Она набрала Данила. Ответил сразу, его крохотный наушник смотрелся обычным блютуз аксессуаром, но содержал более замороченную начинку. Вадимово чудо.
— Привет, стихийное бедствие. Что как?
— Дань, подключи ребят.
— Мы слушаем, подруга, — мелодичный даже так голос Сайхи.
— На борту что-то есть. Или кто-то. Как… я не знаю, лучше описать, пара острых камешков в ботинке. Я их не зрением ощущаю. Даже не могу толком сказать, два или три… И еще, даже если показалось. Кто-то смотрел со стороны моря. Кто-то с холодным и злым таким вниманием. Пожалуй, всё. Приметы я, конечно, не скажу. Прости, Дань, я дико тупая.
— Мы все тупоконечники почище тебя, — Ольгер, ухмыляется, морской змей, — такие вещи умеют только живые, чтобы ты понимала. Принято.
— Солнышко, не переживай, ты умница. Удачи. — Сайха.
— Спасибо, ведьма, и пока, — Данил.
— Пока. Семь футов.
Отключился.
«Под жопой».
Ей хотелось швырнуть телефоном вслед кораблю. Как провожают пароходы, ага.
«Орион» уже отчалил, уходил все дальше, показав покатую застекленную корму. Музыка стихла, как нарочно. Раскатился пронзительный гудок, оборвался. Здоровенное судно ускорилось, подняло острый нос, вот полезли из воды борта, снизу выкрашенные зеленым, показались обтекаемые стойки крыльев посередине и в корме… зашумело сильнее и корабль рванул вперед, почти свободный от водной стихии, полетел на цыпочках, раскинул полосы пены по сине-зеленой воде. На берегу заиграло «Капитан, капитан, улыбнитесь…»
Зимние уроки Карины и консультации Бродяги не пропали даром, кое-чему она научилась. Супергел. Не читать мысли, куда там, но чуять эмоции… и отличать явный непорядок среди людей. Ну да, как торчащую шляпку гвоздя на ощупь. Не спутаешь. Теперь они с Данилом оба нечистая сила. Ощущения странные, но не сказать чтоб совсем неприятные. По законам жанра она должна быть избранной, кого надо, всех победить и спасти. Чего ж в груди-то так противно сосет?
В небе показалась темно-красная точка, со слабым стрекотом ушла за кораблем. Ну хотя бы эти при деле, как обещали. Вот кому все дается легко и просто.
Потом Даша вспомнила переломанные красные крылья и устыдилась.
Кто там, подводники говорят «крайний»? У кого корабли на дно уходят. Крайний раз Данил путешествовал по воде еще в Питере. И еще вполне обычным человеком. Без Даши, на семейной прогулке. Как-то не пришлось подниматься с тех пор на корабль, да и нужды не было. Ладно, кораблик, покатаемся, с борта на борт поваляемся. Мы вышли в открытое море, стало быть. В нос лез запах свежей краски и пластиковой обивки сидений, не беда, притерпимся.
Под мышкой, в удобной кобуре, лежал Дашин Вальтер с серебряными пулями. Она настояла. Данил вспомнил, как пристреливали его в полях, пустые бутылки разлетались стеклянными брызгами, банки прыгали от попаданий, тогда обычных пуль. Даша раскраснелась и победно считала «раз и два и три…», а потом показала ему язык: всего на три промаха хуже. Данил не стал говорить, что раз пять выстрелил мимо.
Пройти через досмотр было легко, как и пообещал Вадим. Их пропустили мимо рамки, чуть не под руки.
Внутри «Орион» скорее напоминал самолет. Серый пластик отделки стен. Ряды темно-синих кресел с высокими спинками, длинные осветительные плафоны, закрытые багажные полки, синяя ковровая дорожка с геометрическим узором посередине. У задней стены салона расположилась барная стойка, пустая и без хозяина. Под креслом обнаружился ярко-оранжевый спасжилет, намекающий: все в порядке, пассажир. За тонированными стеклами, приглушающими дневной свет, неслась морская гладь. Звук почти не давил на уши, даже Данилов слух вполне комфортно адаптировался к гулу с кормы. Две тысячи с лишним лошадей, тридцать пять узлов[103], дорогая и бодрая игрушка, набитая электроникой. Купи мне такую, мама, на день рождения, я буду пускать ее в ванне.
Он прошел в корму и заглянул в кормовой салон, места гораздо меньше, пока никого, назад за наклонными стеклами уносится белопеный след, и где-то там ждет Даша… хотя с причала они уехали уже. Сюжет клепать. Селедки микрофона.
Он вернулся в главный салон. Делегаты, в основном молодые смуглые парни, несколько девушек, от праздной публики отличить легко, похожие костюмы, галстуки, даже улыбки. Устроились ближе к середине. Все прочие, явно небедный народ, откровенно выставляющих себя напоказ мало, давно не принято, но уровень доходов Данил научился определять еще в школе. Он прошел до своего кресла, нет, никого странного. Мимо друзей: Ольгер и Сайха о чем-то мило беседуют, идеальная пара. Скажем, музыкант и его красотка-импрессарио… или наоборот.
Иностранцы весело чирикали на каком-то кромешном языке, не английском. Ожила пара экранов под потолком, в носу и посередине, как в туристических автобусах, где Данил провел когда-то немало часов. Женский голос проворковал.
— Дамы и господа, по левому борту Цемесская бухта, на ее берегу раскинулся Новороссийск, крупнейший промышленный… Ледиз энд джентльменз…
Данил отключил восприятие телеболтовни и вгляделся в пассажиров. Нет, ничего. Кто они будут? Обмороченные зомби или зомби, поднятые из могил? Кондиционированный воздух, прохладный фильтрованный поток с носа в корму, щекотал в ноздрях, отбивал обоняние, но и без того в какофонии разнополого пота, гормонов, парфюма, нечистого гнилого дыхания он так не разберется. Не ходить же обнюхивать каждого, а не гнилое ли у тебя нутро, гражданин?
Туалеты в межсалонном коридоре, и дверца наверх, в рубку. «Посторонним вэ вэ». Если кто-то захочет проскочить, сам придет. Данил надеялся, что хотя бы экипаж вполне нормальный, должны же их проверять перед рейсом. Или так же как Данила, пустили, помахав ручкой? Какой тут экипаж? Три человека? Четыре?
Кормить и поить по пути не будут, оно и к лучшему, шастай здесь еще и стюардессы, вовсе труба.
Скоро Геленджик, остановка, мелководная бухта с пологими берегами для кораблекрушений совсем не подходит. Есть пирсы, выходящие в море… вряд ли снесенный пирс устроит кукловодов, хило, и спасателей вокруг полно…
Данил подумал, сейчас бы дыхательную гимнастику, сел в кресло свободного ряда, их ближе к корме хватало. Средне мягко, но удобно. В прошлой жизни идеально бы для дремоты. Поглядел в тонированное окно… и сморгнул. Потом заморгал часто, хоть видел отлично. Среди серо-зеленых бегущих волн параллельным курсом справа, со стороны открытого моря, поднялся треугольный темно-серый плавник, если глазомер не врал, а с чего бы, то размером с парус виндсерфа. Ушел в воду. Дьявол, из живых никто не заметил, слишком быстро.
— Оле, Сайха, птичка… — шорох в ухе, живой бы не различил, а ведь у нас есть фора, подумал Данил, мы хотя бы самолечимся… — По правому борту плывет какая-то пакость. Здоровая, плавник (ну да, а почему нет, вымерший кошак на арене уже выступал) вроде акульего. Очень здоровая, народ. Тут такие не водятся.
— Сколь, ихтиолог… — Оле.
— Пока глазами не видим, ика ноль, но какое-то возмущение воды там точно есть. Доведем вас, посмотрим, — Майя.
Геленджик. Две линии канаток в гору почти скрыты легким туманом, где-то там спит послеобеденным сном зверье «Сафари-парка». Кремовые, серые, желтоватые дома и темно-зеленые заросли по берегу. А вон там должна быть статуя Белой невесты, левее парка развлечений, он тут вывален прямо на набережную. Нет, не в этот раз, беспечный милый город. Отдыхай спокойно.
Корабль сбросил скорость и плавно, не колыхнувшись, подошел к причалу. Никто не вышел, зашли несколько человек, Данил пригляделся, прислушался и принюхался, но кроме дорогого парфюма у женщин и пота у всех скопом ничегошеньки страшного не учуял. Дышат, пахнут пивом и плохо прожаренным мясом.
Не те.
Смотался в корму, спугнул там обнимавшуюся парочку, совершенно живую, больше никто не сел. Хорошо, отсюда опасаться нечего.
