— Спасибо, — сказала Даша, ощущая легкое головокружение. За витринными окнами темнело, над соседней трехэтажкой повисла заметно убывающая луна.

— Вот же подлое небесное тело… — сказала Майя, — уже и не женщина давно, а все равно на меня действует. Безумств хочется. Полетов на швабре. Пойду я, солнышко. Если что звони, не смущайся и не переживай, вытянем. В войну тут уж куда хуже было, перетоптались. Да, я твоего милого познакомлю с одним парнем… чтоб ты не ревновала. Ему нужен учитель в нашейимитации жизни.

Устроилось все и правда легко и как-то лихо. Отпуск после трех оставшихся дней назавтра Даше дали без звука (она сильно подозревала, что замолвил слово кто-то совсем сверху — а насколько высоко уходят связи немертвых?), а к обеду позвонили из телекомпании, пригласили зайти в конце недели. Тоже кто-то предупредил и все предусмотрел.

Судьба желающего ведет, а нежелающего тащит, да? Ладно. Пусть так и будет. Даша решила довериться покойной фее-крестной. «Нам терять теперя неча, коме собственных оков», продекламировала Данилу, лежа в его объятиях.

Он согласился. А утром позвонил его новый куратор. Или как верно сказать? Гуру?

Опять ночной клуб. Да еще похлеще — со стриптизом и всяческим аморальным разложением. Данил покачал головой. На скромнягу «Фламинго» сей вертеп порока походил как тигр на полосатого котика. Вывеска с пальмами, розовыми силуэтами девиц и чайками переливалась неоновым грешным огнем. «Палм-бич». Зеркально-стеклянные двери с мордоворотом на входе.

Почти наголо стриженый шкаф лет тридцати в черном костюме, с красной табличкой «Охрана» на лацкане, глянул внимательно и неожиданно умно, прищурил голубой глаз, человеческий.

— Добрый вечер. Вы Данил? — низким баритоном.

— Ну я. Добрый вечер, конечно.

— Добро пожаловать. Проходите, вас ждут и проводят.

— Согласно законов гостеприимства, — согласился Данил.

— Именно. Вот и славно, — докторским каким-то тоном сказал шкаф и сам распахнул дверь.

Внутри Данила встретила симпатичная, но намеренно не слишком яркая темноволосая курносая девица в черно-белом, заученно улыбнулась и вполголоса проговорила:

— Пожалуйста, вот в этот зал, занимайте любое место, совершенно бесплатно, после программы вас пригласят. Надеюсь, понравится.

— И я надеюсь, — сказал Данил, проходя.

Полутемное просторное помещение, тонконогие круглые черные столики и мягкие стулья пунцового бархата, в середине выступает подиум с блестящим шестом, ведущий за кулисы с одной стороны. Понятненько. Точно, гнездо. Заманили, демоны. Ну и буду разлагаться.

В зале сидели несколько тихих, прилично одетых компаний, в основном женских, возраста скорее бальзаковского. Пили легкий алкоголь, коктейли и мартини.

Данил сел подальше от сцены, утонул задом в сиденье, откинулся и сделал скучающее лицо.

Гибкий как хлыст черно-белый официант в мерцающей жилетке, с прилизанной прической, принес красно-зеленый слоеный коктейль с вишенкой в конусном бокале, вкрадчиво прошелестел «За счет заведения, еще пять минут и начинаем».

Коктейль, немного ментоловый, кисло-сладкий, Данилу понравился. Легкий ветер кондиционеров обдувал лоб, приятно, чуть щекотно. Пока все пристойно. Годный притон.

Тусклые огни по стенам погасли и наступила тьма.

Из нее родилась слабая струйка звука, флейта жаловалась, всхлипывала, звала. Потом вступили барабаны, рокотом отдаленного грома за горами.

Ударил чистый алый луч, заметался, размножился, вспыхнули другие огни — золотые, охряные, оранжевые. «Праздник солнца!» — возгласил загробный голос. «Трепещите, люди, к вам с небес спускается Кукулькан, огненный пернатый змей! Владыка земли и вод, отец плодородия, муж сотни тысяч жен! Глядите и радуйтесь, люди!»

Мелодия ускорилась и одичала. На подиум одним прыжком явился… бог? Завешенный амулетами, завернутый в золотую ткань, с раскидистой золотой короной-тиарой на голове. В короне трепетали три черно-белых пера. Лицо скрывала золоченая маска в ацтекском стиле, с загнутым носом-клювом и жестокой ухмылкой широкого провала рта.

Он начал танцевать, гибко двигаясь, почти не касаясь подиума босыми ступнями — на щиколотках позванивали золотые бубенчики. Ничего подобного Данил не ожидал. Кукулькан взмахом смуглой голой руки освободился от золотого плаща, теперь он в коротких золотых штанах с кроваво-алой бахромой. Сложение безукоризненное, не бодибилдера-качка, но гимнаста-легкоатлета.

От него прямо исходила витальность, как там, пассионарий, вспомнил Данил и стало смешно — пассионарный стриптизер. Ну а что.

Двигаясь легко и хищно, огненный бог обходил ближайшие к сцене столики, извивался перед дамами, сидящими там, те закатывали глаза и нервно смеялись. Их явно прихватило всерьез.

Бог сбрасывал амулет за амулетом… вот скинул штаны, оставшись в узких золотых плавках и маске. На его смуглой груди и плечах темнели сложные узоры татуировок, правда похожих на индейские. Цвет кожи в такой какофонии света не определить, но не белый, нет.

Музыка билась все яростнее, уходила в басы, отзывалась дрожью в черепной коробке, зрелище, подумал Данил, все дичее и непристойнее, но впечатляет весьма. У него будто кости гнутся, так пластичен.

Наконец Кукулькан выбрал себе жертву — миловидную мелированную блондинку лет сорока, в коротком синем платьице. Склонился над ее стулом, приобнял ее, изобразил страстные па… бедняжка в полуобмороке-полутрансе, сейчас лишится чувств… наконец скинул маску и корону. По плечам рассыпались угольно-черные волосы, заплетенные в два хвоста до лопаток.

Индеец оглянулся на зал и встретился взглядом с Данилом. И вдруг подмигнул. Ага. Вот мы кто. Рыбак рыбака, упырь упырька

Лицо с резкими четкими чертами, брови росчерком, ястребиный, как говорится у Купера, нос. Своеобразно красив, но Данил сразу представил его над каменным алтарем, с кремневым ножом в руке над этой самой дамой, живописно оголенной. Ох, не зря она так сомлела.

Живой мертвец вскочил на столик и сделал несколько шикарных непристойных пируэтов, не задев ни одного бокала, увернулся от тянущихся жадно женских рук, запрыгнул на подиум прыжком, какого не постыдился бы Нижинский. Вот ни фига ж себе ягулярчик.

Музыка обрушилась раскатами землетрясения и умолкла. В тишине Кекулькан вскинул сжатый кулак вверх, к оранжевому прожектору-солнцу, и пал на колени. Простерся ниц. Огни снова погасли, миг спустя зажглось обычное тусклое освещение, сцена оказалась пуста. Исчезли и разбросанные по залу маска, украшения и золотой плащ.

— Вас просят пройти со мной, — тот же безукоризненный официант. Данил встал и незаметно вышел.

В артистических гримуборных он бывал, вот у приятелей музыкантов на рок-концертах, еще до знакомства с Дашей. И, в общем, представлял себе громадное зеркало с белой, нейтральной неоновой подсветкой и плакаты по стенам. Зеркало над столом с косметикой было, а вместо плакатов с забытыми группами висели индейские маски, очень похожие на настоящие, американские автомобильные номера и какие-то чудеса с перьями, вроде ловцов снов, но куда сложнее.

Бог оказался краснокожим, он успел натянуть широкие цветастые шорты, оставшись босым, на плечи накинуть кожаную курточку с серебряными украшениями на груди, она скорее подчеркивала, чем скрывала литые рельефные мускулы. Он сидел перед зеркалом в низком удобном кожаном кресле и ухмылялся. Без кровожадности, правда, но с насмешкой. Руку протягивать не стал, сказав низким, грудным баритоном:

— Я весь в гриме, извини, бро. Обойдемся без объятий. Присаживайся!

Он кивнул на низкий кожаный диван, довольно развратного вида. Интересно, поклонницы часто сюда проникают? Хотя какое его Данила, собачье дело.

— Ты Данил. И ты новенький. Добро пожаловать в закрытый клуб, в общем. Я слышал, заслуга твоей девушки?