Вот так все вышло. И неожиданно обрыв открылся перед Потаповым — он стоял на берегу обрыва со своими намерениями, со своей идиотской бутылкой. Автобусы подъезжали один за другим, расхватывая последние остатки очередей. Вечер, может впервые за всю весну, был удивительно теплый. И Потапову очень легко было представить, как Валя едет в «Жигулях», приоткрыв окошко.
Он никогда не имел собственной машины. Может быть, потому, что был человеком весьма нерукодельным. Да к тому же машину вдруг и не купишь. На нее надо копить! А они с Элкой жили всегда довольно безалаберно. Потапов не желал другого житья и не жалел об отсутствии машины — да тыщу лет нужна ему эта движимая собственность, в такси все улицы близки, и точка.
Но сейчас все было по-другому. Он заметил, что не так уж мало девушек разлеталось отсюда на «москвичонках», на «Жигулях», на «Запорожцах», которые в соответствии с рангом пропускали вперед своих более классных собратьев. А Потапов стоял бы сейчас с Валей в этой длинной очереди, мимо которой, уютно фырча, проплывают автомобили… Господи! Чушь какая! Еще не хватало ему страдать по такому пошлому поводу.
Он влез в автобус. Девчонки — а здесь почти сплошь были одни молодые девчонки — с интересом поглядывали на него. Потапов улыбнулся какой-то симпатичной, что стояла рядом. И она улыбнулась ему в ответ… Ну вот, а ты говорил. Да пошли они к черту-дьяволу, эти «Жигули».
Полный решимости, но при этом все-таки не зная, как поступить, он вышел на Валиной остановке. Вот и дом. Потапов попробовал найти окно… На пятом этаже горело окон пять или шесть. В одном висела голая лампочка, и Потапов сразу исключил его как «не Валино». В других были вполне уютные розоватые и желтоватые света. Надо позвонить, сказал себе Потапов. Так приличней… Или я просто испугался, а? А чего мне бояться-то!.. Но приличней все же позвонить.
Минут пять он шел, разыскивая автомат. Но никаких автоматов тут не было… Неужели я уйду? Просто так уйду и все?.. Времени уже без десяти одиннадцать. Он вернулся к Валиному дому, горящих окон на пятом этаже прибавилось — это вернулись со смены ткачихи, и прядильщицы, и мотальщицы, те самые девчонки, с которыми, быть может, он ехал в автобусе.
Вдруг свет в одном окне погас, и это неожиданно больно задело Потапова… Да брось ты глупить!.. Нет, теперь уж вообще неудобно идти без звонка.
Так сказав себе, он быстро вошел во двор… Он даже не знал ее адреса. Но сразу увидел то парадное, в которое ему надо идти. Пошел вверх, шагая через ступеньку и сильно дергая перила назад, словно бежал на лыжах.
На площадке пятого этажа было светло, даже слишком. Он увидел латунную табличку «В. Н. Горелова» и сразу позвонил, и почти сразу дверь открылась.
— Ну что же ты опаздываешь? — тихо сказала Валя. — Заходи скорее!
Она была в домашнем платьице, в мягких тапках. Отступила на шаг — только чтобы впустить Потапова.
— Дверь-то закрывай… Жду-жду тебя, кавалер! — Она улыбалась, но и укоризненно смотрела на Потапова. — Я-то и со смены сумела не опоздать. А он ко мне опаздыват!
Они по-прежнему стояли в тесной ее прихожей. Потапов хотел снять плащ, но остановился на полпути: не развернуться и… и что-то он не то сейчас делал. Валя была совсем рядом, словно нарочно загораживала ему проход, смотрела на него снизу вверх и улыбалась. И Потапову, можно сказать, ничего не оставалось делать как только обнять ее.
— Ну подожди, подожди! — сказала она. А сама подняла руки, обняла его за шею, как в Москве не обнимаются, наверное, уже лет десять.
Повеяло на Потапова чем-то забытым и молодым. Он крепко прижал к себе Валю и тут же почувствовал с закрытыми глазами, какие у нее мягкие губы. Валя вздохнула, и Потапов тихо отпустил ее.
— Господи! Какой ты здоровенный, Саша… Да что это у тебя? Чуть мне ребра не поломал.
Потапов вынул проклятущее шампанское…
— Как на Новый год. И времени скоро двенадцать… — Казалось, она совсем не была смущена тем, что Потапов поцеловал ее. — Ну раздевайся. Что же ты остановился-то?
Потапов снова потянулся к ней. Валя быстро отступила, покачала головой — шутливо и с кокетством, чтобы не обидеть его. Только она совсем не умела кокетничать… Потапову тут надо было бы сказать какие-то слова. Но за давностью, он все их забыл! Валя, наверное, это все поняла, засмеялась.
— Саша, Саша! Никуда мы с тобой не годимся. И кино про нас снимать не будут!
Она так радостно пошла на кухню, вообще так радостно двигалась, что все потаповские тревоги, связанные с «Жигулями», показались ему сущей чепухой.
— Валя… — Он снял плащ.
Ничего ей говорить не буду!
— В комнату иди, я скоренько.
Телевизор, шкаф, диван, проигрыватель, две полки книг… Потапов приотодвинул штору, увидел то место на улице, где он стоял несколько минут назад. И почти не узнал его — таким пустынным и сирым оно теперь казалось. Странно было представить Потапову, что он стоял там и смотрел на горящие окна.
Отпустил штору, повернулся спиной к окну, еще раз оглядел комнату. Пожалуй, здесь было слишком светло — горела пластмассовая люстра под потолком, а в углу еще и торшер… Из кухни прилетали тихий звон и какие-то шорохи.
Люстру на фиг, радуясь своему мальчишеству, подумал Потапов и стал искать глазами выключатель. Но может, в создании этой полутьмы будет некий непрошеный намек?
Он выключил люстру, но тотчас включил ее… Вошла Валя, в руках ее было шампанское и два простеньких фужера.
— Это что же такое? Сигнализация? — и улыбнулась.
У нее было такое милое, умытое лицо. Да, самым натуральным образом умытое — водою из-под крана и, наверное, даже с мылом. И ни капли краски, ни пудры, ни туши.
…До чего ж ты хороша у меня!..
Но этих слов не сказал Потапов. Эти слова он говорил Элке, давно, в первые годы их любви. А Валя словно чего-то ждала от него. Но прошла секунда, две, три…
— Помоги же мне, Александр Александрович. Что растерялся-то?
Он слишком поспешно взял фужеры, чуть не уронил… Валя выключила верхний свет:
— Ну? Так ли тебе больше нравится?.. Да садись же ты, Саша. Что-то растерянный такой?
— Валечка, знаешь, попрошу тебя: ты задавай мне поменьше всяких наводящих вопросов. Я и так от тебя не очень в себе, а тут еще на вопросы отвечать.
Она секунду смотрела на него:
— Ладно… Ну так шампанское ты умеешь открывать?
Есть на свете такие особые умельцы по открыванию шампанского. Мастера, можно сказать, своего дела. Потапов к ним отнюдь не принадлежал. А сколько, в самом деле, раз за тридцать восемь лет нормальный человек открывает шампанское? Да очень ведь редко!
Пробка хлопнула, сильно толкнула Потапова в ладонь. Однако он успел наклонить горлышко прямо в фужер!
Все еще переживая свой гусарско-официантский успех, Потапов весьма изысканно протянул Вале бокал:
— Ну? За Валю?
— За Валю так за Валю!
Они чокнулись, и звук получился глухой, словно они чокались не стеклянными фужерами, а деревянными бочонками… Они сидели друг против друга через стол.
— Как на переговорах, — сказал Потапов и поднялся. Валя сидела на диване, снизу вверх смотрела на него.
— Нет, подожди, Саша… Мы на переговорах с тобой и есть.
Потапов удивленно улыбнулся.
— Ты мне можешь рассказать, кем работаешь ты?
— Зачем тебе? — опять удивился Потапов.
— Ну расскажи уж, пожалуйста…
— Хм… раз настаиваешь, изволь.
Цепляясь душой за каждую фразу, он стал рассказывать об основах своего дела, потом об устройстве «прибора», о принципах слежения за выходящим газом. Наконец перешел к своей теперешней работе, к любимейшему «Носу»… На душе у него не осталось и следа недавнего раздражения. Он словно и сам что-то узнавал!
— Вот так, Валечка. Такие мои пироги!
— Это очень секретно?
— Как сказать… В принципе этим весь мир занимается. А подробности, конечно, секрет.
Валя кивнула. И странное какое-то было у нее лицо. Скорее всего печальное — так, пожалуй, можно сказать. Потапов с удивлением вглядывался в это лицо. А Валя с тою же внимательностью и еще с грустью смотрела на него.
