Но с ней хочется. Все это хочется сделать и причем не раз, что случалось довольно давно. Еще тогда, когда в жизни мелькала ОНА, приносящая распирающее изнутри счастье и ранящее чувство предательства. И как бы сильно я не хотел сейчас противиться этим желаниям, разум подсказывал, что исправить произошедшее необходимо немедленно.

Оббежав весь первый этаж и даже незаметно заглядывая в женскую уборную, я смог найти ее только на втором этаже. Сидящая на подоконнике, скрытом зарослями высоких растений возле лаборатории, она, не моргая, смотрела в окно, что-то заинтересованно высматривая.

Красивая, невинная, притягательная… Кажется, за ней можно наблюдать вечность. Но она замечает меня. Утирает ладонью бегущую по щеке соленую дорожку, зло хмурится и складывает руки на груди, выдавая категоричный отказ к разговорам.

Чем ближе шаг, тем сильнее она сжимается в своем коконе. Готовится сбежать, убирая пачку сухих салфеток обратно в небольшой рюкзак. И даже уже ставит ноги на землю, как мои ладони оказываются на голых коленках, не прикрытых тканью юбки, и удерживают их на месте.

– Отпусти, – шипит, в глазах плещется ненависть.

А видеть ее такую, полную разных эмоций, становится невероятно приятно. Еще ни одна не смотрела на меня так, ни одна не противилась, а она делает все, чтобы мне захотелось испытывать ее снова и снова.

– Послушай…

– И не собираюсь этого делать!

Ладони оказываются скинуты, девушка касается белоснежного кафеля ногами в невысоких открытых туфельках и подцепляет пальцами тонкую лямку рюкзака. Я не хватаю ее в ответ, опыт уже получен, и еще одной ошибки она мне точно не простит.

Нельзя дать ей сбежать.

– Я хотел извиниться.

Она застывает, смотрит подозрительно, выкручивая пальцы от волнения. Дышит загнанно, будто я нашел ее здесь не только что, а гнался с самого первого этажа, преследуя, словно хищник добычу.

Как ей объяснить эту тягу к прекрасному созданию, что рождается из неоткуда и заставляет поступать, как последний придурок, выставляя себя не в лучшем свете?

Ее волосы легкими волнами обрамляют лицо, немного сбитые на затылке пряди придают образу беспорядок, будто она долго и упорно оттягивала их, стараясь вырвать. Глаза покрасневшие, тушь немного смазалась, а смоченные ресницы кажутся еще длиннее, чем до этого. Кубы, как я и думал, кажутся алыми, налитыми кровью, будто кусали их долго и упорно. А юркий кончик языка то и дело проходится по ним и утыкается в щеку.

Не верит. Я бы тоже не поверил.

– Прости. Не знаю, что на меня нашло. Я не хотел, чтобы так получилось, правда. – Девушка скептически выгибает бровь, расправляя широкую лямку на плече. – Ни вчера… Ни сегодня. Я ляпнул, не подумав, и теперь мне невероятно жаль… – тише, чем следовало, выдавил из себя, нарываясь на тихий океан спокойствия и презрения, от которого хочется сразу же избавиться.

– Ты понимаешь, что все сказанное тобой сейчас – это пустой звук? Думаешь, я буду единственной в твоей жизни, кто возненавидит тебя за подобные слова? Если так, то мне тебя тоже жаль.

Если бы ее голос не дрогнул в самом конце, я бы подумал, что передо мной совершенно другой человек. Она говорила так, будто не испытывает боли, огорчения, разочарования. Но вот по ее бледному лицу вновь текут слезы. Веки часто подрагивают, смаргивая излишнюю влагу, а мне хочется остановить этот нескончаемый поток.

Без задней мысли, притянув ее к себе за талию и укладывая ладонь на взлохмаченный затылок, я прижал ее маленьким носом кнопкой к своей груди. Первый всхлип, второй, злой удар тонкой кистью совсем рядом с шеей и нескончаемые пошмыгивания. Она плачет, а я больше не улыбаюсь, чувствуя, как на футболке расцветают уродливые влажные пятна.

Впервые мне захотелось успокоить девушку, а я не знаю, как. Что нужно еще сказать? Обнять или оттолкнуть, вытирая чужие слезы? Подбадривающе похлопать по спине или продолжать молчать, делая вид, что ничего не замечаю?

– Прости…

Стискивая сильнее в своих руках хрупкое тельце, я посмотрел на темную макушку, что перестала шевелиться из стороны в сторону. Чужие ладони замерли, а блестящие глаза, глядящие в ответ, выражали явное любопытство. Чужой нос похолодел, и девушка привстала на носочки, чтобы уткнуться им мне в шею, пуская табуны мурашек по коже от контраста температур.

Что между нами происходит? Неизвестная никому тайна, разгадать которую не сможем даже мы сами. Но все действия ощущаются настолько приятными, уютными и необходимыми, что…

– Как тебя зовут? – тихо, будто боясь задать вопрос.

От ее голоса сердце подозрительно чаще забилось, будто стараясь вырваться из грудной клетки, и, кажется, его биение слышно даже ей. Дыхание перехватывает, губы пересыхают и это заставляет тугой ком скручиваться где-то внизу, пробуждая совершенно иные желание, нежели жалость.

Да что со мной сегодня такое?!

– Саша… – прохрипел, прокашливаясь, не отрывая взгляда от ясной лазури. Они пленили, кажется, с самой первой минуты, и теперь не отпускают, требуя смотреть исключительно в них.

Стоило только открыть рот для ответного вопроса, как на весь этаж разнеслось громкое и злое:

– Лера! Я тебя уже обыскалась!..

Сегодня его руки казались настолько нежными, что все желание спорить моментально утихло. А стоило только дать слабину, как его успокаивающие движения подарили тот самый покой, о котором я так долго мечтала.

Яркие голубые глаза смотрят настолько пронзительно, что отовраться от них невозможно. Они засасывают своей глубиной куда-то туда, откуда нет выхода. Сладкий свежий аромат от длинной широкой шеи кружит голову и просит сдаться окончательно. Мне даже имя его захотелось узнать, пока он так крепко держал мое тело в своих объятиях.

Возможно, он и правда раскаивается, сожалеет о сказанном, но теперь я хотя бы знаю, кого нужно проклинать из-за внезапно взбесившегося сердца, на которое, сколько не шипи, спокойствия не дождешься.

– Лера! Я тебя уже обыскалась!..

Ксюша бежала, кажется, на самой высокой своей скорости, расталкивая попадающихся на пути людей. Зло втягивала носом воздух, от чего его крылья ходили ходуном. Возможно, еще бы чуть-чуть, и из ушей у нее пошел бы пар, а на макушке выросли бы красные зловещие рожки.

Еще издалека увидев меня в своем самом плачевном, в прямом смысле этого слова, состоянии, обнимающуюся с «тем самым парнем», ее аура сменилась от разгневанной особы до самого профессионального киллера, умеющего убивать так, чтобы следов не оставалось.

Оттолкнув от себя парня, чтобы избежать той же участи, я схватила подругу за руку и, слыша где-то на периферии просьбы поговорить, даже не обернулась, выходя на лестничный пролет.

Почему этот грубиян вызывает во мне такую бурю эмоций? Почему в одну секунду мне хочется его отлупасить ладонями по всем возможным местам, а в другую ответить на все действия явным согласием? Это из-за длительного перерыва в отношениях? Надеюсь, что нет, иначе разбушевавшееся от чувств сердце вновь разобьют и радостно потопчутся, оставляя на земле темные пятна.

– Леркин, что у вас происходит? Вы то деретесь, то целуетесь у всех на глазах… – удивленно протянул внезапно появившийся из-за угла такой же запыхавшийся, как и Ксюша, Шилов.

Они что, искали меня, бегая по этажам? Думали, я смогу сбежать, несмотря на еще одну лекцию? Что-что, а такой вседозволенности я себе позволить не могу, зная, что дома меня обязательно будет ждать допрос с пристрастием от лучшей подруги и брата.

– Ничего, просто возникло небольшое недопонимание, – ответила как-то застенчиво, чувствуя розовеющие и пышущие жаром щеки от пристального внимания с двух сторон.

– И всегда ты из-за недоразумений целуешься с парнями в засос?! – веселясь, продолжал молодой человек, видимо, лишившись инстинкта самосохранения и совершенно не реагируя на болючие таканья в бок Ксюшиным локтем.

Как они вообще уживаются вместе? Наверное, для меня это навсегда останется загадкой.