— Валя!

— Ну что же, Саша? — она уже собралась уходить, стояла вполоборота. — Телогрейку-то набросьте. Остудитесь.

Потом они обедали. На веревке, под солнышком махала рукавами его модная, купленная Элкой рубашка. Потапов сидел в телогрейке на голое тело — словно так и надо. Старуха смотрела то на него, то на Валю, качала головой.

— Ну, рюмочку-ту еще одну опросташь?.. Тебе-то хватит, — осекала она Петра Никанорыча. — А Сане-то Олександровичу одну еще, однако, можно и выпить… Захаживай к нам. С Валечкой с моею вместе. Или что же? Уедешь — не приедешь больше?

Потапов поднял рюмку, хотел сказать: «За будущую встречу!» Но показались ему эти слова какими-то слишком книжными. Тогда он просто улыбнулся, тронул своею рюмкой Валину, Никанорыча. Старухиной же рюмки на столе не существовало.

И еще он помнил, как уже в городе остановились у Валиной двери и Потапов держал ее руки в своих руках — такое сверхневинное, по современным понятиям, проявление чувств. Но Потапову и это казалось много, сердце грохотало под чистой рубашкой. Потапов хотел усмехнуться над собой: ну что в самом деле за мальчишество — в сорок-то лет. Хотел усмехнуться и не смог.

По логике событий, с младых ногтей преподанной нам теле- и киноэкраном, Потапов, наверное, должен был сейчас поцеловать Валю… Но хоть ты застрелись, не мог он перейти какую-то границу, духу не хватало! Валя смотрела на Потапова, словно спрашивала: ну что же дальше? В каждой ее ладони стучало по сердцу.

— Пойду я, пустите…

Она вынула из его руки свою правую руку, достала ключ, отперла дверь. А левая ее рука все не расставалась с Потаповым… Надо что-то сказать, думал Потапов, поцеловать или к ней войти, что-то сделать надо. Если сейчас расстанемся, завтра — все!

Тихо Валя освободила свою левую руку, посмотрела на Потапова полуобернувшись, как она любила, и захлопнула дверь.

Он шел домой к гостинице. Шел всю дорогу пешком. Шел и говорил себе: ну вот и все, допрыгался, дуб мореный, в гробу тебя Валечка видала, увальня! Завтра хоть обзвонись… И улыбался и не верил ни одному своему слову!

Так были прожиты им счастливая суббота и счастливое воскресенье. Теперь шел счастливый понедельник — он слонялся по городу и ждал, когда кончится Валина вторая смена.

Вечер настал, но до пол-одиннадцатого ночи было ох как еще далеко. Что было делать Потапову? В номер идти неудобно: Сева работать вроде сел. По улицам шастать — устал… В кармане бултыхалась, словно сом в сети, тяжело-неповоротливая бутылка шампанского.

Отчаявшись придумать что-то более или менее гениальное, он пошел в кино, купил три билета на три сеанса, которые начинались один за другим с перерывом только на пиво и бутерброды.

Как-то одну из зим своей жизни он ходил в Дом кино. То есть его таскала туда Элка. И помнится, некий человек им рассказывал, какая это нелегкая якобы работа — сидеть в жюри разных кинофестивалей. Потапов кивал из приличия. А сам думал: милый, в нашу бы тебя контору, вот тогда бы ты кой-чего понял по-другому!

Сейчас, глядя вторую подряд картину — кстати, недурной детектив и даже с намеками на психологизацию, Потапов подумал, что, наверно, это действительно невеселое дело — смотреть по пять фильмов в сутки, прав был тот «жюрист»… И подумалось об этом без раздражения, хотя и было связано с Элкой… Вот тебе и пережил я высокую трагедию, неужели правда? Стало даже как-то неудобно. Ведь прошел всего месяц! Вот тебе и… Тут началась погоня, и Потапов забыл свои мысли. Но пока преступник пил в ресторане (фильм этот был двухсерийный, и поэтому преступник не спеша пил, ел, одевался, раздевался и прочее), мысли Потапова снова вернулись на сломанные погоней рельсы… Значит, так. Сперва ты переживал из-за нее. Теперь переживаешь, что мало переживаешь. Не хватит ли? Тебя ждет чудесная девушка…

«Чудесная девушка»… ну пусть не самое оригинальное выражение, не важно, не придирайся — да, чудесная девушка. Так искренне из себя ничего театрального не строит. И кажется, искренне от тебя чего-то ждет. Ему вдруг представилось, как он знакомит Танечку и Валю… Увидел Танюлины внимательные, приглядывающиеся глаза, сердце заныло… Это, Танюлечка, тетя Валя. А Танька, конечно, никакой радости не изображает. Она у Потапова умница, врать не обучена…

Он вышел вместе со зрителями из кино и вошел в него снова — уже с другими зрителями. И снова стал в не очень длинную очередь к буфету. Снова бутерброды с сыром и пиво.

Прошло полтора часа, кончился и этот сеанс. Потапов опять остался бездомным… И тут его осенило: а поеду-ка я встречу Валю после смены. Ему представилась полутемная тихая улочка, проходная — будка с дверью, над которой висит лампочка, — где-то когда-то он видел такое…

— Девушка красивая, скажите мне, пожалуйста, как до имени Первомая добраться?..

Автобус покатил его по булыжным улицам, потом по асфальтовым, потом по мосту через реку. На реке было темно, только редкие огни высвечивали полыньи дрожащей воды.

А вот и проходная! Широченные ступени, электрические часы, стеклянные двери. Ну то есть все то, что бывает на современных предприятиях, что сам Потапов видел сотни, наверное, тысячи раз! Ведь и вход в его контору был примерно такой же!.. Да, мил друг, потихонечку глупеешь…

Он зачем-то поднялся на несколько ступенек этой совершенно пустой сейчас лестницы. Постоял немного, засунув руки в карманы. Собственно, правой руке очень мешала треклятая бутылка. А внизу, на небольшой площади, у этих почти что дворцовых ступеней было довольно людно. Со своего пьедестала он мог спокойно рассмотреть несколько разреженную, но все же толпу — в основном ребята лет на десять — пятнадцать моложе Потапова… Девчонок ждут со смены!

Вот так номер! Вот тебе и коси косой свободных красавиц! Сюда бы Севку с его глубоким знанием жизни… Потапову неловко стало торчать на ступенях одному, и он спустился вниз, присоединился к толпе ожидателей. Возможно, здесь был кто-то, кто ждал Валю. Ну а что? А почему бы и нет? На всякий случай он решил постоять где-нибудь около остановки Валиного автобуса и посмотреть, как она выйдет… И кто ее встретит.

Нет, дело не в том, что он чего-то там испугался. Но просто могла выйти неловкость, глупая сцена… А зачем же тогда подглядывать? Зачем вообще тут оставаться?.. И остался…

Замахали блестящими крыльями двери — это пошел со смены народ: женщины, женщины, женщины. Лишь редкие мужики двигались в этой реке. И опять Потапов довольно глупо кое-чего недоучел. Забыл, что современное текстильное предприятие — это тысячи людей, целый конвейер лиц, разговоров, движений. Взгляд Потапова пробежал направо, налево (да где уж там!) и бессильно пополз по лицам в мгновенно родившихся автобусных очередях.

Наверное, впервые Потапов понял, до чего ж он погружен только в свое узкое знание. И до чего ж он плохо представляет всякую иную жизнь! Его, столь уверенного в себе, мысль эта поразила. На некоторое время он даже забыл о Вале. И неужели, подумал он, надо было получить по башке на службе и от Элки, чтобы сделать для себя вот такое открытие?.. Глупо, конечно…

Тут он увидел Валю. Она шла рядом с каким-то мужчиной лет примерно тридцати. Впрочем, Потапов видел его лицо лишь секунду. «Тридцать» — это он автоматически вычислил по Валиному возрасту. Многие, как и Потапов, смотрели им вслед. Их здесь, наверное, знали… именно в этом сочетании. Валя шла чуть опустив голову — слушала, что говорил ее спутник. А говорил он спокойно, не торопясь. Наверное, с ним трудно было не согласиться.

Они остановились шагах в двадцати от Потапова, и он хорошо видел их поверх других голов. Мужчина повозился секунду у дверцы «Жигулей», влез внутрь, открыл дверь для Вали. Она привычно, как показалось Потапову, села на то место, куда любят садиться все девушки — рядом с водителем. «Жигуль» аккуратно проехал, подсигналивая фарами на столичный лад (хотя здесь не запрещено было пользоваться и клаксоном), подкинул газку и уехал, мелькнув напоследок красными огнями.