Весело то оно весело, но не в том случае, когда на тебя и него устремлены злые и, возможно, проклинающие взгляды отца. А как я, спрашивается, хотела? Все-таки единственную дочь скоро из семьи уведут создавать новую ячейку общества, если верить его рассказам той старушке…
– Мечта, значит? – грозно шипит мужчина на свою жену, звонко ставя кружку на стол.
Божечки… Это что, ревность? К кому?! К этому двухметровому бугаю, который все время после моего возвращения с лестничной площадки мою ногу своей взмокшей ладошкой под столом сжимает? Не смешите меня!
– Петя! Ты прекрасно понял, о чем я говорила, так что не начинай, – отмахивается родительница, продолжая строить Сашке глазки.
Хотя… Согласна, моя мама еще очень даже ничего. Стройная, всегда ухоженная, с подкрашенными черным карандашом глазками и сияющей помадой на губах. В Светлом домашнем платьице и с ее строгой осанкой, которой обучали родители в детстве, чуть ли гладильную доску не привязывая к позвоночнику. Я бы тоже такую женщину к своему парню приревновала.
Но я – это я, а вот дергающийся от внезапно пробившего озноба Зайцев – это уже совершенно другой разговор.
– Петр Арсентьевич, – сквозь зубы представляется отец, даже не протягивая парню руку для рукопожатия.
Как-то уже поздновато для знакомства…
– Александр.
Как бы мне сейчас хотелось сказать, что обстановка вокруг разрядилась до более приемлемой, но… Не могу! Практически ничего не изменилось, кроме того, что теперь другую мою ногу держали у себя в плену, а отца мама спустя время утащила от стола к широкому дивану для «личного» разговора.
Только старший братец остался наблюдать за нами, словно за зверушками в зоопарке. Ему не хватает только попкорна и сладкого химозного напитка, чтобы сполна насладиться сложившейся ситуацией. Следит за мной , поглядывая исподлобья светлыми глазенками, и не моргает, видимо, стараясь разглядеть на моем лице каждую морщинку.
– С одной стороны, я бы безумно хотел узнать, что это произошло недавно, но с другой… Что-то мне подсказывает, что ответ будет более устрашающим, чем я предполагаю. Так что я, наверное, тоже пойду. Добьюсь от тебя ответа в другой раз.
И отсалютовав нам полной кружкой с чаем, удаляется к себе в комнату, слишком громко захлопывая дверь, заставляя нас обоих вздрогнуть от неожиданности и взглянуть друг на друга.
В голове пустота. Согревающая жидкость приятно обволакивает горло, бурным потоком доходя до урчащего желудка, но язык так и не двигается, чтобы сказать хоть слово.
Как все прояснить? Прямо сейчас начать издалека, чтобы рассказать своему нынешнему парню о бывшем? Что за бред…
Но и сейчас думать не приходится. Этот самый понимающий и невероятно внимательный молодой человек, просто настоящий мужчина, смотрит на меня так, словно понимает все без слов. Будто ему не нужны никакие оправдания и объяснения, ведь ему и так известно все о моей жизни.
Даже мурашки от него такого пробегают по коже, что невероятно хочется поежиться.
– Что-то случилось? – шепчу нервно, чтобы наверняка греющие уши родители нас не услышали.
Хочется хоть что-то разглядеть в его небесно-голубой радужке, подтверждающей мои самые страшные опасения, но там лишь тихое спокойствие, утешающее меня в который раз за все наше короткое, но бурное знакомство. Он мягко накрывает мою ладонь, лежащую на столе, своей, и прикрывает веки, растягивая губы в милой улыбке.
– Это лучше ты мне скажи. Чего дергаешься, словно нас поймали с поличным?
– Ну… Это…
– Лерка, в твоей голове я еще не научился разбираться, поэтому пока помоги мне сама. Я тебя внимательно выслушаю, – бормочет тихо, наклоняясь как можно ниже, чтобы оставить на горящей щеке мимолетный поцелуй.
Вот и как в такой ситуации я могу хоть слово вымолвить, когда все мои мысли крутятся исключительно вокруг мягких алых губ, аромата освежающего можжевельника и сильных, с выступающими венками рук, спускающихся по предплечью вплоть до локтя в приятном ласкающем жесте…
– Никогда не думала, что твое полноценное знакомство с моими родителями пройдет так. Мне ужасно стыдно, – выпаливаю на одном дыхании и наклоняюсь к чужому плечу, чтобы спрятать пылающее лицо.
Саша смеется и даже не скрывает этого. Хохочет в голос, ласково проводя ладонью по моему затылку в успокаивающем жесте. Но это ни капельки не утешает. Ощущение, что смущение только растет в геометрической прогрессии, вместо того чтобы идти на спад! Так и хочется треснуть по симпатичной мордашке в отместку за эти явные смешинки в голубых глазах, но мне хватает сил только сильнее вдавить свой лоб в изгиб его шеи и вдохнуть поглубже, наслаждаясь приятным ароматом.
– Тебе не должно быть стыдно. Уж точно не за своих родителей и не за сложившуюся ситуацию, – в чужом голосе слышна сталь, и мы оба осознаем, что причина находится в одном конкретном человеке, что так легко из наших жизней уж точно не исчезнет. – Но мне понравились слова Людмилы Алексеевны. Я же и правда мечта! – воскликнул, тут же проглатывая очередной смешок.
– Зайцев! Смешинку проглотил?
Я тут нервничаю сижу, корю себя за все, а он забавляется…
– Именно ее, Солнце. Поэтому перестань переживать и смирись с тем, что у тебя самая прикольная семья, которую я когда-либо видел, – и добавляет шепотом: – Особенно мне нравится то, как за нами постоянно наблюдают и прерывают.
Стоит ему только это сказать, как на диване, всего в нескольких метрах от нас, папа подрывает со своего места и тычет в нашу сторону пальцами, тогда как мама старается его успокоить и усаживает на место.
– Вот именно об этом я и говорю. Мне придется смириться с тем, что все мужчины в твоей семье будут следить за мной в оба, не позволяя даже обнять.
Но все это совершенно не мешает ему прикоснуться своими мягкими теплыми губами к моим, чтобы ласково смять их и показать, как его нескончаемая нежность способна преодолеть все преграды.
Как же приятно находиться в его руках. Не хочется больше думать ни о каком-то там Пескове, ни тем более об отце, который, надеюсь, не смотрит на нас, застав за не самым приличным делом. Сейчас мне жизненно необходимо наслаждаться этим моментом, отведенным только для нас двоих. Зарываясь в пушистые короткие волоски на крупном затылке, поддаваясь на будоражащие ласки чужих мягких губ.
Пусть легкие и обжигает сильнейшим огнем, кажется, я никогда не смогу оторваться от этого мужчины, даже если кислород перекроет насовсем. Я буду упиваться этой страстью и запомню это мгновение надолго. Особенно, когда большие и чуть шершавые ладони мягко водят по рукам и шее, разминая напряженные мышцы.
– Я… – звучит сквозь прерывистое дыхание, – хочу познакомить тебя со своими родителями.
С родителями?.. Какими родителями?.. Меня?..
– А?..
– На следующей неделе, – уверенно заявляет в ответ, но, видимо, видя полнейшее непонимание на мом лице, тут же запоздало выпаливает: – Но только если ты не против.
Но разве мое «против» что-то изменит? Как я могу ему отказать, когда этот человек героически выдержал нападки моего отца? Да и тем более, когда сама хочу лично увидеть людей, что воспитали этого парня таким, какой он есть.
– Думаешь, я откажусь посмотреть, кто терпит тебя каждый день помимо меня?
– «Терпит»? Вот так, значит? – Саша клацнул зубами прямо напротив моего указывающего на его лоб пальца и в излюбленном жесте прикоснулся губами к кончику носа, заставляя рассмеяться от зарождающегося в глубине тела тепла и нескончаемой радости.
– Идем уже, а то папа нас сейчас четвертует, если мы еще хоть на секунду задержимся в объятиях друг друга, – тихо пробормотала я, видя гневный взгляд отца, и тут же со вздохом отлипла от одного наглого засранца, не желающего отпускать меня из своих рук.
М-да уж… Перт Арсентьевич может заставить стушеваться любого. Тут даже самой оставаться на глазах не хочется. Страшно представить, что на душе у Зайцева творится. Но на раздумья сейчас нет времени. Нужно поскорее выпроводить парня за порог, чтобы не нервировать папу и потом хорошенько промыть ему мозги по поводу того, что у его дочери в девятнадцать годиков может иметься своя личная жизнь.
