но, буквально в этом году, они накопятся».

В российском же обществе противоречий накоплено с запасом. Так много, что они уже выплёскивались в 1905 году. Первая русская революция свидетельствовала, что народ уже доведён до крайности, поэтому любые полумеры лишь отложат и усугубят основной «выплеск народных эмоций».

«Краснобаи разных сортов и разной направленности много раз говорили мне, что это большевики разрушили святую Русь», — подумал Аркадий. — «Но большевиков в Феврале в стране ещё не было, а усадьбы помещиков кто-то уже массово жёг, царских чиновников уже убивал и армию разлагал. Не бьётся что-то».

Разложение армии — это очень важный момент.

Сейчас она разлагается сама по себе, медленно, но верно, а вот когда дурачки из Временного правительства разрешат пускать на фронт агитаторов — процесс сильно ускорится. И не будет больше Русской императорской армии, а останутся только банды мародёров, по пути домой грабящие поселения и городки.

И из этого первичного бульона большевики должны будут создать Рабоче-крестьянскую Красную Армию…

У Немирова другой план.

— Петроград пылает, — произнёс генерал-майор.

— Уже пришли новости, ваше превосходительство, — кивнул Аркадий.

— Что ты думаешь на этот счёт? — спросил Алексеев.

— Важнее, что думаете на этот счёт вы, ваше превосходительство, — покачал головой Аркадий.

— Мне сообщили, что отречение царя — это уже решённый вопрос, — вздохнул Николай Николаевич. — Брусилов поддерживает, Рузский поддерживает, Алексеев уже там и ведёт переговоры с Его Императорским Величеством…

Это был другой Алексеев, просто однофамилец Николая Николаевича — Михаил Васильевич, к тому же, генерал-адъютант, а не генерал-майор.

Революция уже охватила Петроград, уже учреждён Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов, а царь, формально, ещё не отрёкся — идут переговоры, но там ещё непонятно, к чему всё это приведёт. То есть, Аркадию всё прекрасно понятно, но общественность замерла в ожидании.

— Итак, что ты думаешь об этом? — спросил генерал-майор.

— Откровенно, ваше превосходительство? — уточнил Немиров.

— Предельно откровенно, Аркадий Петрович, — попросил Алексеев.

— Что ж… — вздохнул Немиров. — Я думаю, что сейчас будущий гражданин Николай Александрович ещё надеется, что ему удастся удержать власть. Но его попытки обречены на полный провал — судя по данным газет, революция обретает всё больший масштаб.

— Ты смог понять это из газет? — удивился Алексеев.

— Я внимательно следил за обстановкой, через надёжных людей, поэтому знаю больше, чем пишут в газетах, — ответил на это Аркадий. — Газеты лишь подтверждают наблюдения моих людей.

— Хм… — задумчиво погладил бородку генерал-майор.

Нет у него больше почти никаких людей на гражданке, поэтому это была чистая ложь.

Пахом и Марфа уже должны быть где-то в Восточной Сибири, спеша поскорее доехать до Владивостока, где их ждёт пароход в САСШ.

Не послушали, дождались, пока не полыхнуло, а теперь бегут, роняя портки. Жадный платит всем, поэтому они не смогли выгодно продать свои предприятия — пришлось их бросить.

«К счастью, золото перевозить очень легко, Колчак не даст соврать», — подумал Аркадий. — «Надеюсь, сумеют вовремя вырваться и благополучно доберутся до Лос-Анджелеса».

Они с большим сомнением относились к его подробным планам, что именно нужно делать в САСШ, куда вкладываться, как сохранить деньги, но теперь градус доверия к словам Немирова у них должен достигнуть пиковых отметок.

Революция, которая была им предсказана за годы до, благополучно совершилась. Непонятно, что от неё ждать, поэтому лучшее решение — свалить в новые края.

Аркадий очень хотел увидеть лица Пахома и Марфы, когда до них дошли сведения, что Революция уже на дворе. Они сидели всё это время в Новгороде, управляли фабриками, но имели заблаговременно подготовленный план побега. И теперь бегут.

Мария Константиновна не пожелала покидать Петроград, хотя Аркадий просил её в письме, чтобы уехала хотя бы в Астрахань. Он не знал, что с ней сейчас, но собирался выяснить это в ближайшее время.

— Ладно, что дальше? — нарушил тишину Алексеев.

— Если с царём вопрос решённый, то скоро к власти придут демократы или кто-то ещё, — продолжил Аркадий. — Важно будет показать им полнейшую лояльность и позаботиться о том, чтобы они были уверены в нашей надёжности. Я думаю, целевым показателем должно стать ваше повышение — это прекрасная возможность получить в своё распоряжение 1-ю армию.

— А как же генерал от кавалерии Литвинов? — озадачился генерал-майор.

— Посмотрим, как он покажет себя перед новой властью, — пожал плечами Аркадий. — Но я думаю, что генералитет скоро впадёт в прострацию. Кто первый начнёт активность — тот первый и получит все блага от поддержки новой власти.

— Хорошо, это следует обдумать, — кивнул Алексеев. — Но что будет в ближайшее время? Я уже в прострации — я не понимаю, как можно просто так взять и принуждать государя к отречению? Это просто…

— … невозможно, ваше превосходительство? — предположил Аркадий.

— Да! — ответил генерал-лейтенант. — Это невозможно! Но это происходит.

— Если другие генералы думают точно так же, то у нас есть отличный шанс, — улыбнулся Аркадий.

— У нас? — нахмурил брови Николай Николаевич.

— Мы же заодно, ваше превосходительство? — уточнил Аркадий.

— Ну… — задумался генерал-майор. — Да, заодно, если подумать… Но… Да что тут думать?! Мы с самого начала войны вместе, к тому же, я тебе должен. И я выплачу долг в полной мере. Но царь…

— У меня есть видение дальнейшего развития событий, — сообщил ему Аркадий. — Новая власть, скорее всего, окажется импотентной, что открывает нам огромные возможности.

— Какие возможности? — вновь нахмурился генерал-майор.

— Эти временные органы власти, которые, скорее всего, так и назовут — временными, продержатся недолго, — произнёс Аркадий. — Всё будет рушиться и останется только одна сила, которая будет способна удержать государство единым…

— Но армия ведь вне политики! — воскликнул Алексеев. — Всегда так было!

— Это губительная стратегия, ваше превосходительство, — покачал головой Аркадий. — Если оставим всё, как есть — проиграем войну, допустим раскол державы и останемся у разбитого корыта, как в сказке Александра Сергеевича.

— Это тоже следует обдумать, — после недолгой паузы, произнёс генерал-майор. — Но что, если царь не согласится? Что, если революция будет подавлена?