– Я думаю, он меня поддержит и даже руку пожмет в знак благодарности. Теперь же вся твоя энергия направлена исключительно на меня? – спросил так, будто вещает о все той же погоде в утренних новостях. И чего это он такой самонадеянный? – А вот тебе за домогательства моей невинной души, может быть, что-то и сделает…

Мне не показалось? Он мне только что язык показал? Что за детский сад?! Ведет себя хуже Никиты в его обострения проявлений внутреннего ребенка. Осталось только в меня начать едой кидаться, и миссия выбесить и испортить нервные клетки будет выполнена на все тысячу процентов.

– Перекусим? – подала голос, стараясь сосредоточиться на поиске еды в недрах холодильника и выставляя себя более-менее гостеприимной хозяйкой, игнорируя собственное желание ответить ему тем же.

Нужно показать себя с хорошей стороны, как все детство учила мама, показывая пальцем на Никиту и причитая, что он оказался пробной, провальной версией ребенка и просто так, без моей помощи, его к себе никто на попечение не возьмет. Поэтому пришлось нам с Вероникой учиться быть хорошими хозяюшками, лишь бы моего братца приняла на содержание хоть какая-нибудь барышня. Вот и сейчас нужно выставить себя в хорошем свете и не ударить в грязь лицом, чтобы мы быстрее закончили этот день без препирательств и хоть чуть-чуть продвинулись к заключительной точке этих «отношений».

– Не откажусь, – раздалось хриплое над ухом, пугая и заставляя биться затылком о полку холодильника.

Боженька… Дай мне сил!

Решив не обращать внимание на чужое надоедливое жужжание, (даже не знаю, как у меня получилось абстрагироваться от лишнего бубнежа), я быстренько состряпала нам по паре бутербродов и заварила черный чай, пододвигая к рассматривающему все вокруг парню кружку.

Ели в тишине. Не думала, что скажу это, но огромное ему за это спасибо! Пока он не появился в моей жизни, я не ценила тишину и покой, все время попадая в неприятности. Сейчас же… Эти пятнадцать минут стали самыми счастливыми в моей жизни. Ну и пусть он расхватал все бутерброды, словно великое произведение искусства, быстрее, чем я успела опомниться и сесть за стол. Я и чаем оказалась сыта по горло, наблюдая, как он аппетитно уминал хлеб с колбасой.

Убрав со стола пустую посуду, хорошенько вымыв ее и протерев столешницу, в конечном итоге я привела пространство вокруг в относительный порядок. Между прочим, я уборщицей не нанималась!.. Но кто, если не я, ведь так?

После окончания придуманной для себя самой пытки, пришлось под протестующие возгласы тащить напарника в свою комнату, чтобы вновь не громить гостиную. И только возле двери меня осенило воспоминаниями: кто-то вчера очень долго ныл и противился убираться у себя в комнате, оставляя уборку на «потом», которое никогда не должно было настать. Вещи из шкафа разбросаны по полу, письменный стол завален тетрадками и смятой бумагой, а постель все так же взбита после беспокойного сна.

– Подождешь минутку? – пролепетала, стараясь натянуть на лицо свою самую приторную милую улыбочку из всех, тут же забегая в комнату через небольшую щель и прикрывая дверь перед чужим носом, защелкивая щеколду.

Кажется, так быстро я еще никогда не убиралась… Все вещи пришлось с особым усердием засунуть в вопящий поскрипываниями шкаф с отвалившейся задней стенкой. Смятая бумага полетела прямиком в мусорное ведро под столом, тетради кучкой уложились в тумбочку, а постель… На нее у меня совершенно нет времени. Я и так слишком задержалась.

Надеюсь, мое длительное пребывание в комнате не заставит парня мыслить в неправильном ключе.

– Заходи, – прошептала я вмиг севшим голосом и неловко прокашлялась, еще шире распахивая перед парнем дверь.

Саша стоит, облокотившись спиной о стену, и выжидательно поглядывает на меня исподлобья. Чуть удлиненная челка красиво ниспадает на идеально гладкий лоб без единого изъяна, а яркие голубые глаза, кажущиеся холодными и пугающими льдинками, смотрят так, что тут же перехватывает дыхание.

– Ты чего так дышишь? Убиралась, что ли? – усмехается парень, скорее всего, ожидая от меня какой-нибудь язвительный ответ, но лишь чуть краснею щеками, стараясь незаметно приложить к ним прохладные ладони.

– Н-нет! – отмахиваюсь и отвожу глаза, чтобы еще больше не зардеться. – Где будем заниматься?

Быстрым шагом пройдя к себе в комнату, я тут же прихватила со стола ноутбук и присела на кровать, устраивая его на своих коленях. Нервно несколько раз постучав по тачпаду, вошла в программу для создания проекта и тяжело выдохнула, для вида водя пальцем из стороны в сторону и наблюдая за передвигающейся стрелочкой на экране.

Так, нужно успокоиться. Нельзя показывать ему свою нервозность. Не хочу, чтобы он видел, что творит со мной, совершенно ничего для этого не делая!

– Может, на полу? Тут места больше…

Ну… Хочешь морозить свою задницу, хрен с тобой!

Оставив ноутбук возле ног, я быстро поднялась и направилась к двери на балкон, прикрывая ее. Хоть мне его ни капельки и не жалко, пусть все возможное себе отморозит, но себя я утянуть в пучину болезни и долгого цистита не позволю!

Обернувшись на подозрительно притихшего парня, я невольно уставилась на усаживающуюся на ковер тушку. Он сосредоточенно раскладывает возле себя необходимые нам учебники и тетради, достает пару ручек из своеобразного пенала и неожиданно хитро глядит на меня в ответ, совершенно несуразно выглядя посреди девчачьей нежной комнаты.

Вокруг нас светлые стены, которые по утрам в солнечном свете кажутся невероятно теплыми и родными. На полках и кровати лежат мелкие мягкие игрушки, с которыми я так и не смогла с возрастом расстаться, как бы ни старалась. На книжной полке покоится парочка романтических книг, которые мне любезно отдала в личное пользование Лебедева, с горящими от радости глазами, рассказывая о каждой.

Здесь не на что смотреть и одновременно с этим хочется увидеть каждую мелкую деталь. Но делать это может кто угодно, кроме него. Хоть Никита, хоть какой-нибудь незнакомец с улицы, но точно не он!

– Ты чего это? – возмутилась я, возвращаясь к парню и размахивая перед его носом лежащими рядом тетрадями. – А ну сосредоточься.

Нечего ему пялиться на все вокруг в моей обители непорочности и чистоты!

– Миленько тут у тебя.

Решив проигнорировать все его «комплименты», я без какого-либо ответа уставилась на экран в пустой белый лист.

– Первым делом мы должны выявить проблему, а затем…

Он меня даже не слушает. Я вижу его пристальный взгляд на своих губах, и с каждой секундой желание пройтись по ним языком растет все сильнее. Чувствую, как румянец вновь заливает щеки и переходит на шею и ключицы. Стопка книг по социологии была, кажется, перебрана мной тысячу раз, но я никак не могу отвлечься от этого испытующего взгляда, разбирающего меня на миллионы кусочков и обнажающего перед совершенно незнакомым парнем, от присутствия которого все нутро кипит гневом.

И чего он пялится? Недавно так любезно засматривался на чужие обнаженные бедра под короткой юбкой, а теперь решил переключить свое внимание на меня? Нет уж, спасибо, обойдусь без его отвратительных подачек.

– Зайцев, если ты не включишься в работу, то мы провалим эту работу. Тем более ты должен помочь мне с языком.

Вот что за глупый я человек? Если представлять то, что творится в его голове, то про язык я явно ляпнула зря. Даже знать не хочу, о чем этот сумасшедший теперь думает. Фу!

– Окей, – парень обреченно поднимает обе ладони вверх в знаке капитуляции и придвигается ближе, всматриваясь во все еще пустующий экран. – На каком уровне, говоришь, твой английский?

Ох, лучше ему об этом не знать. Как мы еще любили шутить с Вероникой в школе, мои познания заканчивались ответом на все вопросы учительницы в виде простого экселент, которое она каждый раз принимала, но показательно закатывая глаза. Как настроение? Отлично! Что я ела на завтрак? Превосходно! Даже о планах на будущее я могла рассказать, используя лишь одно это слово… Это был самый страшный стыд и позор в моей жизни, после которого я практически перестала стесняться говорить ей то, что думаю.