Стону прямо в трубку.

— Ты понятия не имеешь, как заманчиво это звучит, потому что сегодняшний день уже стал дерьмовым.

— Почему? Что случилось? — спрашивает он обеспокоенно.

— У Шейна был первый опыт с алкоголем, и из того, что говорит Джекс, не похоже на то, что все прошло хорошо.

Колтон расслабляется и смеется.

— Он напился в дрянь? Молодчина, Шейн!

— Колтон! Я пытаюсь воспитать здесь приличных юношей! — и как только я проговариваю эти слова, то понимаю, как старомодно себя веду, но это правда.

— Хочешь сказать, что я не приличный, Райлс?

Ухмыляюсь, потому что сейчас могу представить озорную ухмылку на его лице.

— Что же, ты действительно вытворяешь со мной грязные вещи… — дразню я, мое тело напрягается и внизу живота пульсирует боль при мысли о нашей последней сексападе позавчера на лестнице в доме в Малибу.

Его смех соблазнительный, но игривый.

— О, детка, пачкать тебя — это то, что я делаю лучше всего, но я говорю о другом. В старших классах я напивался в лучших традициях, и со мной все хорошо.

— Это спорно, — поддразниваю я. — Так ты говоришь, что ничего страшного? Что можно спустить ему это с рук без последствий?

— Нет, это не то, что я хочу сказать. Просто я думаю, что это хороший знак, что он ведет себя, как типичный шестнадцатилетний парень. Не то чтобы это хорошо или плохо, просто типично. И если это единичный случай — если он не пьет, чтобы сбежать от своего прошлого — тогда для него это хорошо.

В каком-то смысле я согласна с Колтоном, но в то же время я знаю, что мне нужно поговорить с Шейном, нужно сказать ему, что так нехорошо, и подобное не должно произойти снова, хотя и знаю, что такое еще случится.

— Итак, мужчина, который раньше слыл безрассудным подростком, как же мне с этим лучше справиться?

— Я по-прежнему безрассудный, Рай, — говорит он с весельем в голосе. — Это, дорогая моя, никогда не изменится. С ним должен разобраться Джекс, потому что Шейн не станет тебя слушать.

— Позволь не согласиться. — Я не хочу, чтобы мальчики не хотели разговаривать со мной или слушать меня, потому что я в доме одна из немногих женщин-консультантов.

— Не горячись, Томас, — смеется он. — Я не говорю, что ты не можешь с этим справиться. Я лишь хочу сказать, что он лучше усвоит, если это будет исходить от мужчины.

— Ну, Джекс на бейсболе, так что это должна быть я.

— Ты в доме одна? — слышу, как беспокойство наполняет его голос, и улыбаюсь его внезапной потребности следить за мной, защищать. Это довольно мило.

— Колтон. — Вздыхаю я. — У входа пятьдесят фотографов. Со мной все в порядке.

— Вот именно. Пятьдесят фотографов, которым нечего там делать, кроме как домогаться тебя и мальчиков. Боже правый! — он ругается на самого себя. — Я так устал от того, что мое дерьмо обивает ваш порог.

— Правда, это не…

— Я буду через тридцать минут, — говорит он, и линия замолкает.

Ладно. Итак, он собирается разбираться с прессой, что не приведет ни к чему хорошему, а мне все еще нужно придумать, как разобраться с Шейном.

Черт!

— Можешь поиграть еще часок-другой, Скутер, а потом мы отправимся на поле, хорошо?

— Ага! — кричит он мне, спеша по коридору в гостиную, где, я уверена, в субботу утром мультфильмы идут в полном разгаре.

Продолжаю идти по коридору и, проходя мимо комнаты Зандера и Эйдена, останавливаюсь. Зандер сидит на кровати, одеяло обернуто вокруг его плеч, драгоценная плюшевая собака прижата к груди, и он с закрытыми глазами раскачивается взад и вперед. Наклоняю голову, делаю шаг в комнату и наблюдаю за ним, чтобы понять, спит он или нет. Когда подхожу ближе, слышу тихое причитание, и тогда двигаюсь инстинктивно.

— Эй, Зандер, ты в порядке, приятель? — мягко спрашиваю я, медленно опускаясь на матрас рядом с ним.

Он продолжает раскачиваться, но поднимает голову, чтобы посмотреть на меня, слезы украшают его лицо, а в глазах отражается полнейшее горе. Потому что независимо от того, сколько пройдет времени, воспоминания всегда будут там, запуская свои щупальца разрушения так глубоко, как только могут, чтобы он никогда не смог забыть. В какой-то момент он сможет двигаться дальше, но никогда не забудет.

— Я хочу свою мамочку, — хнычет он, и если бы могло, мое сердце разбилось бы на миллион осколков из-за этого маленького мальчика, которого я люблю больше всего на свете.

Я очень медленно перетягиваю его себе на колени и обнимаю, прижимая его голову к своей шее, чтобы он не видел слез, которые я проливаю о нем, его утраченной невинности, той части его, которая всегда будет страдать — его матери.

— Знаю, приятель, — говорю я ему, укачивая его. — Знаю. Она была бы здесь, если бы могла. Она бы никогда тебя не покинула, если бы не понадобилась ангелам.

— Но… но мне она тоже нужна… — он шмыгает носом, а я ничего не могу ответить. Ничего. Поэтому прижимаюсь поцелуем к его голове и просто крепче его обнимаю, пытаясь позволить своей любви к нему снять часть тяжести с его сердца, но знаю, что ее никогда не будет достаточно.

Мы сидим там какое-то время, утешая друг друга. Через несколько минут он успокаивается, моя рука гладит его по волосам и спине, пытаюсь что-то придумать, чтобы заставить его улыбнуться.

— Эй, приятель? Колтон уже едет сюда.

Чувствую, как его тело вздрагивает, а красные глаза обращаются на меня.

— Правда?

И словно по сигналу, снаружи доносится шум. Даже с закрытыми окнами и жалюзи я слышу урчание двигателя, щелчки затворов камер и гвалт вопросов.

— Ага, кстати, думаю, он только что приехал.

Благодарная за своевременное появление Колтона и моментальную вспышку в глазах Зандера, мы встаем и направляемся к передней части дома. Убеждаюсь, что мальчики в гостиной, чтобы, открывая дверь, они не попали в объективы камер.

Колтон протискивается в узкое отверстие дверного проема, бормоча проклятия, дверь за ним захлопывается. Он смотрит на меня с выражением разочарования на лице и держит под мышкой коричневый пакет для продуктов. Он улыбается.

— Привет.

— Приветик, Ас, — говорю я, подходя к нему, чтобы поцеловать, но его тело напрягается. Сразу же отступаю, понимая, что позади меня кто-то из мальчиков. Колтон так хорошо их знает и всегда осторожен, целуя меня в их присутствии, даже чмокая в губы, потому что знает, насколько сильно они меня опекают, и он никогда бы не нарушил это равновесие.

— Просто поцелуй ее, и покончим с этим! — раздраженный голос Скутера позади меня заставляет нас с Колтоном расхохотаться, с улыбкой на лице я поворачиваюсь к нему.

Чувствую на пояснице свободную руку Колтона, он подходит ко мне и садится на корточки перед Скутером.

— Ты не против? — спрашивает он маленького мальчика, чьи глаза только что стали размером с блюдца. — Я имею в виду, не очень вежливо являться в дом другого мужчины и целовать его девушку… но раз ты один из мужчин этого дома, думаю, я могу ее поцеловать, если ты мне скажешь, что не против.

От слов Колтона Скутер открывает рот, и выпрямляется от гордости.

— Правда? — волнение в его голосе заставляет меня положить руку на сердце. — Да… все в порядке. До тех пор, пока ты не заставишь ее грустить.

— Договорились. — Колтон протягивает ладонь, и они жмут руки. Мое сердце переполняет любовь, и мне приходится бороться со слезами, которые наворачиваются на глаза во второй раз за сегодня, но на этот раз от гордости, которую я испытываю к двум мужчинам в моей жизни.

— Ну что ж, — говорит Колтон и смотрит на меня, — хозяин дома говорит, что я могу поцеловать тебя.

Моя улыбка расширяется, Колтон наклоняется и по-братски чмокает меня в губы.

— Фууу, гадость! — говорит Скутер, вытирая рот тыльной стороной ладони, и, развернувшись, бежит в гостиную, чтобы рассказать все Зандеру.

Колтон оглядывается через плечо, чтобы убедиться, что Скутер ушел, и когда поворачивается ко мне, не задумываясь, находит своими губами мои губы. Это короткий поцелуй, но этот мужчина вызывает такую ударную волну, еще сильнее подтверждая то, что он наркотик, без которого я не могу жить.