– Спасибо, Людмила Алексеевна, Петр Арсентьевич… – парень осекся, видя угрожающий взгляд папы, и тут же ускорился, торопливо направляясь в прихожую, – за гостеприимство и невероятно вкусный чай. Думаю, мне пора…

Не знаю, зачем большая часть моей семьи продолжала следить за тем, как Александр обувается, но его это только в очередной раз раззадорило, чтобы продолжать издевательски медленно натягивать на свои ножки сорок пятого растоптанного совершенно не осенние кроссовки. Может родители и не заметили, но я отчетливо видела эту ухмылку, растягивающуюся на чужих губах.

– Мам, пап, думаю, Саша может надеть обувь и без вашего присмотра, – не выдержала я и повернулась к ним, прикрывая медлительного парня спиной.

Нет, этим двоим срочно нужно расходиться по своим делам. Я хочу еще этому парню на прощание поцелуй подарить без лишних свидетелей!

– Петр Арсентьевич, – внезапно обратился Зайцев к моему родителю, заправляя шнурки и разгибаясь, – Вы отпустите Леру завтра вечером со мной в кинотеатр?

Эй! А меня спросить?! Но ладно, фиг бы с ним. Тут есть кое-что куда важнее моего согласия. Первый раз за сегодняшний вечер я увидела на родительском лице хоть что-то помимо нахмуренных бровей и плотно поджатых губ. Их уголки дернулись в явном намеке на улыбку, но тут же опустились, стоило ему серьезным тоном заявить:

– Чтобы в десять вечера она была дома, – ответил отец и с нотками угрозы в голосе добавил: – Не заходить мне дальше дружеских объятий.

– Папа!

– Петя! – выкрикнули мы с мамой одновременно, но он лишь расплылся в лукавой улыбке, отмахиваясь от нас.

– Обещаю, – весело отрапортовал ему Сашка и вытащил меня за собой на лестничную площадку, кинув родителям несколько слов в знак прощания.

И когда они успели спеться? Только для меня эти пару часов были одними из самых напряженных в жизни? Агх! Ненавижу это чувство беспомощности перед этим парнем…

– Чего лыбишься? – шикнула обиженно и ударила весельчака ладонью в плечо, на что он лишь пуще прежнего рассмеялся, прикрывая входную дверь и утягивая меня в свои объятия. – Все веселишься?

– Ага. Мне все больше и больше нравится Петр Арсентьевич, – хохочет, вытягивая свои губешки, словно уточка, для необходимого сердцу поцелуя.

Вот только я тоже не пальцем деланная. Кто сказал, что после всего не могу показать и малую долю своего невыносимого характера?

– Обойдешься, – оттолкнула от себя совершенно несопротивляющегося паренька. – Ты же слышал, что сказал папа. Никаких поцелуев!

– Но чмок в щечку даже за поцелуй-то не считается! – завопил возмущенно, притягивая к своей груди обратно.

Вот и как его переубедить и отказать, когда он смотрит на меня своими щенячьими глазами? Уж слишком я падка на его милую мордашку, позволяя вертеть мной, как ему заблагорассудится…

Встав на носочки, я едва дотянулась до его щеки, когда тут же ощутила на губах чужие и мягкие, дарящие абсолютно не невинные прикосновения. А я даже воспротивиться не смогла, утопая в его нежности и этом приятном чувстве самой настоящей любви. Куда уж там думать и подозревать, что один из родителей может нагло подглядывать за нами в глазок. Сейчас меня это мало волнует, если честно. Намного важнее оказываются большие теплые ладони на моей талии и жаркие объятия.

– Это так ты придерживаешься наставлений моего отца? – намеренно язвлю, наблюдая, как быстро расширяется чужой зрачок.

– Валерия Петровна, – переходит Зайцев на деловой тон, чуть ли не прижимая меня спиной к двери, – я сейчас не сделал и половины того, чего желаю. Но пока ты не будешь готова, я точно не переступлю проведенную между нами черту. На счет этого можешь не переживать ни ты, ни твой отец.

И я ему верю. Потому что знаю, что именно так он и поступит. Он уже давно это доказал. Потому что к нему у меня доверия порой даже больше, чем к самой себе. Потому что он именно тот мужчина, которому я уже давно доверилась целиком и полностью, забывая о былой настороженности.

– Просто знай, что я люблю твою непосредственность и никому не позволю заставить тебя усомниться во мне, – ласковое прикосновение губ к щеке. – Никогда больше тебя от себя не отпущу, – мягкое прикосновение сменяется интенсивным напором на губах, выбивая почву из-под ног. – И обязательно завтра встречу тебя в вестибюле универа.

Этот невыносимый засранец бросил меня, смущенную и краснеющую щеками, совершенно одну на лестничной площадке, самодовольно скрываясь в лифте, заставляя счастливо дотрагиваться до горящих губ пальцами и с улыбкой прокручивать воспоминания одно за другим, пока на телефон не пришло неожиданное пугающее сообщение, тут же спускающее настроение на самое дно Марианской впадины.

Неизвестный номер:«Я уже нашел тебя. Думаешь, спустя время не смогу добиться тебя снова?»

Стоя на улице прямо перед домом, я подозрительно разглядывал окно, выходящее из нашей кухни прямо во двор. Точно помню, когда мы с Солнцевой уходили, свет я везде погасил. Но закрыл ли входную дверь, раз сейчас в окне мелькает чья-то тень в ярком свете люстры…

Что-то мне все это не нравится. Ключи от квартиры есть только у меня и родителей, а они, к слову, вернуться из своей командировки только через неделю. Я же только сегодня утром созванивался с ними и еще раз все уточнил!

Поднявшись на нужный этаж, моему облегчению предела не оказалось. Дверь оказалась закрыта, коврик перед ней лежал ровно, значит, точно никто не рвался сломя голову внутрь, чтобы навести на лестничной клетке беспорядок. Вот только за этой самой дверью все веселье и начинается. Этот кто-то решил оставить снаружи идеальную чистоту, тогда как внутри творится полнейший хаос.

Это же до какой степени хотелось проникнуть в чужой дом, чтобы начать раздеваться по пути на кухню? Какая-то дутая черная куртка валяется возле шкафа, рядом с разбросанной обувью «грабителя». И даже старые, потрепанные и повидавшие виды серые кеды ну никак не хотят мне помочь вспомнить, у кого же я такую обувку видел.

Помимо необъяснимого бардака, наведенного неизвестным извращенцем, – а по-другому я это существо назвать не могу, раз оно решило сбросить с себя еще и портки, чтобы оставить их на пороге кухни, – никаких других правонарушений обнаружено не оказалось. Только эта несчастная куртка, обувь и штаны…

Можно, конечно, было бы подумать, что какой бомжеватый мужчина решил вломиться к нам в дом, предварительно аккуратно открыв чем-то дверь, где потом разделся и заснул мирным сном, если бы не одно крупное и пугающее НО. Отчетливый скрип дверцы холодильника и слишком уж знакомые чертыхания не внушают никакого доверия и заставляют хоть и слабо, прям совсем едва ощутимо, но поджилки затрястись.

Схватив первое, что попалось под руку, а это оказалась железная метровая лопатка для обуви, я направился прямиком на звук, даже не разувшись. Если уж и будут потом по всей квартире следы крови, я просто замету следы и выброшу кроссовки, спасаясь от полиции бегством. А лопатка – это вообще самый необходимый в обиходе предмет, способный не только помочь в обыденных вещах, но и проявить навыки самообороны. Особенно, когда она длинная и довольно тяжелая. Не убьет, так точно покалечит. Кто же знает, чем там вооружен мой противник.

Первое, что попадается на глаза, так это торчащая из-за дверцы холодильника наглая задница. Знакомые белые труселя в красных сердечках, которые я сам лично ради прикола покупал своему лучшему другу на четырнадцатое февраля. Но кто из граждан без определенного места жительства не щеголяет в таких по улице летом? Я сам видел парочку дедков, воркующих с девчонками возле мусорных баков. Так что такие могут быть у кого угодно и никак не могут подсказать мне, насколько чужая задница перед носом хороша в глубине своей тонкой мужицкой души.

А второе, что я решил сделать, дабы проучить нежданного гостя, так это неожиданно пришибить по спине лопаткой этого извращенца, дабы неповадно было пугать меня до усрачки своими любимыми боксерами.