— И я тоже женюсь.
— Да иди ты!
— Ну, вот так.
— Катерина Матвеевна?
— А то кто же…
— Вот ведь. Не зря спасали, глянь!
— Конечно, не зря. Ладно, Глеб, бывай. Удачи в переговорах.
Я переместился домой. Вернее, во двор. Поглядел за забор — удовлетворённо кивнул. Космический корабль высился там. Больше парковать негде было, не во дворе же ставить. Да и не факт, что яйцо влезло бы во двор. Мои домашние и любопытствующие деревенские его уже разглядели со всех сторон, поохали и разошлись. Яйцо как яйцо, только железное. Чего на него глядеть, тут Рождество на носу.
Рядом со мной послышался вздох.
Повернув голову, я увидел Тварь. Она тоже смотрела на «яйцо» с загадочной русской тоской.
— Что? Грустишь, что такое здоровенное яйцо, а сожрать не получится?
— Хорошо ты меня знаешь, хозяин… И вправду. Зачем такое разочарование?
— Яйцо сие, Тварь, обладает рядом других очень полезных свойств.
— Да какие ж у него полезные свойства, ежели оно твёрдое и не жрётся?
— Ну, например, с его помощью можно путешествовать в любую точку мира и делать это мгновенно.
— Ох, насмешил! — Тварь взбрыкнула. — Так-таки быстрей меня скачет?
— Побыстрее будет.
— Яйцо! Быстрей меня! Ха! Совсем дурой меня считаешь, хозяин.
И, фыркнув, Тварь величественно удалилась в конюшню. Я проводил её задумчивым взглядом. А на крыльцо дома вывалился зевающий Егор.
— Здорово, — повернулся я к нему. — Сколько можно дрыхнуть?
— Дык, измотались-то как!
— Измотались. Вот полоцкие охотники, например, ещё и отметить успели. Некоторые даже связали себя узами семейных отношений.
— Богато, — оценил Егор. — Но мы нынче ночью наверстаем. Рождество ведь.
— Это уж как пить дать. Ты позавтракал?
— Перехватил мальца. Теперь снова спать захотелось.
Ну ясно, у мужика-то вообще стресс. Сколько лет избегал командовать охотничьими объединениями, и вот. Постоял полусотенным, да успешно.
— Апнуться успел?
— Чегось?
— Ранг, говорю, поднял?
— А, да. Боярин. Вишь, какое дело. Телом спать хочу, так бы и упал, а духом — горы бы свернул.
— Ничего, поспать успеешь. Давай со мной в одно интересное место метнёмся с внезапной проверкой. Насчёт гор ничего обещать не могу, правда…
— А пошли! — Егор даже дослушивать не стал.
Мы пошли в яйцо. Оно теперь слушалось меня, как отца родного. Когда мысли, когда прикосновения. Где-то приходилось тыкать мечом. Но, в целом, всё работало и оптимизировалось чем дальше тем лучше. Вот что значит действительно обучаемые интеллектуальные системы!
Стоило подумать — и на голограмме отобразился вход в пещеру.
— Ты ж глянь, Егор. Прежде чем переместиться, можно посмотреть, что там происходит, на выбранном месте.
— Это очень хорошо, — одобрил Егор. — А то у одного брата случай выше. Додумался «якорь» в нужнике поставить. Понос его пробрал, а мы в кабаке отмечали. Боялся не добежать. И вот, прям в кабаке портки спускает, нагибается, исчезает. А там на ту пору конюх случился…
— Ладно, дальше не рассказывай, вводных достаточно, я сам дофантазирую.
— Ох, зря отказываешься, Владимир, там тако-о-ое было…
— Верю всем сердцем.
Если перефразировать известную поговорку, то русским охотникам проще поставить «якорь» в общественном сортире, чем кастануть Противоядие… Хотя, может, прохватило мужика не от отравления. Мало ли… Целительные Знаки охотников отнюдь не всё целят.
Яйцо завибрировало и переместилось ко входу в пещеру. Мы с Егором вышли и прошли внутрь. Ещё до того, как попали в основной грот, поняли, что там кто-то есть. Обнажили тихонько мечи. Сонливость с Егора как рукой сняло.
Однако стоило приблизиться, и мы стали разбирать слова. Голос деда Архипа вещал:
— Помнишь ты, Кощей, как когда-то свысока на меня смотрел? Гордился, возносился. И теперь — где ты, и где я? Вона ты у меня где!
— Выберусь отсюда — я тебя на кусочки разорву и сожгу каждый отдельно! — рявкнул в ответ Кощей.
Голос всё ещё был мощный, хотя прежнего впечатления, безусловно, не производил.
— Выберется он! Да я и сам тебя вытащу. Служить мне будешь. Весна придёт — станешь мне сапоги от грязи чистить и горшок позорный выносить!
— Пожалеешь ты о словах своих, пень трухлявый, ох, пожалеешь!
— Я-то своему слову хозяин. И лесу хозяин. Где слуги твои, а? Где царство твоё? Вот, то-то же. Никто ты теперь, и звать тебя никак. Владимир, охотник-то молодой, вернётся — он тебя совсем кокнет. Так что ты меня держись, если жить хочешь. Я-то не злобливый. Схорониться помогу, ежели клятву верности мне принесёшь. И уж тогда-то я развернусь! Ух! Все леса мои будут. А водяных — тех вовсе истреблю. Сами все на поклон приползут, когда узнают, что у меня сам Кощей на побегушках!
— Звучит как план, — оценил я, войдя в грот. — А то, что ты мне слово давал — пофигу? Это было в прошлой серии, об этом уже никто не помнит?
Дед Архип подпрыгнул так, что чуть из валенок не вылетел. И забормотал какую-то невнятную фигню.
Всё было по-прежнему. Голова Кощея на алтаре, небольшая рощица вокруг, и плутающее в этой рощице безголовое тело.
Ну, и то хорошо. Хоть где-то стабильность. Включая вероломство деда Архипа. Преданности до гробовой доски я от него и не ждал, в общем-то. Догадывался, что как только отвернусь, начнёт мутить, вытанцовывая собственную выгоду. Твари, они и есть твари, что с них взять. Против природы не попрёшь.
— Да я, это… — бормотал дед Архип. — Ты, того. Не так понял! Это я его запугиваю просто. Чтобы, значит, когда ты появишься, посговорчивее был.
— Угу. Я так и подумал… Помоги, Егор.
Понимая, что лешему доверять нельзя, из мастерской Ползунова я захватил противотварные цепи, которыми удерживали Разрушителя. В мастерской они уже без надобности, а мне пригодятся. Сейчас вытряхнул цепи из заплечного мешка. Кастанул на бестолково блуждающее по жидкой рощице туловище Кощея Костомолку.
Как только тот упал, мы с Егором бросились к нему. Замотали цепями. На цепи повесили замки. К тому моменту, как раскатанное Костомолкой туловище обрело прежнюю форму, оно было заковано от шеи до пят. Туловище, лежа на каменном полу пещеры, судорожно дёргало руками и ногами, но ни на что более серьёзное было не способно.
Голова Кощея разразилась бранью. Я на всякий случай выждал — всё-таки потусторонняя тварь. Но цепи работали штатно, вырваться Кощей не мог. Основная его сила заключалась, видимо, в невозможности уничтожить тело. Убить Кощея было действительно нельзя — по крайней мере, до тех пор, пока не доберёшься до сердца. А пленить — пожалуйста. Что и требовалось доказать.
— Всё, лешак. Зелёные насаждения можешь убирать, дальше я сам.
Погрустневший дед Архип махнул рукой. Рощица, растущая вокруг постамента, начала истаивать. Через минуту уже и подумать было нельзя, что здесь когда-то что-то росло.
— Я твоё желание выполнил, охотник, — объявил леший. — В расчёте мы с тобой!
— В расчёте, — согласился я. — Только помни: одолел я тебя раз, одолею и другой. Мне для этого уже и помощь не понадобится.
— Да уж вижу, что не понадобится, — проворчал дед Архип. — Силы-то в тебе — эвона, сколько стало, за версту шибает! Забудешь тебя, как же. Ежели где почую, дальней дорогой обходить буду.
— Рад, что мы поняли друг друга. Рано или поздно я до тебя, конечно, доберусь. Программа максимум — истребить всех тварей на обозримом пространстве. Но, поскольку свою часть сделки ты честно выполнил, сегодня я тебя не трону. Забирай свою побрякушку и вали отсюда, — я поднял вверх руку с браслетом-прутом.
— Злыдень ты коварный, — заныл леший. — Меня тварью зовёшь, а сам-то⁈ Поработил, слово на крови взял, желание выполнить заставил — а как я всё честь по чести исполнил, так измываешься?.. О-ой, горе моё горькое! О-ой, каждый меня сироту-сиротинушку, обидеть норови-ит…
— Да погоди ты, не вой! Чем это я измываюсь?
— Освобождать меня не хочешь! О-ой, горе мне, горе…