Минуту стоим в молчании.

— Расскажи о своих родителях, — огорошивает меня просьбой Матвей.

— Родители как родители, — равнодушно пожимаю плечами. — Любящие, воспитавшие меня. Они разошлись после моего совершеннолетия. Много лет жили вместе, показали мне, что такое настоящая семья. Дотянуть до их стандартов мне оказалось не по силам. Я даже стараться не стала. Они развелись в первый раз, когда мне было 11. Потом через полгода снова расписались. А когда мне стукнуло 19, и они посчитали, что я взрослая, то каждый стал жить своей жизнью. Я же не стала терпеть ради семьи. Такое вынести никому не под силу. Ради дочери я ушла от мужа. Чтобы сохранить ее детство. Чтобы построить для нее настоящую семью, в которой бы царили здоровые отношения. Но не смогла найти в себе силы полюбить кого-то.

Плохо скрытая горечь сквозит в моих словах, которая нутро выжигает своей искренностью. Болью. Как я не сломалась от невзгод выпавших в моей судьбе? Сильная просто, как говорит Игорь.

— Расскажи о своей семье, — тихо прошу я.

Матвей не говорит о своих родителях, что странно. Никогда.

— Я сирота, — так же как и я пару минут назад Матвей поднимает плечами. — После техникума поступил в институт. Там встретил Киру. Через несколько лет мы поженились, потом родилась Майя.

— Ваша дочь? — слезы комом стоят в горле. От жалости к нему и к той женшине, которая потеряла самое дорогое, что было у них в жизни.

— Да.

— Ты встречался с кем-то после развода? — не могу сделать свое любопытство. В может мне просто хочется почувствовать свою уникальность.

Каждой женщине хочется, чтобы она была первой и единственной в жизни и постели своего мужчины. Однако понимаю, что в современных реалиях такой расклад невозможен. Знаю, что у Матвея была женщина. И не одна. Но я так хочу знать, что я особенная. Он ведь предлагает серьезные отношения. Но зачем? Ради того, чтоб сбежать от одиночества? Или снова семью захотел? А может…

Может я — та самая?

— Чтоб серьезно — нет, — категорично и хлестко звучит ответ. Мне не хотелось, — предвосхищает он мой вопрос. — Видеть, как жизнь медленно угасает в глазах любимого человека невыносимо. Мучаться от бессилия и понимать, что ничем помочь не можешь. Выбирать маленький гробик, платьице, туфельки. Выводить жену из глубокой депрессии. Она четыре раза пыталась покончить с собой.

Дальше так и стоим в молчании, пока мой желудок не даёт о себе знать голодным урчанием. Матвей расцепляет наши объятия и галантно протянув мне руку, ведёт обратно в ресторан. Василисы и ее мужа уже нет за их столиком. Может пошли гулять по палубе, мне все равно. Ужин проходит в тягостном молчании. Я не могу выдавить из себя слова поддержки Матвею. Боюсь, что ему только хуже от этого станет. Не хочу нагнетать ещё больше. Да и новость о моей операции не добавит смеха в сегодняшний вечер.

— Что? Мне даже поцелуя не обломится? — ворчит Матвей, когда паркует машину возле моего подъезда.

— Матвей, — вощмущаюсь я и отталкиваю его рукой.

— Ты же хотела свидание.

— А ты нет?

— Хотела… Да… Я не знаю!

Из головы не выходит мысль о Василисе.

— Ты думаешь о ней?

— Да. Ну как такое можно терпеть?

— Она счастлива, — Матвей откидывается на сидении и вперивсет взгляд в лобовое стекло.

— Я не понимаю.

— Ты не знаешь всей ситуации. Может он ее разок ударил, или случайно зацепил, когда она на него кинулась в пылу сканадала, а она это расценила как домашнее насилие. — И ты туда же… Осуждаешь меня? Я борюсь за из права!

— А если это не всем надо? — Матвей снова корпусом поворачивается ко мне. — Ты видела ее. Что-то она не выглядит как жертва насилия. Может твои слова помогли ей посмотреть на ситуацию с другой стороны. Нет, я не оправдываю мужчин, которые поднимают руку на женщину. Может ты не так поняла.

— Я все правильно поняла, — от досады играю ногой.

— Вот упрямая, — Матвей склоняется надо мной и легонько целует в уголок губ. — Ты не сможешь всех спасти. Подумай о себе, о своей жизни.

Сердце пропускает удар. Глазами выискиваю ответ на его лице. Неужели он знает? Только он опаляет нежностью своих глаз.

— Как она может?.. — цепляюсь за эту тему как утопающий за соломинку. Ну не могу, не могу признаться Матвею, что наши отношения обречены.

— Это вопрос терпимости, — устало поясняет он. — Василиса может уйти от него, но не хочет. Если бы действительно захотела, то смогла бы. Ты видела их — она искренне наслаждалась свиданием с мужем. Она в него влюблена.

— Но он же может ее убить!

— А может быть и нет. Самое главное — она выявила его основной недостаток, тот который мешает ей жить. Так как побороть она его не может, следовательно, нашла рычаг управления этим зверем. Ты не пробовала БДСМ?

— Что? Воздух застряет в легких.

— Хорошая вещь, когда нужно освежить отношения, — цокает он, стреляя в меня глазами. Пожар разгорается в груди от намека на запретное и опасное. А ещё от того, что это может доставить удовольствие. Ведь наши отношения построены на получении удовольствия.

— А ты?… — Не могу произнести это вслух.

— Я? Нет, — посмеивается он, выразительно жаря меня взглядом. — Но мы можем попробовать. Лайт вариант.

Пожар растекается по телу. Мне жарко. Атмосфера в машине накаляется. В голосе тихими отголосками начинает пульсировать боль. Мне нужно срочно принять лекарства.

— Ну можем как-нибудь попробовать, соглашаюсь я.

Матвей понимает, как мне трудно даётся это признание, и отступает.

Я вскоре решусь на новый опыт. Просто мне нужно немного времени, и я благодарна Матвею, что он не напирает, не доказывает, а даёт мне это время принять.

Как интересно поворачивается жизнь. Столько нового и интересного можно узнать, когда вылезаешь из своей скорлупы страхов и переживаний.

Наскоро попрощавшись выходу из машины. Этот вечер выдал из меня все силы, как сок из лимона. Но я не догадывалась, что сегодня мне предстоит ещё один серьезный разговор.

— Ну как прошло? — не скрывает любопытства моя мать, тогда я устало плюхаюсь на низкий пуфик в прихожей.

— Нормально, — скидываю туфли и тяну носом аппетитный запах, доносящийся из кухни.

— Как Леська?

— Нормально, — парирует она. — Надорвалась и спит. И ты давай, — машет рукой, приглашая меня к столу.

— Не хочу, ма. Мы поели на катере. Или как эта посудина называется…

Ох уж моя мама! Все время что-то готовит, где-то убирает, переставляет. Обживается одним словом. Ведь, если я не переживу операцию, ей тут жить придется.

Отогнать грустные мысли не получается. Мама суетится больше обычного.

— Сегодня утром врач звонил, — ворчит она. — А ты не берешь трубку.

— И что сказал?

— Что у него есть окно. Пациент скончался до проведения операции, тебя могут записать на его место.

Как цинично! Не могу привыкнуть, что в нашем жестоком мире люди умирают каждый день. Не могу принять и то, что я могу умереть! Не могу! Не могу! Не могу!

— И что ты ответила? — выдавливаю из себя, входя в кухню. Мама тут же суетится, пытаясь подсунуть мне под нос тарелку с картофельным пюре и котлетой в форме звёзды. Для Леськи, видимо, старалась.

— Я сказала, чтобы тебя записали, — безапелляционно отвечает мама, присаживаясь за стол. Смотрит на меня с укором. С трудом и чувством непомерной вины выдерживаю ее взгляд.

— Ну что ты творишь, милая? — слезы катятся по ее щекам, губы дрожат. — Почему ты так наплевательски относишься к своему здоровью?

— Мам, я… — ком в горле мешает говорить. Да и сказать мне нечего. Я с упорством игнорирую тот факт, что могу умереть. До операции или во время.

— Тебе же даже секс противопоказан! — восклицает мама

— Пока я на лекарствах, мне все можно, — упрямо возражаю я

— Но ведь лекарства могут перестать купировать боль в любой момент, — парирует она. — Ты сама нагружаешь сосуды, а если?.. — мама ахает и прижимает руку ко рту. Из глаз ее льются слезы.