То, как Миша говорил о Серене… его слова были леденяще точны. Он знал их пятничный распорядок дня, вплоть до того, в котором часу они придут в магазин, чтобы купить что-нибудь для маленького Лукаса.

Это не шутка, не тактика устрашения. Они действительно знают, где она, и не прочь затащить ее в этот ад.

Я должна это сделать. Ради Серены, ради ее семьи. Потому что если я не сделаю…

Контракт сминается в моем кулаке, костяшки пальцев дрожат. Одна мысль о риске для Серены и ее семьи усиливает мою тревогу.

— Боже, я действительно все испортила, — чувствую, как в груди защемило, и становится трудно дышать, не давая слезам вырваться наружу. — Если они пострадают из-за меня… Я даже не знаю, как мне с этим жить.

Все мои внутренности дрожат и находятся на грани срыва.

— Просто пройди через это, Лаура, — прижимаю руку к груди, пытаясь подавить нарастающую панику, прежде чем пролистать брачный договор, полная решимости ухватить каждое правило, которое будет доминировать в моей жизни.

Я откидываюсь назад, подушки дивана служат мне небольшим утешением, пока разворачиваю перед собой договор, крошечный шрифт которого расплывается в строках моей надвигающейся реальности.

Серьезно?

— Так, послушайте вот это, — объявляю пустой комнате. — В этом пункте говорится, что мне предоставляется право покидать дом не более чем на пять часов за раз.

Как щедро с их стороны!

— Отлично, я чувствую себя Золушкой, если бы она попала в мафиозную сказку без крестной феи, — ворчу я, грызя ноготь.

Сев прямо, продолжаю читать вслух: — Кроме того, такие прогулки подлежат предварительному согласованию и должны постоянно сопровождаться не менее чем одним уполномоченным сотрудником службы безопасности.

— Потому что, знаешь ли, не дай бог мне попытаться насладиться латте в тишине.

Сделав длинный, медленный вдох, чувствую, как опускаются плечи и уходит напряжение.

Я думала, что меня запрут в темнице, а вместо этого мне разрешили видеться с друзьями и семьей?

Должна ли я быть благодарна?

Переворачиваю страницу, и на мгновение мои мысли не успевают за тем, что я вижу. Напечатано четко, состояние настолько возмутительное, что у меня голова идет кругом.

Мой взгляд возвращается к словам, уверенна, что я неправильно поняла.

Но нет, цифры смотрят на меня в ответ, смелые и непреклонные.

— Это должно быть шутка, — закрываю рот рукой, потрясенная. Помедлив немного, я придвигаю контракт ближе, пытаясь разобрать напечатанную на нем безумную цифру.

Ежемесячное пособие и положение о покупках.

Муж согласен предоставлять жене ежемесячное пособие в размере двухсот тысяч долларов (200 000 долларов) для личного пользования и покупок, в соответствии со своим статусом. Для Жены будет открыт личный счет с платежной картой для полного доступа к этим средствам, которые будут перечисляться в первый рабочий день каждого месяца.

Моя рука летит к лицу, я протираю глаза раз, два, три раза, как будто это может как-то изменить цифры на странице.

— В соответствии со статусом? — повторяю, в моем голосе смешались недоверие и легкий намек на веселье. — Это означает зубочистки с бриллиантами и позолотой… что, все?

Издаю низкий, издевательский смешок и качаю головой, недоуменно усмехаясь.

Ну, если это не новый уровень безумия, то не знаю, что это. Мой мозг с трудом пытается понять смысл происходящего.

Это должно быть опечаткой, верно? Но я сомневаюсь, что они допустили бы подобную ошибку.

— Это что, их представление о карманных расходах? — шепчу я. — Двести тысяч? Для чего, для маленькой страны? — почти кричу, не веря, что мои глаза расширяются. Я перечитываю пункт, но он упрямо остается неизменным.

Снова протирая глаза, наклоняюсь ближе, как будто это может как-то изменить реальность стоящих передо мной цифр.

— Это реально, — произношу я, перечитывая пункт еще раз, а потом еще раз для убедительности. Я неосознанно прикрываю рот рукой, издавая низкий свист, — от абсурдности всего этого у меня кружится голова.

— А я вот беспокоилась о том, чтобы вовремя заплатить за квартиру, — говорю со смехом, в котором больше горечи, чем веселья. Мысль о том, что такие деньги ежемесячно достаются только мне, дикость, чем все, что могла себе представить. Я словно попала в альтернативную вселенную, где цифры потеряли всякий смысл.

Покачав головой, на мгновение откладываю контракт в сторону, нуждаясь в отдыхе от его сюрреалистических обещаний.

— Ну, по крайней мере, с покупками проблем не будет, — язвлю я.

Когда пульс учащается, стараюсь выровнять дыхание, не желая, чтобы сердце вырывалось наружу.

— Успокойся, Лаура, — шепчу, призывая к спокойствию в хаосе своих мыслей.

Я возвращаюсь к договору.

— Вы не должны спрашивать ничего о делах корпорации Морозова, — читаю вслух.

Ха, как будто я хотела спрашивать о его делах!

Какое мне дело до того, скольких людей он убил или скольких женщин похитил, чтобы играть с ними дома?

Нелепо.

Затем мои брови поднимаются к линии роста волос, и я чувствую, как лицо краснеет, читая следующую строчку: — Обе стороны, подписывая нижеследующий документ, соглашаются на совместное проживание в одной комнате. Этот порядок является частью соглашения и должен соблюдаться в течение всего срока действия договора.

— Подождите, вы имеете в виду, что мы будем жить в одной комнате? — Паника вспыхивает, и я хватаюсь за голову. Но заставляю себя опустить руки и сжимаю их в кулаки.

И тут меня настигает грандиозный финал абсурда. Мой взгляд цепляется за последнюю строчку.

— Обе стороны соглашаются не развивать романтических чувств и не вступать в любовные отношения.

Громко смеюсь.

— Ну да, конечно, как будто я влюбилась бы в своего похитителя, — закатываю глаза. Вся эта ситуация просто нелепа: роскошное содержание, строгие правила, а теперь еще и пункт о том, что нельзя влюбляться. — Только в мафиозном контракте любовь может быть включена в список продуктов, — шепчу себе под нос, качая головой в недоумении.

Но все это… Все не так страшно, как я опасалась.

Внезапно дверь со скрипом открывается.

Сначала меня поражает аромат — смесь жасмина и чего-то очень дорогого — это она.

Я вскидываю голову, и все мое тело напрягается, когда она входит.

Мысли бегут по кругу, пытаясь вписать ее в пазл семьи Морозовых, но в тот момент, когда она стоит передо мной, идеи рассеиваются.

Она входит размеренными шагами, ее взгляд сверлит, ледяной и пронзительный.

— Не делай этого, — огрызается она, поймав меня на том, что я снова грызу ногти.

Я отдергиваю руки, чувствуя себя ребенком, которого поймали на краже печенья.

— Простите, — заикаюсь я, опуская руки на колени.

Черт, она ужасна.

Ее взгляд окидывает меня, холодный и расчетливый, у меня ползут макушки до пальцев ног. Чувствую, как она проводит инвентаризацию, отмечая каждую деталь, и реакцию. Наконец она останавливается на брачном договоре, разложенном у меня на коленях.

— Похоже, ты сорвала джекпот, не так ли? — замечает она с сарказмом.

Застигнутая врасплох, я неловко ерзаю.

— Ну… я совсем не ожидала этого, — признаюсь, голос слишком высокий.

Из-за нее чувствую себя меньше, прям маленькой. Ногти на губах нервно подрагивают.

— Брось эту мерзкую привычку, — говорит она, пронизывая меня взглядом, фиксируя каждое движение и вздрагивание. Небрежным движением она скрещивает руки на груди.

Мои руки быстро и послушно опускаются под ее пристальным взглядом.

Охуенно, теперь она подражает моему отцу.

Я сдерживаю ругательство, отдергивая руку ото рта, словно она внезапно стала неконтролируемой.

Затем Ксения щелкает пальцами, и дверь распахивается. На пороге появляется толпа женщин, одетых в серое, белое и черное.

Высокая, сногсшибательная блондинка вбегает в комнату, держа косметичку так, словно это ее доспехи, каблуки щелкают по полу, как выстрелы. Прямо по ее пятам вбегает другая женщина, волосы которой собраны в строгий пучок, тащит вешалку с платьями.