— Гребаная Пинк. — Его веселый с хрипотцой голос омывает меня, удерживая в заложниках, и, как бы это ни пугало, я чувствую себя как дома.

— Гребаная Пинк, — повторяю я, поворачиваясь к Колтону — мужчине, которого люблю всем сердцем — стоящему передо мной, и лучи заходящего солнца позади него, ореолом нежного света омывают темные очертания его фигуры. Меня переполняет столько эмоций, когда я вижу, как он стоит там, засунув руки глубоко в карманы своих поношенных джинсов, на нем его любимая футболка, он небрежно прислонился плечом к дверному косяку, и эта полузастенчивая улыбка, от которой тает мое сердце, украшает его губы.

— Хорошо провела день? — небрежно спрашивает он, глазами скользя вверх и вниз по моему телу, он облизывает губы, сопротивляясь, чтобы не начать улыбаться в полную меру.

И, Боже, как я хочу броситься в его объятия и зацеловать до потери сознания, мое тело вибрирует от эмоциональной и физической потребности, такой сильной, что я сжимаю руками кофейную кружку, чтобы не сдаться.

— Меня вроде как отправили гоняться за призраками, но уверена, сейчас я там, где и должна быть.

— Хмм… — он отталкивается от стены и медленно идет в мою сторону, олицетворяя секс и много чего еще. — И где же это? — спрашивает он, выгнув бровь.

Его безразличие убивает меня, прожигая дыру, бушующим внутри меня огнем. Все, чего мне хочется, это поглотить этого мужчину. Этого человека, который сложил вместе мысли, слова и воспоминания о нашем с ним времени, аккуратно их для меня упаковал, чтобы я могла извлечь их одно за другим, позволяя помнить значение каждого из них. И что более важно — он помнил каждый из них. Для него они так же важны, как и для меня.

— Вот здесь, — выдыхаю я. — Мое место здесь, с тобой, Колтон. — Делаю шаг к нему — моей жажде, моему вечному наркотику — и протягиваю руку, чтобы прикоснуться к его щеке, когда все, чего мне на самом деле хочется, это притянуть его к себе и удерживать так вечность. — Спасибо, — говорю я ему, наши тела всего в нескольких сантиметрах друг от друга, но наши сердца, несомненно, связаны воедино. — У меня нет слов.

Он расплывается в улыбке и протягивает руку, чтобы поиграть с локоном, лежащим у меня на плече. Смотрю, как он глазами следит за пальцами. Тот факт, что он, кажется, нервничает из-за моего комплимента, делает его еще милее, а весь этот вечер намного более значимым.

Через мгновение его ярко-зеленые, полные эмоций глаза медленно возвращаются к моим, он слегка пожимает плечами.

— Ты самый бескорыстный человек из всех, кого я знаю. Я просто хотел показать тебе, как много это для меня значит. Хотел, чтобы мальчики были частью всего этого, чтобы они смогли показать тебе, как много это значит для них.

В сотый раз за сегодняшний день на глаза наворачиваются слезы, и я сглатываю комок в горле, глядя на этого мужчину, такого красивого изнутри и снаружи. Мужчину, которого я когда-то считала высокомерным, заботившимся только о себе. Мужчину, который доказал, что я не права.

Провожу подушечкой большого пальца по его щеке и улыбаюсь.

— Я в полнейшем шоке… потрясена… сколько сил ты вложил во все это. — На минуту опускаю глаза, чтобы унять дрожь в голосе. — Никто никогда не делал для меня ничего подобного.

Он наклоняется и нежно целует меня в губы. Пытаюсь углубить поцелуй, изголодавшись по нему, по звуку его вздоха, по теплу его прикосновений, но он отстраняется, целует меня в кончик носа, а затем прижимается лбом к моему лбу. Поднимает другую руку, чтобы, как и первой, запутаться пальцами в моих волосах, а ладонями обхватывают мой подбородок.

— Значит, я первый в своем роде, — говорит он, тепло его дыхания согревает мои губы.

— Да. — Я прерывисто вздыхаю, сердце колотится.

— Хорошо, потому что, Рай, я хочу быть твоим первым, последним и всем остальным. — Он делает ударение на каждом слове, будто ему больно их произносить.

Мое сердце сжимается, потому что надежды и мечты, которые я желала для нас, теперь стали возможны, но прежде, чем я могу по-настоящему понять реальность этого, он отклоняется назад и смотрит мне в глаза. Смотрит на меня так пристально, словно видит впервые, а потом задает вопрос, которого я не ожидаю.

— Почему ты любишь меня, Райли?

Встряхиваю головой и смотрю на него, в голове проносится столько мыслей, что я не могу произнести ни слова, поэтому только смеюсь. Он странно смотрит на меня, и я, воспользовавшись паузой, застаю его врасплох, хватаю за шею и притягиваю к себе.

Мои губы в мгновение ока оказываются на его губах, язык проскальзывает между его приоткрытыми губами и сливается с его языком. В сжатых губах чувствую его удивление, но в считанные секунды оно рассеивается, когда его руки тянутся ко мне, повторяя мои движения, и запутываются в моих кудрях, мы ускользаем в сладкую нежность поцелуя. Лаской языка, стоном удовольствия, безответной потребностью всегда желать от него большего — я показываю ему, почему люблю его.

И хотя мне этого мало, я отстраняюсь, ощущая его вкус на языке, и смотрю ему в глаза.

— Я люблю тебя, Колтон Донаван, по многим причинам. — Я вынуждена остановиться, потому что меня переполняют эмоции, и я хочу, чтобы он видел мои глаза, когда я буду ему это говорить, чтобы он точно знал, почему я чувствую то, что чувствую.

— Я люблю тебя за то, кто ты есть, за все то, кем ты не являешься, за то, откуда ты пришел и куда хочешь отправиться. — Гляжу на него, на человека, которого я так люблю, и позволяю себе чувствовать все, что я ему говорю. — Я люблю твою мальчишескую улыбку, скрывающуюся за ухмылкой плохого парня. Я люблю тебя, потому что ты впустил меня, отдал мне свое сердце, доверил свои секреты, и позволил увидеть ту сторону тебя, до которой никто не добрался… ты позволил мне быть твоей первой. — На последних словах мой голос срывается, а слезы наворачиваются на глаза, смотрю на него, переполненная эмоциями.

— Я люблю, что ты в восторге от сахарной ваты и сексуальных автомобилей. Люблю эту ямочку… — наклоняюсь и целую туда, где она скрывается — …и я люблю вот это, — говорю я, проводя рукой по его щетине. — И люблю чувствовать вот это, когда ты нависаешь надо мной, собираясь заняться любовью, — говорю я, сжимая его бицепсы, он напрягает их для меня и улыбается. — Но больше всего я люблю то, что здесь. — Наклоняюсь и целую его в грудь, где под моими губами бьется его сердце. На мгновение замираю, прежде чем взглянуть на него из-под ресниц и закончить, назвав самую важную из всех причин. — Потому что то, что здесь, Колтон, настолько чистое, доброе, нетронутое и такое невероятно красивое, что лишает меня дара речи, как это случилось сегодня… как происходит сейчас.

Он пристально смотрит на меня, на его челюсти пульсирует мышца, он пытается принять все, что я только что ему сказала. Наши глаза не отрываются друг от друга, души обнажены, а сердца настолько впитывают все, что есть в каждом из нас, что мы теряемся в наших невысказанных словах.

В мгновение он притягивает меня к себе, обнимает и крепко сжимает.

— Черт, я люблю тебя, — говорит он, зарываясь лицом в изгиб моей шеи, и я чувствую прерывистость его горячего дыхания, когда он пытается взять себя в руки.

Отчаяние в его прикосновениях и словах скрепляет все между нами, когда мы цепляемся друг за друга.

— Вот это я и имел в виду, — бормочет он, прижимаясь поцелуем к моей шее, его губы шепчут мне на ухо. — Сегодняшний вечер должен был быть твоим — только твоим — и все же ты стольким меня одарила, что сейчас я едва могу дышать.

Он отклоняется назад, и эмоции в его глазах такие всепоглощающие. Маленький мальчик, взрослый мужчина и мятежный негодник — все они сейчас смотрят на меня, говорят, что любят. Он делает глубокий вдох и сглатывает.

— Невозможно быть рядом с тобой, Рай, и остаться к тебе равнодушным. Ты почти все время лишаешь меня дара речи и заставляешь мой чертов желудок скручиваться в узлы. — Он качает головой, и я улыбаюсь, тронутая его комплиментами. Он протягивает руку и убирает прядь волос с моего лица. — Ты любила меня в самые темные минуты моей жизни, — шепчет он, и у меня перехватывает дыхание.