— Самонадеянный какой, — ворчу я в сторону.

— Палец не сломан. Просто ушиб, — хрипло произносит Матвей. — Мазью нужно обрабатывать каждый день.

— Держи, — подошедший Игорь протягивает ему фиолетовый тюбик.

Не сводя с меня взгляда, Матвей откручивает крышку тюбика, выдавливает прозрачную мазь на пальцы и подносит их к моей ступне.

Нежными, чувственными движениями, будто лаская мою ногу, втирает мазь в пострадавшие пальцы. Совсем не больно даже. Вкрадчиво смотрит мне в глаза, сглатывает, от чего его кадрык дёргается. Не смея разорвать эту связь глазами. Его пальцы двигаются выше. Против воли прижимаю колени друг к другу. В паху простреливает желанием. Что со мной твориться?

Давлю в себе стон, и не могу понять — это мне так больно, или пылкий взгляд Матвея на меня так действует. Этот момент ещё интимней, чем поцелуй в тренерской раздевалке. Я сама позволила ему касаться меня!

Может мне действительно обратиться к психологу? Кажется я схожу с ума. Не понимаю, почему Матвей на меня так действует. Обычный мужик. Красивый правда. Очень красивый. Я уверена, что в него влюблена каждая женщина от двенадцати до восьмидесяти. Почему он так смотрит именно на меня? Подо мной сейчас диван загорится, насколько мне жарко. Воздуха не хватает, но оторваться от серо-голубых глаз Матвея я не могу. Любуюсь, лаская взглядом хмурое и сосредоточенное лицо.

— Прости меня. Я не знал, что ты так отреагируешь.

Бросаю взгляд Игоря. Тот понимает мою немую просьбу и уходит из кабинета.

— Ты всегда так поступаешь? Берешь силой?

— С ума сошла? Я никогда не обидел ни одну женщину! — возмущается Матвей. Мазь он вытер, теперь просто стоит передо мной на коленях, держа мою ногу в своих горячих ладонях. — Обычно они сами вешаются, но на тебе система сбоит.

Откидываю голову назад и заливисто смеюсь. Вот такой вот выход негативной энергии. Возмущение и обида переходит в истеричный смех.

— Кто тебя обидел, Мила? Ты ведь не из-за меня так расстроилась.

В глазах Матвея застыл холод и напряжение. Он словно бурит меня взглядом. Мой смех прерывается так же внезапно, как и начался.

— Откуда ты знаешь? — шепчу, прижимая пальцы к губам.

— У тебя типичное поведение для жертвы абьюза. Ты оттолкнула мою руку в машине. Слишком резко, я ведь не хотел сделать тебе ничего плохого. Постоянно переплетаешь руки под грудью, словно выставляя немой барьер. Кто это сделал с тобой, Мила? — Смотрит тяжёлым долгим взглядом в мои глаза.

— Это не твое дело, Матвей.

— Ничего. Я тебя раскрепощу, — начбез протягивает руку к моей щеке. Я замираю, не отталкиваю, слежу за его движениями. Тыльной стороной указательного пальца от ласково проводит по моей щеке. — Спрячь свои колючки, ёжик. Я тебя не обижу.

Не могу прервать зрительный контакт между нами, я словно под гипнозом от его нежных ласковых движений. С трудом размыкаю губы:

— Я смотрю, ты твердо решил переспать со мной.

— Да. И тебя тоже тянет ко мне. Я вижу, как ты смотришь на меня.

— Ногу отдай, — пытаюсь вырвать лодыжку из цепких пальцев его руки, но он не отпускает. Большим пальцем ласкает кожу, посылая колкие мурашки по телу.

— А что мне за это будет?

— Ничего плохого тебе за это не будет.

— А ты я смотрю быстро восстановилась. Не болит?

— А на мне как на собаке. Отпусти тебе говорю, — пытаюсь вырывать ногу из его цепких пальцев.

— И как ты на своих ходулях скакать собралась? — Матвей осторожно надевает босоножек на пострадавшую ногу.

— Как пингвин. Туда-сюда раскачиваясь, пока до дома не доковыляю, — пытаюсь встать с дивана. Матвей подхватывает меня под локоть, помогая.

— Ты самая невозможная из всех женщин! — восклицает Матвей.

— А ты их много знал? — интересуюсь лукаво. Наигранно безразлично.

— Достаточно, — ровным голосом отвечает Матвей.

За грудиной болит от мысли, что он спал с кем-то. Что это за чувство? Неужели ревность? Не может быть!

— Мне нужно домой, — ворчу, пряча глаза.

— Я тебя подвезу.

— Я на своей машинке могу.

— Тогда я тебя подвезу на твоей машинке.

— А обратно как будешь добираться?

— А никак. У тебя останусь. Приютишь?

— С ума сошел? Что я дочери скажу?

— Скажи, что приютила убогого.

— Нет уж.

— Ты кушать хочешь? — сбивает меня с настроя внезапный вопрос Матвея.

— Очень. А что? Есть предложение? — склоняю голову набок, но ладонь из его руки не убираю. Он крепче ее сжимает.

— Я знаю один чудесный ресторанчик, — кивает Матвей и подхватывает меня на руки. От внезапного маневра перехватывает дыхание.

— Поставь меня на место, — кричу ему в ухо, видя что он направляется к двери. Вдруг кто увидит?

— Не ори, не в лесу, — Матвей морщится, легко подбрасывает меня. Я громко ойкаю и вцепляюсь в его шею, боясь упасть. — На моей поедем. Тебе сейчас за руль нельзя.

Сотрудники и клиенты оборачиваются нам вслед, но Матвей твердым шагом идёт вперёд, не обращая ни на кого внимание.

— Пока ножка не заживёт? — спрашиваю жалобным тоном.

— Пока ножка не заживёт, — вздыхает Матвей, вынося меня из здания "Олимпа".

На улице льет сильный дождь. Матвей ставит меня на ноги, оставляет под козырьком здания.

— Подожди здесь, я машину пригоню, — бросает он мне и уходит. Его футболка намокает мгновенно, ведь с неба льет, как из ведра.

— Не сахарная, не растаю, — бурчу я, но он уже не слышит.

Слышу трель мобильного и отвечаю на звонок.

— Людмила Анатольевна? — слышится в трубке тихий женский голос. — Это Василиса. Помните, я вам звонила вчера, но тут такое обстоятельство…

— Да, я вас помню, — отвечаю я, пока Матвей, подогнавший машину под козырек, подхватывает меня на руки и несёт к машине под проливным дождем. Ёжусь от неприятных ощущений стекающих капель по спине.

— Можно с вами встретиться? — слышу всхлип в трубке.

— Да, конечно!

Ловлю удивленный взгляд Матвея, уверенно усаживаюсь в кресло автомобиля и захлопываю дверь.

— Я вас буду ждать в ресторане "Cristall" на Большой Садовой. Вам подходит?

— Да, я скоро буду.

Василиса отбивает звонок, Матвей заводит машину и недовольным тоном интересуется:

— Кафе отменяется?

— Нет, — заверяю его. — Просто поменялся адрес и участники.

— Давай называй, — вздыхает он, протягивая руку к телефону и вбивая адрес в навигатор.

Стеклоочистители мечутся туда-сюда, разгоняя потоки прозрачной воды, машина мчит по городу, в салоне автомобиля витает запах цитруса и терпких духов Матвея. А мне внезапно становится весело. Матвей молчит, хмуро глядя в окно, и я не смею нарушить тишину в салоне, иначе словлю очередную лекцию на тему: "Дура, куда ты лезешь?"

И не буду открывать рот. Пусть везёт. Нога уже не болит, так что дальше я могу обойтись без его помощи.

— Я сегодня белье развесила на балконе, — нарушаю гнетущую тишину в салоне, рассматривая, как стеклоочистители двигаются из стороны в сторону, разгоняя потоки воды.

Матвей после моего разговора с Василисой насупился, сидит хмурый. Мрачнее тучи, что застилает небо.

— Зачем? — отмирает начбез.

— Сушиться. Думала на улице теплее и суше.

Рассматриваю мокрые деревья, темный асфальт, поднимаю голову вверх, любуясь серым небом.

И вообще это я должна сердиться! Бесцеремонно прижал к стеночке, зацеловал, общупал с головы до талии, напугал, а теперь делает вид, что этого не было. Ну и что, что извинился? Мне от этого легче должно быть?

Только странное чувство спокойствия обволакивает меня.

Он будто видит меня насквозь, читает как открытую книгу. Но ничего не предпринимает, чтобы использовать эту информацию в своих целях.

Может я рано радуюсь?

Время покажет.

— Ну ты даёшь, — усмехается Матвей.

— В интернете не посмотрела погоду. Утром проснулась, а за окном дождь льет. Хорошо хоть Леську одела по погоде.