Кошусь одним глазом на Милу. Она начинает реагировать на мои слова. Бровки презрительно хмурятся, на лице появляется выражение брезгливости. Что я не так сказал-то?
— Мой муж в период ухаживания привел меня как-то в один из таких ресторанов, — выдает ровным тоном после глубокого вдоха. — Там в каждом блюде была баранина. Даже не так. Жареный бараний жир. Он ел с таким аппетитом. А я не смогла. С тех пор при фразе «восточная кухня» меня начинает тошнить.
— Ну насколько я знаю в ресторане моего товарища подаются блюда не только с бараньим жиром. — Слежу за ее мимикой в зеркало заднего вида. Она все еще брезгливо морщится. — Представь себе, — тоном Чеширского Кота продолжаю уговаривать ее: — огромная тарелка с только что пожаренными на костре кусочками мяса. Любого, какого захочешь. Тарелочка картофеля по-деревенски…
— И салатик, — тут же подхватывает она. — Огурчики, помидорчики. Заправка из оливкового масла.
— В бардачке возьми салфетку, — посмеиваюсь я от нетерпения, отразившегося на ее лице. — Ты мне слюной все лобовое заляпала.
В ответ получаю лишь выстрел из указательного пальца и томным звуком: «Пиу», разлившегося по моему позвоночнику острыми иглами желания.
***
Когда мы подъезжаем к ресторану, дождь удивительным образом перестает лить. Ветер разогнал серые тучи и яркое солнце согревает своим светом озябших и промокших пешеходов. Одежда Милы высохнула еще в машине под потоком горячего потока печки, только волосы тонкими влажными колечками обрамляют ее щечки, придавая ей кукольный вид.
— Что означают эти символы? — кивает на синюю вывеску, висящую над входом.
— Это не символы. Это арабский язык, — отвечаю я, открывая перед ней дверь ресторана. — Звучит как «Афрасиа́б».
— А это что такое? — морщит свой хорошенький носик.
— В иранской мифологии и средниазиатских легендах легендарный царь Турана, правитель туранцев — древних кочевых и полукочевых иранских народов Центральной Азии.
— Ого! — восклицает удивленно Мила, одаривая меня недоверчивым взглядом.
— В Авесте Афрасиаб, именуемый Франграсйаном, пытался завладеть Хварной и просить Ардвисуру Анахиту помочь ему. Но та отказывает в его просьбе. Он трижды нырял на дно океана Ворукаша, чтобы поймать Хварну, но безуспешно. Согласно среднеперсидским и исламским источникам, Афрасиаб был потомком Тура, среднего сына мифического царя Ирана Фаридуна. В «Бундахишне» его род возведён к Туру через семь поколений. В авестийской традиции его имя чаще всего упоминается с эпитетом mairya-, что означает «обманчивый, коварный».
— Откуда ты это знаешь? — подозрительно спрашивает Мила, присаживаясь в широкое кресло.
— Я писал курсовую на эту тему.
Мила коротко кивает, озираясь по сторонам. Разглядывает интерьер. А здесь есть чем полюбоваться. Я не стал говорить Миле, что идея названия ресторана принадлежала мне. Я помогал моему товарищу Хабибу открыть это заведение, вложив в его строительство немалую сумму денег и став совладельцем. Таких проектов у меня много в этом городе. И с каждого я получаю часть прибыли. Что-то вкладываю в новые проекты, что-то копится на моих счетах в разных банках. За границей в том числе.
Цвета играют важную роль в дизайне восточных ресторанов. Основной палитрой здесь служит яркий красный. Этот цвет придает пространству таинственность и роскошь, создавая визуальное погружение в восточную культуру. Геометрические узоры, арабески и мозаики присутствующие в декоре богато украшенных стен, полов и потолков, придают интерьеру характерные восточные черты.
Освещение играет важную роль в создании атмосферы. В интерьере «Афрасиаба» используют мягкое и приглушенное освещение фонарей и фиалок, создавая теплую и уютную обстановку.
Мебель в ресторане имеет изогнутые формы и богатую отделку. Диваны с мягкими подушками и низкие столики создают комфортные уголки для посетителей. Использование шелковых тканей, бархата и ковров с яркими узорами добавляет текстурность и роскошь в интерьер.
«Афрасиаб» часто предлагает тематические вечера с живой музыкой, танцами и шоу-программами, чтобы усилить восточную атмосферу. Это позволяет посетителям насладиться аутентичным опытом и окунуться в культуру Востока. Однако мы с Милой пришли сюда после обеденного перерыва, поэтому зал почти пустует, чтобы к вечеру наполниться посетителями — любителями восточной экзотики.
— Матвей, мой дорогой друг, — слышу над головой громкий зычный голос моего товарища.
— Халид, — встаю с удобного широкого кресла и вскидываю руки. Тут же попадаю в крепкие обьятия Халида. Похлопав друга по спине и получив такое же приветствие, падаю обратно в кресло.
— Людмила Анатольевна, — указываю рукой на немного ошарашенную Милу. — Мой деловой партнер.
— Ну зачем так официально, — цокает языком Халид. — Я думал вы встречаетесь, — подмигивает ей негодник.
— Я не в отношениях, — теряется с ответом Мила.
— Это ненадолго, — подмигивает ей Халид, а я начинаю кипеть от негодования.
— Халид, мы зашли покушать, — прерываю их флирт резким тоном. — Накормишь нас?
— Ну конечно. Сам приготовлю. Чего вы изволите? — снова обращается он к Миле.
— Шашлык хочу. У вас из свинины есть?
— Я не столь религиозен, джами: ля*.
— И томатный соус с базиликом, — встряет Мила тоненьким жалобным голоском.
— Хорошо, — довольно улыбается Халид.
— Две порции картофеля по-деревенски, — продолжаю я.
— А мне еще соус тар-тар, — сияют голодным блеском глаза Милы.
— Люблю женщин с хорошим аппетитом, — восклицает Халид, ощупывая Милу похотливым взглядом.
— Ну не все ж на диете сидеть, — пожимает плечами Мила.
— А тебе не нужна диета — как лань стройная.
— Вы знаете, что самка лани весит сто килограмм? — кокетливо приподнимает бровь Мила, вызывая громкий смех Халида, уже очарованного красотой и непринужденностью Милы.
— Грхм, — сурово смотрю на Халида, тот лишь понимающе и одобряюще скалит зубы. Никогда не чувствовал агрессии к мужчинам, обращающим внимание на мою спутницу, но сейчас чувствую, как кровь закипает в венах. Я всегда был уверен в своей неотразимости. Мне не нужно было прикладывать больших усилий, чтобы заполучить девушку в свою постель. После развода я не был сторонником долгих отношений, но чувствую, что скоро мои приоритеты кардинально поменяются.
Халид мой товарищ, а школьный кодекс чести гласит никогда не зариться на девушку друга. Только Мила мне не девушка. Она — объект, вверенный мне для защиты другом.
Мила совсем не понимает, какое восхищение она вызывает у каждого лица мужского пола, если хоть раз вот так ему улыбнется?
Даже официанток она располагает к себе своей вежливостью, тихим тоном голоса и выразительным взглядом. Окружающие с ног сбиваются в надежде ей угодить. И она даже не властная. Хотя держится как королева. Плавные, словно отрепетированные, движения, вкрадчивый тихий, но хорошо слышимый голос. И ведь не приказывает. Нет. Просто просит.
Видимо в этом и состоит женская сила. Своей податливостью ломать чужую волю. Богиня. Ведьма. Кто она на самом деле?
Халид вскидывает ладони вверх в примирительном жесте, не прекращая посмеиваться надо мной.
— «Даляху ль-хубб»**, - поднимает указательный палец вверх. И уходит, оставляя нас с Милой наедине.
— Что она сказал? — непонимающе провожает его взглядом Мила. — Ты знаешь?
— Понятия не имею, — пожимаю плечами, а сам усмехаюсь уместности этого выражения.
Когда Мила рядом я теряю нить беседы.
— А что ты еще любишь? — прислоняюсь спиной к удобной спинке кресла, переплетая над столешницей пальцы рук.
— Ну… Я всеядная, — весело хихикает Мила. — Могу сказать, что я не люблю.
— И что же? — склоняюсь над столом, заговорщицки шепчу, будто мы школьники, сбежавшие с уроков и придумывающие оправдание для учителей и родителей. Это так будоражит.
— Я не люблю плов, — стреляет глазками Мила.
— Почему?
— Ну не знаю. Когда мама его готовила, какой бы вкусный он не был, я не могла его есть. Наверное, потому что, когда у нашей семьи были финансовые трудности, бабушка отдала нам мясо одной из коз, которых разводила. У нас тогда все блюда были с этим вонючим мясом. — Носик ее брезгливо морщится. — А еще я терпеть не могу зеленый борщ.