Эрик широко улыбается и кладет руку на голову. — Я был бы польщен. Да. Разве я не должен принадлежать к какой-то группе или чему-то в этом роде?

— Ты должен. Но мы уже говорили об этом. — Массимо смотрит на меня, и я выпрямляюсь.

— Ты — Братва, — начинаю я. — Поэтому я хотел бы попросить тебя стать моим новым Смотрящим¹.

Мне трудно сказать это, потому что я не собирался заменять Илью. Но я думаю, что человек, который привел меня к сыну и к безопасности любыми средствами, — это тот, кого стоит оставить. Определенно тот, чья профессия — безопасность и оружие.

У него отвисает челюсть, и он выглядит изумленным.

— Я?

— Да. Тот, чье место ты займешь, если согласишься, выбрал бы тебя, будь он здесь. Думаю, ты отлично справишься в Войрике и Синдикате.

— Я согласен. Я… Я всегда этого хотел. Это то, кто я есть. Спасибо, что дали мне шанс.

— Пожалуйста.

Теперь мы чувствуем себя целыми, и, думаю, наши отцы хотели бы этого.

Мне просто хочется ощутить полноту. Всё ещё кажется, что не хватает последнего кусочка пазла.

Как бы мне не хотелось это принять. Я знаю, когда чувствую себя полноценным, когда она была со мной.

Оливия.

Глядя на Эрика, я задаюсь вопросом, как она и чем занимается.

Впервые я понимаю, какой именно фрагмент недостает в общей картине и где его найти.

Я просто предпочитаю этого не делать.

Оливия

Легкий ветерок развевает кончики моих волос, и я смотрю на бескрайние просторы земли, окружающей мой дом.

Я здесь впервые за много лет.

Сидя на крыльце, я продолжаю писать сюжет для своей книги.

Я прекратила это делать, когда Джуд взялся за дело, и территория была покрыта охранниками. Сидеть здесь и пытаться думать о своих идеях потеряло свою остроту, поскольку все, что я видела перед собой, было страданием.

Сегодня это похоже на старые времена, и я нацелилась на еще одно первое за долгое время, поскольку я использую один из маленьких блокнотов, которые мне подарил папа. У меня их целая стопка. Некоторые из использованы, некоторые нет. Это один из пачки, которую он дал мне перед тем, как его убили.

Я здесь уже давно.

Внутри дома мама и Эми доедают остатки воскресного жаркое, а Эрик все еще просматривает свои вещи, которые вчера привезли со склада.

Его присутствие здесь ощущается как возвращение в старые добрые времена, хотя, зная его, он, скорее всего, побудет здесь с нами некоторое время, а затем снова найдет себе жилье.

Я планирую сделать то же самое в конце концов. Я думаю, что весь опыт с Джудом повлиял на меня и маму похожим образом, потому что он был слишком жесток с нами, поэтому я хочу убедиться, что ее психика стабильна, прежде чем я уйду.

Я думала о том, чтобы пойти в другом направлении в своей жизни, что означает, что я, возможно, не буду работать в Markov Tech долго. Это мое наследие, но это не я.

Я уже больше недели как дома, и, кажется, все в моей голове начинает вставать на свои места.

Как будто Джуда никогда не было, особенно на работе. Атмосфера ощущается по-другому, как когда небо очищается от темных злых туч после сильного шторма. Воздух легкий, а напряжение ушло. Как будто мы снова можем надеяться.

Возвращение Эрика вызвало большой переполох. Джуд заставил нас почувствовать себя неважными, но что-то вроде генерального директора и законного наследника известной оружейной и технологической компании, вернувшегося из мертвых, — это большая новость.

Все меняется, и все к лучшему, но мой разум все еще раздроблен, потому что я не могу выбросить Эйдена из головы.

Думаю, я должна хотя бы попытаться забыть его, но я не могу.

На этой неделе исполнился месяц с тех пор, как я его встретила. Я никогда не думала, что один человек может так влиять на другого.

Я не могу выбросить его из головы, и с каждым днем становится ясно, что, возможно, я не могу этого сделать, потому что не хочу.

Я отвлекаюсь от своих мыслей, когда открывается входная дверь и появляется Эрик с конвертом и кексом.

Он больше похож на себя без бороды и длинных волос. Просто немного старше. Его мальчишеский вид все еще там, но в его лице и глазах есть что-то зрелое, что может быть только от жизненного опыта. Такой жесткий вид. Я все еще думаю о том, что он пережил за все эти годы.

Мы пока не говорили об этом подробно, и я не уверена, что мы поговорим. Я думала, он расскажет нам то, что хочет, чтобы мы знали, все остальное будет болезненными вещами, которые человек запирает в себе.

— Я украл это для тебя, — говорит он с яркой улыбкой, протягивая мне кекс.

Мы всегда так делали, когда были детьми.

Мама пекла порцию кексов на десерт, но мы доедали их до ужина и прятались где-нибудь, чтобы их съесть.

— Спасибо. — Я откладываю книгу и смотрю на него. Я все еще не могу поверить, что он здесь.

— Пожалуйста. — Он садится передо мной и смотрит на меня с обожанием.

— Она знает, что ты сделал, — хихикаю я.

— Кто знает?

— Мама. Она знает, что ты взяла кекс. Она всегда знает и, вероятно, в этот раз дала тебе скидку, потому что она рада твоему возвращению.

Он постукивает себя по виску. — Я знаю, но потакай мне. Воскресный ужин не был бы полным, если бы я не попытался взять кекс. Я уже съел свой. Подумал, что тебе не помешает отдохнуть от того, чем ты занимаешься. Хотя, по-моему, ты притворяешься, что работаешь, чтобы не готовить.

— Я не готовлю. Ты же знаешь, я не умею готовить, как мама и Эми. Я приготовила потрясающий салат и фруктовый пунш. А что сделал ты?

— О, никто меня ни о чем не просил, поэтому я подумал, что просто поем и буду выглядеть мило.

Мы начинаем смеяться, и мы становимся почти как те мальчик и девочка, которые делают это постоянно.

Но мы уже не те люди. Мы никогда не сможем быть ими, как бы мы ни старались, и это меня огорчает.

Как будто он думает о том же, его смех стихает, и он протягивает мне конверт.

— Что это?

— Что-то, что будет много для тебя значить.

Я кладу кекс на блокнот и открываю конверт.

Когда я вытаскиваю содержимое конверта, мое сердца замирает. Там есть фотография меня и папы, когда мне было, наверное, около пяти лет, и документ об изменении имени, в котором я указана как Оливия Фальчионе.

Я смотрю на Эрика, приоткрыв рот, не зная, что сказать и как это возможно.

Он был прав. Это для меня значит очень много. Больше, чем кто-либо может себе представить.

У меня до сих пор наворачиваются слезы от этих чувств.

— Как? — выдавливаю я. — Как он сделал это так, чтобы мы не знали? Разве тебе не нужно идти в суд и делать всякие вещи, чтобы это сделать?

— Да. Я уверен, что так и нужно, но папа мог делать все что угодно. Он не мог контролировать многие вещи, но из того, что он мог контролировать, он делал такие вещи. Он сделал одну для меня и одну для тебя. Думаю, это было что-то, что он хотел сделать и оставить для себя. Что-то, что держало нас с ним. — Эрик звучит так зрело. Думаю, он бы так и сделал, учитывая, что в последний раз, когда я его видела, ему было почти двадцать пять. — Это было среди его вещей, которые мне передали после его смерти. Это было от Персефоны. Я уверен, ты можешь себе представить, что она не хотела, чтобы это было в доме.

— Я могу себе представить. Эта женщина так нас ненавидела.

Одно только упоминание имени этой женщины заставляет мурашки ползать по коже. Я всегда стараюсь помнить, что не могу ненавидеть ее слишком сильно, потому что ее ненависть к нам понятна и полностью оправдана, но я ничего не могу с собой поделать.

Эйден рассказала мне несколько вещей о том, как она руководила Джудом, чтобы уничтожить нас, поэтому я думаю, что моя ненависть к ней тоже понятна, учитывая, что папа практически отключился от нас, потому что думал, что защищает нас, в то время как она все это время была на заднем плане и дергала за ниточки.