Когда я двигаюсь к ее губам, она тоже двигается ко мне, и мы целуемся так, как должны были целоваться всегда. Я теряюсь в ее вкусе и прикосновениях, как никогда и ни с кем, и затем я понимаю правду в этом.

Я никогда не делал этого, потому что в моей жизни до сих пор не было Оливии Марков. И, черт возьми, я снова делаю ее своей.

Я опустошаю ее губы, уничтожая нежность, исходящую от нее. Во мне нет ничего нежного, и мое нетерпение снова оказаться внутри нее берет надо мной верх.

И я хочу трахнуть ее сзади, чтобы я мог трахнуть ее так, как мне нравится.

Жестко и быстро.

Я отстраняюсь от нее и разворачиваю ее лицом к стене.

Она прижимает руки к бетонной поверхности и наклоняется, показывая мне свою идеальную задницу.

Я снова рву ее трусики, срывая их с ее тела. Ее волосы падают вперед, но она оглядывается на меня и ее взгляд падает на мои руки, расстегивающие мои штаны.

Я достаю свой член, и когда я снова хватаю ее за бедра, она резко откидывается назад, лицом к стене.

Одним сильным толчком я врезаюсь в нее и глубоко зарываюсь внутрь. Чистое первобытное удовольствие, которое сотрясает мое тело, даже лучше, чем я себе представлял. Оливия вскрикивает от удара, и звук ее женского удовольствия побуждает меня вбиваться в нее.

Она стонет громче, когда я начинаю трахать ее по-настоящему жестко, и я знаю, что никто в этой комнате не мог ее не услышать.

Хотя я предполагаю, что они услышали ее стоны несколько минут назад и покинули свои посты, чтобы предоставить нам немного уединения.

Я знаю, что больше не слышу Ирину на кухне.

Не то чтобы это имело значение. Мне было бы все равно, если бы весь чертов мир услышал крик Оливии, они бы знали, что даже когда она это делает, ее крики принадлежат мне.

Мои яйца болезненно напрягаются, когда я начинаю двигаться внутри ее красивой, тугой киски. Я многократно вбиваюсь в ее тело с каждым толчком, и когда ее стенки крепко сжимают мой член, я знаю, что мое освобождение близко.

Но я еще не закончил.

Весь гребаный день я хотел этого. Я снова хотел ее с прошлой ночи, когда мы впервые занимались сексом.

Одного раза никогда не будет достаточно.

Эта мысль заставляет меня врезаться в нее, а наше отражение в стеклянных дверях, где она наклонилась, и я трахаю ее, возбуждает меня еще больше.

Я хочу большего. Я хочу увидеть ее лицо. Я хочу увидеть, как выглядит греховное наслаждение на лице ангела, когда дьявол заманивает ее в свое логово.

Я выхожу из нее, поворачиваю ее спиной к стене и беру на руки.

Я снова погружаюсь в ее киску, пока она делает вдох.

— Обхвати меня ногами, ангельское личико, — приказываю я, и она подчиняется.

Она обхватывает меня своими длинными ногами и становится мечтой каждого мужчины, когда тоже начинает двигаться в моем направлении.

За исключением того, что она моя, моя фантазия, моя женщина, которую я забрал себе, и сейчас мне плевать, насколько опасно признаваться в этом даже самому себе.

Она кричит от удовольствия, когда я толкаю стену и высвобождаю свой последний толчок, вбиваясь в нее с бешеной скоростью, теряя контроль. Удар отправляет вазу с полки на пол, и когда она разбивается, мы оба сильно кончаем.

Ее волнение сильнее любого наркотика, который я принимал. Кульминация ощущается так, будто я поднялся на небеса и упал с этой высоты. Как полет и падение одновременно.

Я прижимаю свою голову к ее голове, пока мы успокаиваемся, и мягкое прикосновение ее пальцев к краю моего воротника заставляет меня поднять голову.

Я смотрю ей в глаза, и в ее глазах отражается неподдельное беспокойство, но я вижу то, что находится за синей дымкой.

Впервые мне захотелось заглянуть за пределы ярких красок и поверхностных эмоций и увидеть женщину внутри.

Я уже знаю, что мне слишком понравилось то, что я увидел, и я не должен снова идти по этому пути. Не с ней. Но могу ли я помочь себе?

— Пожалуйста, не уходи снова, — шепчет она, заманивая меня в ловушку своих слов.

Внезапно мне начинает казаться, что в плену нахожусь я, а не она.

Я не могу ей противиться.

— Нет, ангельское личико. Я только начинаю. Я планирую трахать тебя всю ночь.

Эйден

Девушка, лежащая на моей кровати, закутанная в шелк моих простыней, с сияющими лучами солнца, падающими на ее кожу, выглядит уставшей после бурной ночи, которую мы провели.

Я сделал именно то, что обещал.

Трахал ее всю ночь.

Как будто я сошел с ума, я всю чертову ночь подряд трахал Оливию.

Я даже пропустил звонки от Максима, балуя себя, не желая делать перерыв и возвращаться к реальности.

Я не спал последний час, сидел у окна, курил сигару и отвечал на сообщения, пока смотрел, как она спит. Я не открывал это окно с тех пор, как она здесь. Как и дверь, оно было заперто.

Для меня это похоже на метафору, потому что я был заперт последние девять лет, и эта женщина освободила меня.

Разблокировала, соблазнила и заставила меня играть с огнем. Дни прошли, и с каждым днем ничего не происходит, это похоже на затишье перед войной.

Если я оставлю ее, то наверняка начнется война.

Я не боюсь войны.

Меня пугает то, какое влияние она на меня оказывает.

Она уже шесть дней у меня в плену. Недолго, но достаточно.

Солнце взошло с предупреждением Ильи быть осторожным. Если я не буду, эта женщина сделает со мной больше, чем просто подшутит. Она дала мне аппетит, от которого я зависим, и я знаю, что могут сделать зависимости. Наступает момент, когда ты так глубоко втягиваешься, что выгораешь и теряешь контроль.

Я затягиваюсь сигарой и медленно выпускаю дым через окно. Я наклоняюсь вперед, когда Оливия переворачивается на бок.

То, что я вижу дальше, снова заставляет меня встать.

Ее изящная рука скользит на мою сторону кровати, и ее пальцы работают так, будто она ищет, тянется ко мне.

Я выпрямляюсь, когда ее глаза открываются, и, кажется, она осознает, что делала во сне.

Или, может быть, она на самом деле не спала.

Она смотрит за стеклянную стену на яркий утренний солнечный свет, и когда ее взгляд останавливается на мне, она натягивает простыни, чтобы прикрыть грудь. Как будто я не исследовал каждый дюйм ее тела прошлой ночью.

Она садится, снова принимая тот испуганный вид. Скорее всего, не уверена, какой я буду сегодня, теперь, когда наступил новый день, и туман сексуальной дымки должен исчезнуть.

Но в этом-то и проблема. Он не исчез.

— Если я тебе нужен, тебе придется подойти сюда, — говорю я, постукивая кончиком сигары по краю пепельницы.

Я смотрю на нее, не отрывая глаз. Я мог бы подойти и трахнуть ее, как прошлой ночью, но это испытание, которое я не должен ей давать.

Я раздвигаю чертовы границы, как кошка делает это с мышкой, когда играет с ней. Оба знают, что произойдет в игре. Это то, что происходит с нами сейчас.

Я и она.

Похититель и пленница.

Как тьма и свет.

Она не найдет другой души темнее моей, и это не потому, что я плохой человек, от которого ей следует держаться подальше.

Потому что тьма — это все, что существует во мне. Ад давно поглотил меня, так что ей следует прислушаться к инстинкту, который подсказывает ей оставаться там, где она есть.

Она должна послушать меня и держаться от меня подальше, а я не должен этим заниматься.

Но… когда она делает шаг с кровати и ее ноги касаются пола, я знаю, что мы оба чувствуем, что в воздухе между нами что-то изменилось.

Когда простыня падает с ее тела, я удостаиваюсь идеального обнаженного видения того, как она идет ко мне с ее полностью округлой, покачивающейся грудью. Ее волосы растрепались, а выражение лица осторожное, но решительное, как у женщины, которую я встретил в ту первую ночь.

Я отложил сигару и стянул трусы, не заботясь о том, хочет ли она меня, потому что хочет свободы, или у нее есть какие-то скрытые мотивы.