Отключился, мысленно добавив «старая ты антикварная перечница».

— Что там? — спросил Дашин голос, — звонили? Иди ко мне.

— Риэлторы насчет убогого жилища, ни мозгов, ни стыда, и ночью нет покоя, — сказал Данил, стягивая футболку.

Беспокоить занятых друг другом друзей своими личными хлопотами Данил не хотел. Имеют право на уединение, после стольких лет.

Оставался один, изворотливый и жестокий, такой и нужен.

С индейцем они встретились в маленьком кафе у маяка, в сумерках уже вспыхивал и гас его багровый глаз. Зеленая неоновая пальма на желтом острове на вывеске мигали в такт, и Данил даже расслышал исчезающее гудение газосвета. Стояло последнее, может быть, в году тепло, с моря соленый бриз нес слабое, не для человеческого нюха, йодистое зловоние подгнившей камки[70]. Сейчас бы с Дашей тут засесть и загулять, эх.

Подкатил багряный электрокар, поднялась лакированная дверца… правда, вместо черно-красной кожи ацтек оделся почти так как тогда, на охоте на невезучую пару… Данил и не хотел, но думал иногда, как могло не повезти ему и Даше, если бы. Если. Бессмысленное слово.

— Ну садись, юный барабанщик, — сказал индеец, кивнув официанту. Похоже, тут он бывал, впрочем, он побывал в каждом заведении города, подумал Данил, еще бы. Но с женщинами и совсем по другому поводу.

Аренк продолжал:

— Бутылку текилы, лайм, бутылку ягермейстера, лимонный чизкейк не совсем прокисший…(официант бровями изобразил оскорбленную невинность) тебе кофе?

— Латте с ванилью.

— …неженка, и горячий шоколад с корицей.

— А ты суров, солнечный змей… шоколадных мишек возьми.

— Я чту скрепы предков, шоколад перед подвигами. Правда, мы его хлестали так, горьким, гадость та еще, но баки забивает знатно. Ах, тельпочкалль[71], моя краснорожая альма-матер, игры в мяч и оргии, юность ликующая. Погоди, сначала примем в себя воинский дух.

Они выпили ядреной текилы, употребив соль и лайм, потом сладковатого пряного ликера, дошло до горячих напитков.

— В те времена меня бы за такую пьянку, пожалуй, казнили бы, — признался Аренк, — до шестидесяти лет допьянани-ни, даже пульке, не то что мескаль. Шоколадом и догонялись, ну еще кое-чем. Но это теперь перебор.

— Догадываюсь, — сказал Данил, — теперь алкоголь можно, пейотль ни-ни. Но слушай, давай я уже прямо, варварски?

— Вижу как потряхивает, — невозмутимо сказал индеец. — Ладно, текунененке-дипломат из тебя ниже-нулевой. Давай кратко и по сути.

И Данил рассказал кратко и по сути.

Аренк задумался, потвердел лицом. Еще больше стал похож на картинку из Майн Рида. Данил подумал — все хм, нормальные упыри после возрождения бледны, а этот остался смугл? Интересно, если есть амулеты в Африке или Америке, как там у черных немертвых? Или у азиатов?

— В любом случае, по здешним законам раньше года после твоей кончины эксгумацию не разрешат, так?

— Выходит.

— Время терпит. Псст, а ты свой гроб, часом, не сохранил?

— К чему?! Зарыл на дачах под Питером.

— Нашли бы труп, уложили обратно к тебе в могилу. Труп, правда, стоило приготовить заранее, а не впопыхах. У тебя ведь и кандидатуры еще нет?

Кроме природного яда, подумал Данил, еще и трупный. Дохлые змеи самые ядовитые.

— Нет уж, воздержимся. Я не ты, ну не кровожадный я. Да и экспертизу назначат обязательно.

— Не прокатит, — признал индеец, — в старые добрые времена все было проще и удобнее, кетцалев хвост! — он развел пальцами в перстнях, — просто покупаешь раба, а то и берешь пленника…

— Спасибо, я понял. Не продолжай.

— Пока без паники. Я по своим каналам разузнаю кое-что. В крайнем случае попросим Майю.

— Вот ее и остальных бы впутывать не хотелось. И так у них хлопоты.

— Зато приятные. Надеюсь, обойдется.

— Ждать и надеяться, значит…

— Ты уже сменил жилье?

— Переехал давно. В приличный домик в Анапской. Отопление так себе, но мне не критично, как понимаешь.

— Вот это правильно. Хотя лично я после одной арктической экспедиции холод разлюбил напрочь.

— Кем ты там был? Вождем иннуитов?

— Краснокожий в позапрошлом веке? Каюром при ездовых собаках. Поть-пот, кгрр-кгрр, и хореем по ушам[72]. Педагогика. В конце концов вышло так, либо они съедят нас, либо мы их. Зверская история.

— Собак с тех пор ты тоже разлюбил?

— Ерунда, собаки ни в чем не виноваты. Виноваты были белые господа-идиоты. Впрочем, они и так не выжили. Пару последних пришлось скормить собакам. После естественной при их глупости смерти от холода и истощения, понятно.

Ждать и надеяться довелось недолго, до конца ноября.

Даша как раз получила звание «журналист чего-то там Кубани» и Данил купил ей машину. Он бы купил и так, но раз все сошлось, почему нет.

Они сидели у Даши, на ее постели, не очень-то одетые, и выбирали. «Все ну разве что кроме суперкаров, да они все равно дурные и жесткие, как подметка», сказал Данил

— Ты ездил? — поддразнила Даша, запахивая голубой халатик, одна кружевная видимость.

— Ездил. Приятели-мажоры в Питере давали покататься. Поверь, без собственной гоночной трассы затея бессмысленная. Тряско, шумно, дергано, и ездить лежа неудобно.

Данил предлагал большие и основательные внедорожники, Даша отвергла их сразу.

— Ты опять хочешь меня посадить в золотую клетку?

— Минимум риска, солнце мое.

— Спасибо, месяц мой, я знаю про твою прогрессирующую паранойю — но я там буду как последняя шпротина в пустой банке. Давай полегче, поменьше и повеселее. Мне еще парковаться в городе придется, не забыл?

— Киа Сид? Прочный, бодрый и отзывы хорошие.

— Большой. Длинный. Не твои бездорожные носороги, конечно, но все равно. Мне не надо возить стадо собак, детей и бабушек.

(И никогда не понадобится, подумала она).

Японцев забраковала за «облизанный дизайн, а внутри дешевка», на Мерседес А-класс фыркнула — «вот кабы я была мюнхенская пенсионерка… немцы какие-то скучные все, и делали их зануды. Простота хуже воровства». Китайцев решительно отверг сам Данил — пусть на других тренируются, как делать машины. Даша не спорила.

— Погоди, а этот клоп.

Она ткнула по фото с темно-голубым «Мини Купером» последней версии.

— Странненький… — Даша смотрела внимательно, Данил давно знал этот ее огонек в голубых озерах, коварный, русалочий. — Ну квазимордочка та еще… лягушка после любви с быком… но чем-то милый. Луп-луп глазами, такой жабоненок…

Она открыла страницу и изучила интерьер.

— Рисовал помешанный дизайнер, пропивший линейку, и спасший один циркуль, все круглое. Вообще все. И тумблеры эти столетние… а поехали завтра смотреть?

Спорить Данил не стал. Он уже был готов на газонокосилку. А тут — хотя бы марка проверенная.

В ночь перед поездкой на смотрины Даше приснился гадкий сон. Позавидуешь неспящим упырям так. И нет ведь чтоб гонки, или поездка по Парижу.

Она стояла в длинном, роскошном атласном свадебном платье, с открытыми плечами и фатой (ох, какая там невинность, Дашка) на высоко уложенной прическе. С белым букетиком в руках. В зале вроде вестибюля провинциального дворца бракосочетаний. Дорого, богато, безвкусно, хрустальные люстры, лепнина и мрамор, голубоватые плитки пола, цок-цок каблуки кремовых дорогущих туфель.

Двустворчатая дверь перед ней открылась, зазвучал свадебный марш непонятно откуда, она поднялась по трем ступеням и вошла.

В зал поменьше.

С розоватыми колоннами и натертым паркетом.

И там стояли больничные каталки. Четыре.

На них, прикрытые от шеи до пят простынями, недвижимые и совсем-совсем неживые.