Многие думают, что с девочками легче, но я истерично смеюсь на такие заявления. Моя Леська ничуть не уступает в проделках самым злостным нарушителям дисциплины в садике. Если где-то что-то грохнуло, упало, то моя дочь"…не виновата, оно само. Я ваще вон там стояла…"

— Как тебя зовут? — ласково спрашиваю его. Я люблю детей. Люблю с ними общаться, играть. Сегодня в садике выходной, и я понимаю, что малец здесь потому что его маме нужно на работу, а оставить ребенка не с кем. Но я знаю всех детей наших сотрудниц — частенько выручаем друг друга, когда возникает такая ситуация. А этот мальчик…

— Киил, — серьезно представляется он и так гордо вскидывает голову, что мое сердце больно ёкает в груди. Такой же жест я наблюдала у его матери — нашей новенькой, Алисы.

Но мне кажется, что она слишком молода, чтобы быть матерью четырехлетнего ребенка…

Пару секунд перевариваю информацию, сканируя взглядом испуганную Алису и прижавшегося к ней маленького мальчика. Не должно быть детей на рабочем месте! Они мешают работать. Гримасса недовольства так и застыла на моем лице. Но вспоминаю, в каком я была положении два года назад, когда мне отчаянно нужна была работа, чтобы прокормить ребенка, а оставить Леську было не с кем. Видимо и у Алисы та же ситуация. Нужно ей помочь, это мой долг, но маска отвращения словно приклеилась к лицу. Присаживаюсь на корточки и ласковым голосом обращаюсь к мальчику

Ты кушать хочешь?

Чувствую нотки фальши в своем голосе, и понимаю, что я та самая злая мачеха из сказки про Золушку. Должна позаботиться о ребенке, и делаю это через силу.

Я стерва?

Может быть.

Но морали мне читать не нужно.

— Кирюш, давай ты поиграешь немного, а потом тебя мама домой заберёт, ладно?

Вот теперь в заботливом тоне нет фальши. Что поделать? Я люблю детей, но на дух не выношу его мамашу. Тупая малолетка со своими загонами и претензией на оригинальность. Бесит меня до зубовного скрежета. Не знаю, что хуже — терпеть ее в Олимпе или вернуть Сашу с возвратом Алисы Матвею. Но при мысли о том, что увижу ее рядом с Матвеем…

— Вызови свою сменщицу, — бросаю через плечо, стуча каблуками в сторону, куда убежал Кирилл.

Мальчуган на удивление быстро адаптировался в кабинете Игоря. Я выдала Кириллу цветные карандаши, бумагу, строго-настрого приказала не трогать папку с документами на рабочем столе.

Пацана с его неусидчивостью хватит минут на двадцать.

Спускаюсь в холл и взглядом подзываю бледную Алису.

— Давай поговорим, — говорю ей и следую на улицу, не оборачиваясь. Сегодня посетителей нет — все на базах отдыха и дачах жарят шашлыки, отмечают День Российской Федерации.

На улице, свернув за угол здания, ступаю на ступеньку небольшой деревянной беседки, спрятанной за широкими стволами деревьев и скрытой от посторонних наблюдателей листвой кустарника.

Я не сторонница здорового образа жизни и предпочитаю держаться подальше от курения и алкоголя. Но иногда позволяю себе расслабиться за бокалом вина и сигаретой. Нечасто. Раз в месяц наверное.

Когда накатывает тремор. Сердце вырывается из груди, когда я нервничаю. Мои нервы слишком расшатаны.

Присаживаюсь на лавочку, закуриваю и жду Алису.

Через минуту она появляется. Встревоженная, взволнованная, расстроенная. Нужно с ней помягче, напоминаю себе, но бесит она меня до скрежета зубов.

— Людмила Николаевна, простите, мне некуда было его деть, детский сад не работает, а родители нас выгнали.

— Как выгнали? — удивляюсь я.

— Ну мы с Кириллом живём у них, они не очень приветствовали мое решение оставить ребенка, но помогают во всем, — тараторит девушка, присаживаясь у противоположной стены беседки напротив меня. Между нами стоит столик, на котором стоит стеклянная пепельница в виде черепа — подарок сотрудников на какой-то праздник. Вроде бы шутка, а приятно. Я решила ее пристроить сюда — в курилку. — Помогали, — удручённо говорит девушка, опуская голову.

— Алиса, можно с тобой поговорить как женщина с женщиной?

Мой вопрос вызывает у девушки любопытство, и она, шмыгая носом, поднимает голову и впивается в меня испытывающим взглядом. Чувствую волну злости, исходящую от нее. Она ломается. Та часть личности, которая считает, что ей все должны. Алиса скоро поймёт, что пора выходить из детской позиции. И это хорошо.

— Алиса, тебе 20, ребенку 5. Это твой сын?

— Да. Мне почти 21. Я залетела малолеткой. Дура была наивная. Отцу Кирилла было 19. — На глазах ее слезы. Что-то ёкает в груди, мне жаль ее. — Мой парень бросил меня, сказав, что это не его проблемы. Гинеколог советовала мне оставить ребенка, потому что, если бы я сделала аборт, — велика вероятность того, что я бы никогда не смогла больше иметь детей. Родители были против, но я смогла их уговорить. Они помогают мне — няньчатся с Кириллом, отводят его в садик и забирают, когда я на работе. Я не получила должного образования, поэтому работала продавцом в ларьке возле дома.

Алиса замолкает. Я не спрашиваю ничего. Ноет в груди от ее истории. Тяжело пришлось девчонке, но она не сдается. Это похвально.

— Когда я познакомилась с Матвеем, он мне сказал, что не хочет иметь детей, — от упоминания моего вчерашнего любовника снова начинается тремор. Стараясь скрыть это, прячу руки за спину, облокачиваясь спиной о стенку беседки. — Я думала, что он передумает и не говорила о том, что у меня есть сын, — всхлипывает Алиса.

— А он что? — от холодности моего голоса у самой мороз по коже, но она не улавливает этого, увлеченная своим горем.

— А он сказал, что у нас несерьёзно и чтобы я ни на что не надеялась, — горько плачет девушка, закрывая лицо руками.

Я поняла плюсы нарощенных ресниц. Можно не бояться, что потечёт тушь, и можно спокойно плакать над своими проблемами. Под глаза потом патчи приложить и все. Господи, о чем я думаю?! У девушки горе, а я…

— А почему вас родители выгнали? — сглотнув ком, спрашиваю я.

— Я вчера приехала поздно. Мама опоздала на работу, потому что Кирилла не с кем было оставить. Ее терпение лопнуло, — безжизненным голосом цедит девушка в пустоту.

Я молчу. Ее мама права, но девушку мне жаль.

— Алиса, а чего ты хочешь от жизни?

Ее испуганный взгляд меня бесит. Такую панику в глазах я наблюдала лишь раз с своей жизни — в отражении зеркала, когда впервые подумала о разводе. Может и Алисе нужно время, чтобы обдумать жизненный план? По ней же видно — она жертва обстоятельств, сама не знает, чего хочет.

— Я понимаю, что ты оказалась в трудной ситуации, но твоя мама права.

— Вы с ней за одно! — девушка вскакивает на ноги, видимо с намерением броситься на меня.

— Сядь! — холодным тоном приказываю я.

Девушка с подозрением косится на меня, но, увидев, что я даже не пошелохнулась, чтобы нападать, садится обратно на лавку.

— Тебе пора выходить из детской позиции, Алиса. Твои родители не вечны и они не обязаны возиться со своим внуком, как с родным ребенком. Да, они любят Кирилла, но им тяжело.

— Я понимаю, — шепчет девушка.

— Когда делай что-нибудь! — восклицаю я. — У тебя хорошая работа, начальство всегда пойдет навстречу в твоих потребностях — уйти пораньше, на больничные отпускаем без ворчания и упрёков. Чего ты хочешь для себя, Алиса? Кем работать? Тебе нужно получить образование, а ты о мужчинах думаешь! Да, без них тяжело, но с ними бывает ещё хуже. Если тебя не станет, кто позаботится о Кирилле?

— Что же мне делать? — снова пугается девушка.

— Опекать я тебя не стану, но могу дать номер женщины, у которой вы с сыном сможете бесплатно пожить до тех пор, пока ты не снимешь квартиру. С ребенком тебе помогут. И ещё. Взрослей уже. Ребенок — не игрушка. Ты ответственна за его жизнь, здоровье и образование. Ты, а не твои родители. Относись ответственно к своим обязанностям. Не можешь — отдай пацана в детский дом, но не калечь ему жизнь. Ты не имеешь на это никакого права. Родить, не значит быть матерью. Ребенок не обуза, а счастье. Но ты видимо этого не понимаешь.