— Я вижу, — психует Матвей. — Что дальше?
— А дальше… — врач что-то высматривает на мониторе, затем переводит взгляд на меня. — Вы готовы?
— К чему? — мой голос звучит как за кадром. Словно я не здесь. Так же я себя и ощущаю.
— К операции, — вздыхает он. — Медлить нельзя.
— Уже?
— Да. Я дам распоряжение. Ваши анализы в норме, через пару часов можем начинать, — безапелляционно, но мягко отрезает врач, прежде чем не объясняя ничего выходит из палаты.
— Это что сейчас было? — прокашлявшись, задаю вопрос Матвею.
— Это мой брат. Лучший нейрохирург страны. Ты находишься в одной из его частных клиник. Когда ты упала в обморок, я вызвал скорую, а затем позвонил ему. На счастье, он был в городе. Ещё я позвонил твоей матери, чтобы они с Лесей приехали.
— Зачем?
— Что в поддержать тебя морально. Мил, нельзя так поступать с родными. Ладно, ты со мной не считаешься, но это твоя мать и дочь. Они же самые родные тебе люди на свете.
— А если я…
— А если через две минуты в нас попадет метеорит? Или динозавры оживут? Живи сегодняшним днём.
— Потому что завтра у меня может и не быть.
— Оно будет у нас, — Матвей встаёт на колени передо мной, берет мое лицо в ладони. — Мил, — голос его хрипит. — Выходи за меня.
— Матвей…
— Подожди, — качает головой он. — Я знаю, как тебе нелегко было после развода. Обещаю, что со мной такого не будет. Мы подпишем брачный договор. Все твое остаётся тебе. Только скажи "да" и я могу вызвать сюда регистратора свадеб из ЗАГСа.
— Матвей. Мне нужно твое обещание.
— Какое.
— Если я после операции…
— Мил.
— Дай мне договорить! — убираю его руки от моего лица. Матвей продолжает стоять на коленях, выглядит растерянным. — Если я после операции очнусь овощем, обещай мне, что отвезешь меня на эвтаназию.
— Какую нахер эвтаназию? — вскакивает на ноги он. — Ты чё кошка? Убить себя хочешь?
— Я не хочу жить, не имею контроля над собственным телом и мыслями! — рыдаю я.
— Я не могу тебе этого обещать, — поджимает губы он.
— Тогда разговор закончен, — отрезаю я, отворачиваясь к стенке.
Слезы душат меня, стекают по щекам на подушку. Я слышу его сердитые шаги, как прикрывается дверь палаты. Я так больше не могу. Устала страдать. Сколько можно?
Неужели он не понимает, как для меня это важно?
Я не хочу чтобы моя дочь видела меня безучастную и страдала от этого! Какой я пример подам ей?
Как же я устала!
Тихо постучав, в палату входит та самая медсестра с букетом красивых метровых красных роз.
— Ваш муж просил передать, — немного смущаясь произносит она. Молоденькая совсем, может ещё в институте учится. — Я поставлю в воду, а вы… Вот, — протягивает мне карточку на которой аккуратным красивым почерком написано: "Ты веришь в "долго и счастливо вместе?"
Меня ломает от боли.
Мой Матвей. Все надеется. Ну как объяснить ему? Тупая боль снова взрывается в висках. Кладу карточку на тумбочку, куда медсестра пристроила букет в длинную вазу.
Я подумаю об этом завтра. А завтра меня может и не быть… Да все уже. Хватит. Глаза закрываются. Я хочу спать.
32. Мила
Плейлист Teddy Swims — Loose control
Смотрю на шикарный букет красных роз и невыносимая боль терзает грудную клетку. Мой милый Матвей. Сколько мне дарили цветов, я всегда принимала их с холодной благодарностью.
Но Матвей не все те, кто встречался мне раньше. Он скрыл от меня факт того, что является совладельцем “Стройинвеста”, но он пытался решить мои проблемы, поэтому не говорил мне. Боялся, что я буду бояться его как боялась Шахова и его козней.
Матвей все решил. По-своему, конечно. Но он защитил меня. Я верю ему.
Не могу понять как Игорь согласился продать Матвею свою долю в "Олимпе". На стабильную прибыль он содержит семью, машину. Что сподвигло его отказаться от этой стабильности? Может я чего-то не знаю. Обидно, что друг (да, я считаю Игоря близким другом!) ничего мне не сказал. Может не хотел волновать меня, ведь он знает о предстоящей операции. Может именно он сказал Матвею.
Что же мне делать?
Кручу в руке карточку. Что ответить? Матвей действительно хочет на мне жениться. Даже готов выхаживать инвалида, овоща, заботиться о моей дочери.
Боже, у нее кроме меня нет никого!
Твою мать, что же я делаю?
Почему выставила условия? Он ведь был искренен, а я позволила обиде от недоговоренностей поглотить меня.
Матвей, мой хороший, любимый. Почему же так больно?
Вызываю медсестру и прошу принести мне конверт, бумагу и ручку. В эпоху информационных технологий никто не пишет писем от руки. Но именно это я делаю сейчас. Только так я могу сказать ему что чувствую. Я прощаю ему все. То, что он скрыл от меня, махинации с землёй за моей спиной, даже то, что он знал, что я больна и не говорил мне. Именно он профинансировал мою операцию, договорился с медперсоналом. Сделал то, что должна была сделать я, но я не подумала об этом. Оставила все деньги Леське, назначила опекуна, распорядителя средствами. Все дела закончила. Я готова к тому, что я могу не очнуться.
Когда я заканчиваю письмо, кладу его в белоснежный конверт, запечатываю и делаю приписку на нем, раздается тихий стук в дверь. В дверном проёме появляется натянуто улыбающаяся мама.
— Смотри, кто тут у нас, — срывающимся голосом говорит кому-то, стоящему за дверью и в тот же миг эта дверь распахивается настежь, громко стукаясь ручкой о стену.
— Мама! — маленький вихрь врывается в палату, заскакивает на кровать и бросается в мои объятия.
— Леська моя, — шепчу сквозь ком в горле. На глазах пелена слез, промаргиваюсь, но они льются, пока я крепко прижимаю к себе дочь, глажу ее по спинке.
Она такая маленькая. И такая взрослая. Я помню, как неуклюже она ходила, ковыляя своими пухлыми ножками, раскачивались из стороны в сторону, пытаясь удержать равновесие. А сейчас это маленькая девочка. Стройная, худенькая. Вцепилась в меня своими маленькими по сравнению с моими руками, будто я плот в море, ее единственное спасение.
Мать твою, как я могу ее оставить?
Я не могу.
Я буду бороться за свою жизнь. Понимаю, что ничего от меня не зависит, но я все равно буду.
— Маленькая моя, — склоняюсь над ней и шепчу на ушко. Она поднимает голову, впиваясь в меня любопытным взглядом. У нее серо-зеленые глаза отца. Задыхаюсь от нахлынувших эмоций. Я так старательно уводила дочь от темы отца, коротко бросала на ее вопросы короткий ответ, что он погиб героем. Но как объяснить маленькой девочке, что ее отец был чудовищем? Как смотреть в эти чистые невинные глаза и говорить, что точно такие же после двух лет брака пронзали меня беззащитную своей холодностью? Он себя так вел… Со мной… Он никогда не делал Леське ничего плохого. И если бы он остался жив, я бы доверила ему дочь. Он бы позаботился о ней, если я не смогла.
Черт!
Распирающая грудную клетку боль отступает.
— Мама, — растерянно повторяет дочь. Ждёт от меня ответа, но я не могу сказать ни слова.
Я чувствую облегчение. Я прощаю Виталика. За все, что он причинил мне. Он бы смог сохранить самое дорогое, что у меня есть. Ни квартиры, ни новая машина, ни бизнес. Мне ничего не нужно, только бы знать, что Леська будет счастлива.
— Я так люблю тебя, моя девочка, — шепчу, не таясь слез. Больше не могу. Эту плотину прорывает.
Слышу всхлип мамы, сидящей в удобном широком сером кресле.
Я смотрю в нее. Вижу, что ее переполняет боль возможной потери. Она привела Леську попрощаться. На всякий случай. Она понимает меня как никто другой. Она позаботится о моей дочери. Я как могла облегчила им дальнейшую жизнь.
Теперь пора объяснить все дочери.
— Маленькая моя, — шепчу дочери. Ком слез давит на голосовые связки, поэтому у меня получается только шептать. — Мне сейчас должны сделать небольшую операцию.
— Это больно? — пугается Леська.