— Ты в порядке? — спрашиваю я его, наверное, в сотый раз за последнюю неделю.
— Да, в порядке. А ты?
— Ммм. — И так продолжается наша обычная беседа по три раза на дню — как минимум. Наше согласие по поводу того, что все в порядке, даже если на самом деле все видится совсем иначе. — Колтон… — мой голос стихает, я утрачиваю смелость спросить его о чем-то еще.
Он чувствует мою нерешительность и тянется рукой, прикасаясь к моей щеке, нежно потирая подушечкой большого пальца. Закрываю глаза и впитываю ощущения от его прикосновения, потому что это намного больше, чем просто касание кожи к коже. Он вибрирует внутри меня, проникая в каждую клеточку моего существа, просачиваясь в неизведанные уголки, и навсегда оставляя в них память о своим появлении в виде невидимых татуировок, делая для меня отношения с кем-либо еще невозможными.
Когда я открываю глаза, вижу его глаза.
— Эй, перестань беспокоиться. Все будет хорошо. У нас все в порядке. — Он сглатывает и опускает глаза, прежде чем снова взглянуть на меня. — Я просто пытаюсь разобраться в своем дерьме, чтобы оно на нас не повлияло.
— Но… — мой вопрос обрывается, когда его губы встречаются с моими. Это тихий воздушный поцелуй, который он медленно углубляет, проскальзывая языком между моих губ, сплетаясь в медленном танце с моим языком. Ощущаю потребность, смешанную с желанием, но все, о чем могу думать — почему он не действует?
Поднимаюсь руками вверх, касаясь пальцами волос, вьющихся над его воротником, и говорю своему разуму заткнуться, вести себя тихо, чтобы я могла наслаждаться этим моментом, наслаждаться им. Чувствую, как меня переполняют слезы и нежность его прикосновения. Он обращается со мной так, будто я настолько хрупкая, что могу сломаться.
Не уверена, чувствует ли он дрожь моего дыхания, когда я пытаюсь обуздать свои эмоции, но он еще раз нежно целует меня в губы, а затем в нос, и это почти прорывает мои шлюзы, прежде чем отстраниться, чтобы посмотреть на меня. Обхватывает ладонями мое лицо и изучает.
— Не плачь, — шепчет он, прежде чем наклониться и поцеловать в лоб. — Прошу, не плачь, — бормочет он.
— Просто я… — вздыхаю, не зная, как выразить то, что чувствую, в чем нуждаюсь и чего от него хочу, не надавливая слишком сильно.
— Знаю, детка. Знаю. Я тоже. — Он прижимается поцелуем к моим губам, и у меня по щеке скатывается еще одна слеза. — Я тоже.
* * *
Толпа аплодирует, я заканчиваю свою речь и спускаюсь с подиума, мой взгляд скользит по аудитории. Вижу Шейна, сидящего рядом с Джексоном, хлопающего, как и остальные мальчики, но я не вижу Колтона.
Пытаюсь придумать веское оправдание тому, почему крупнейший спонсор проекта отправился в самоволку во время церемонии разрезания ленты и фотосессии для прессы, которая состоится менее чем через десять минут.
Где он, черт возьми? Он никогда специально не пропускал что-то связанное с мальчиками или проектом, который помог воплотить в жизнь. Смотрю на свой телефон, направляясь к Шейну, чтобы спросить его, где Колтон, и на экране нет ничего. Ни пропущенного звонка, ни смс, ничего.
Аплодисменты стихают, когда Тедди снова занимает место за трибуной, завершая пресс-конференцию.
— Шейн! — громко шепчу я, подзывая его к себе. — Шейн!
Джекс толкает его локтем, он встает и идет ко мне. Поворачиваюсь спиной и направляюсь прочь от толпы, полагая, что он следует за мной. Мы заворачиваем за угол, подальше от прессы, и я заставляю себя перевести дух.
— Где Колтон? — спрашиваю я, даже не пытаясь изобразить тревогу.
— Ну, — говорит он, переминаясь с ноги на ногу, прежде чем посмотреть мне в глаза. — Когда мы ехали сюда, ему позвонила какая-то Келли, и он заставил меня остановиться на обочине, чтобы он смог выйти и поговорить с ней наедине.
Мое сердце подпрыгивает и застревает в горле, несмотря на то, что я говорю себе, что этому должно быть абсолютно логичное объяснение. Говорить себе и убеждать себя — это две совершенно разные вещи.
— Ты в порядке? — спрашивает он, голубые глаза изучают мое лицо и встречаются с моими глазами.
Мысленно ругаю себя, я должна помнить, что Шейну уже не двенадцать лет, он подросток на пороге зрелости, который все замечает.
— Да, я в порядке, просто удивлена, что его здесь нет. Вот и все.
— В общем, он сел в машину и сказал той леди, что перезвонит ей через пару минут, потому что должен доставить нас сюда вовремя. Мы припарковались как раз перед началом выступлений, и он сказал мне, чтобы я шел, а он скоро будет. Он вышел и смотрел, как я сажусь рядом с Джексом, и я видел, что он разговаривал по телефону, когда махал мне на прощание. Почему ты спрашиваешь? Что-то не так, Рай?
— Нет. Совсем нет. — Чтобы смягчить удар, я вру Шейну, и, скорее всего, себе. — Я хотела узнать, сказал ли он тебе, когда вернется, потому что не хотела, чтобы он пропустил церемонию разрезания ленты.
— Что же, уверен, случилось что-то очень важное, раз его здесь нет. Он знает, как много это значит для тебя и все такое, — говорит он, скривив губы, пытаясь утешить меня тем неуклюжим подростковым способом, от которого мое сердце наполняется гордостью.
— Должно быть это было очень важно. — Улыбаюсь я ему. — Вы, ребята, для него — весь мир. — Обнимаю его за плечи и иду обратно к толпе, надеясь, что он не заметит то, о чем я не сказала, что, возможно, я больше ничего для него не значу.
Мы возвращаемся как раз к церемонии разрезания ленты, и в поисках Колтона я не могу оторвать глаз от толпы. Мой разум повторяет слова Шейна снова и снова. Это должно быть что-то очень важное. Что-то грандиозное, но вопрос — что?
А затем, конечно же, в меня закрадывается сомнение и грызет мою решимость. Что-то связанное с Тони? С его семьей? Но если бы это было так, он бы позвонил мне, написал бы что-нибудь, ведь так?
К тому времени, как заканчивается церемония и я прощаюсь с мальчиками, мои нервы на пределе. Я перешла от беспокойства к раздражению, затем к тревоге и гневу, и пока я мчусь по шоссе Пасифик — Коуст в сторону Броудбич — Роуд, каждый раз, когда я набираю его номер и мне отвечает голосовая почта — у меня живот скручивает от беспокойства.
К тому времени, когда я добираюсь до ворот дома и сворачиваю на пустую подъездную дорожку, я схожу с ума. Отпираю и распахиваю дверь, выкрикивая его имя. Но прежде чем успеваю пройти мимо кухни, понимаю, что его нет дома. Об этом мне говорит не только безумно возбужденный Бакстер, но и жуткая тишина в доме.
Открываю раздвижную стеклянную дверь, выпуская Бакстера. Что, если что-то случилось с его головой? Что, если он лежит где-то раненый и нуждается в помощи, а об этом никто не знает?
Бегу обратно к кухонному столу и набираю номер Хэдди.
— Привет!
— Колтон звонил нам домой?
— Нет, а что случилось? — голос Хэдди наполняется беспокойством, но у меня нет времени вдаваться в детали.
— Потом объясню. Спасибо. — Вешаю трубку, хотя она еще продолжает разговор, и говорю себе, что извинюсь позже, и уже звоню следующему.
— Райли!
— Бэкс, где Колтон?
— Понятия не имею, а что?
Слышу на заднем плане женское хихиканье и даже не задумываюсь о том, что прерываю то, что прерываю.
— Он не появился на церемонии. Шейн сказал, что ему позвонили и больше его никто не видел.
Слышу, как Бэкс велит женщине замолчать.
— Он не появился? — в его голосе звучит тревога, слышу возню на другом конце провода.
— Нет. Кто такая Келли?
— Кто? — спрашивает он, прежде чем линия на мгновение замолкает. — Понятия не имею, Рай.
Его молчание заставляет меня усомниться в его честности, и разрозненные мысли устремляются к моим губам.
— Мне плевать на ваш мужской кодекс и все такое, Бэккет, так что если знаешь — плевать, даже если это причинит мне боль — ты должен сказать мне, потому что я чертовски волнуюсь и… и… — я бормочу что-то безумное и заставляю себя остановиться, потому что начинаю впадать в истерику, а у меня действительно нет причин для этого, кроме интуиции, которая говорит мне, что что-то не так.