Даша уже думала, день получился актированный, Данил показал ей время, третий час, на новеньких, усыпанных алмазами золотых дамских «Картье» — подарке Сайхи. Но ее везение не проходило. В дверь позвонили, и Данил оповестил:

— Вот и лучшая подруга! Я пока пойду, кофе приготовлю.

— Потом успеешь, — сказала Майя, улыбаясь Даше. На ней был шикарный зеленый костюм с широкими почти бриджами, хромовые сапожки на каблуках и модная, добела вытертая местами летная коричневая куртка-бомбер в нашивках, Даше удалось прочитать под красно-желто-фиолетовым шевроном «4 escuad… nombra… Manuel Zara.. Clave…»[92]. Лучший модный дом Филадельфии, конечно. На искристых рыжих волосах дымчатые очки-авиаторы.

— Вставай, подымайся, героиня! Расскажу, что солнце встало, трубы трубят, — Даша не знала, шутит ли Майя. Но та не шутила.

— Переставай нянчиться с собой, сестра моя, поехали, есть сюрприз. Для вас обоих, конечно. Одевайтесь по-походному, удобно.

Солнце и правда заливало комнату золотым озером, даром скоро новый год.

Синий БМВ помчал троицу мимо «Солнечной площади» (Даша невольно отвернулась), мимо памятника с тремя вечно горящими свечами… Майя свернула на выезд из города, миновала последние новые кварталы и погнала машину вверх, в кручу, по горному серпантину вдоль отвесных скал над морем. Летом тут носятся открытые внедорожники с довольными и испуганными экскурсантами, «джипинг в Анапе», малозаконно, но весело.

БМВ остановился у низенького беленого строения, рядом болтался на ветру на шесте полосатый красно-белый конус.

— Пожалуйте, такси ждет! — теперь Майя улыбалась без печали. Даша взяла Данила под руку, и они вместе выступили из тени домика.

Там ждал вертолет. Яйцевидный, почти сплошь застекленный фюзеляж, темно-красный с серебряным росчерком молнии на хвосте. И с белым номером RA-217. Возле широко расставленных полозъев, с торчащих в стороны балок свисали какие-то длиннообъективные камеры и коленчатые антенны. Но Даша помнила, что можно туда подвесить взамен.

В кабине кто-то сидел.

— Без Вадима нем бы такой так скоро не достать, — призналась Майя, — чего мы тут только не пишем, летающий анальный зонд с рентгеном и томографом заодно… ну кролики, в небо марш-марш? Наушники наденьте.

Вертолет загудел басово, винты тронулись, залопотали, дунуло отдающим авиатопливом ветром.

Даша и Данил сели позади, в удобные замшевые сиденья с высокими подголовниками, надели висящие на подлокотниках наушники, пристегнулись, как послушные дети. С наушниками гул превратился в легкий свистящий звук. Майя устроилась впереди, рядом с… конечно. Василь, на голове красный летный шлем, синий с белым роскошный комбез, махнул им перчаткой. Его голос в ушах:

— Здравия желаю! Рад вас видеть. К полету готовы, голубки? Взлет подтверждаю.

Они взмыли над обрывом, над розоватыми скалами, до самых седых облаков. Закатное солнце высвечивало белые кубики домов, зеленые поля вокруг и синее морщинистое море. Даша подумала, как странно, но она любит этот город. Точно не меньше Петербурга, но иначе. Ласковее.

Город, где кем угодно может стать кто угодно, лишь бы сосед он был добрый. Город, где случается мыслимое и немыслимое. Ей показалось, с востока на игрушечные домики, на зеленые улочки и серые площади, на бухту с сиротливыми беспарусными яхтами, скучающими на зимнем приколе, накатывается невидимая, тяжкая, разумная туча. Раздавить и стереть все живое, будто и не было на свете.

В наушники пробилась откуда-то музыка, а потом Даша узнала голос. И начала подпевать прекрасной картавящей Мирей.

Non, rien de rien,

Non, je ne regrette rien.

C'est payé, balayé, oublié

Je me fous du passé![93]

Вадим и правда презентовал Даше пистолет. С ума сойти, подумал она. Оформленный честь по чести, уж как они там все провернули, она не задумывалась. В красной кожаной коробке, в бордовом бархате лежал тупоносый карманный Вальтер с золотой насечкой на затворе и удобной обрезиненной рукоятью. Папка с документами, тоже красной кожи, и коробка патронов девять миллиметров прилагались. Номер, разрешение, удобная полуоткрытая нейлоновая кобура, ничего не забыто.

— Обалдеть, — сказала Даша, когда чекист ушел. — Теперь я черная вдова Романофф. Вот тебе повод для ревности, ежели чего. Бутылку коньяку-то всякий подарит. Но с собой я его брать не буду, успокойся.

— Тебе его освоить сначала надо. А тут я пригожусь. Так что зря хвост распускаешь, шпионка.

— Тут ей мышка и пригодилась, — сказала Даша, вертя пистолет. Тяжелый. Оружия она, положим, не боялась никогда, но все же… хотя черт знает, пусть лежит. Она пощелкала предохранителем туда-сюда. Вытащила магазин, загнала назад. На целике и мушке белые точки, кажется, они будут светиться в темноте зеленым. Ну-с, здравствуй, основательная ты вещь. Данке, Вольдемар. Ordnung muss sein[94].

«Надеюсь, без тебя обойдемся».

Еще одним, куда более полезным подарком, был конический флакон червонного золота примерно в винную бутылку объемом, от оборотней. Даша (мысленно вознеся молитву Амэтэрасу), отведала чайную ложку после завтрака, как и предписано… и весь день ходила «будто мочалкой начищенная», по выражению Данила.

— Слушай, я надеюсь, это хотя бы не наркота… уж очень от нее лучшает, — Даша потянулась, и, пожалуй, сама ждала, что взлетит. Метлу мне… или щетку.

— Карина клялась что нет, ни на миллиграмм.

— Отлично. Ах да, теперь должна ревновать я?

— Как пожелаешь, свет очей, — ответил Данил, — но поговорить она хотела именно с тобой, как очнешься и придешь в разум. Ты сама ее пригласи, а то мне неловко как-то.

Карина зашла назавтра. Столь же блистательная, как раньше, одетая «скромно, но очень-очень дорого» и с непременным серебряным акцентом, на сей раз модный кардиган и серьги в виде серебряных звериных лапок с жемчужинами, но, подумала Даша, Сайху ей все же не переблистать. Сайха неподражаема.

Она казалась слегка смущенной. От коньяка не отказалась, «это можно, я только очень горячего сторонюсь», Даша подумала, так, пожалуй, теперь сопьется, если все пойдут косяком. Для гостей не жалко, но свою меру… хотя черт с ним, почти второе рождение все же.

Они сидели в полутемной гостиной, Карина, как обычно, свернувшись на диване, Даша в кресле теребила отделку халата на рукаве.

— Даша, я хочу попросить прощения, — вдруг сказала лиса, отставляя блюдечко с едва надкушенным розовым макаруном. — Правда. Я тебя, выходит, подвела, но я не нарочно.

— Ты о чем вообще?

— Когда со мной связался этот… ну не люблю я тануки. Брехливые, распутные, вонючки… отношения у нас с ними уже лет двести не то чтоб, в общем, я ему не слишком поверила. Но дело есть дело, отправила к тебе. И уж совсем я не хотела тебя извести. Я думала, если тревога боевая, ты тут же позвонишь своим… не совсем живым друзьям, пусть они и решают.

А ты сорвалась и кинулась. Прямо как моя младшая сестрица, катану наголо и в атаку.

— Вот така я дурна дивчина, — сказала Даша с облегчением, — да я сама не совсем ожидала. Просто времени созывать совет безопасности не было. Кстати, огромная благодарность за это ваше средство Макропулоса, просто чудо.

— Ах, травки со склонов Фудзи и сок Пань Тао[95]. Фамильный секрет. Не благодари. Еще месяц приема, и у тебя хорошие шансы прожить сто лет. В отличной сохранности.

Даше показалось, она не шутила. «Ну вот, я же говорила, умереть спокойно мне не дадут те или эти… ну хоть формалин не заставляют пить».