И вот сейчас стою посередине осиротевшей квартиры с закрытыми глазами и пытаюсь воссоздать в своих мыслях звуки и запахи, которые кажется въелись мне под кожу. Ани с Тимой нет всего два дня, а в груди уже свербит и не дает покоя гаденькая мысль, что вдруг они решат не возвращаться ко мне. Эта мысль не просто задевает, а вызывает какой-то панический ужас. Я никогда не знал, что это значит — быть нужным. Когда тебя не просто терпят рядом, потому что ты член семьи и деваться некуда. А искренне и от всего сердца радуются тому, что ты — это просто ты. И дело не в благодарности, как я думал сначала. Если так подумать, то Аня и без меня бы не пропала. Все-таки у нее есть семья, и на улицу ее бы не выгнали. Да и Антонина Михайловна могла позже приютить Аню у себя. Но Аня каким-то непонятным для меня образом приручила во мне непослушного зверя, который с тихим мурлыканьем готов свернуться калачиком у ее ног. У нее уникальная способность сделать любой, даже самый паршивый день, вполне себе терпимым, только одной своей улыбкой и веселым щебетаньем. Прохаживаюсь по квартире, выискивая признаки недавнего присутствия здесь Ани с сынишкой. Вот здесь Тима бросил свою игрушку, и она так и лежит в углу. Впопыхах, собирая вещи, не обратили внимание что она валяется не на своем месте. Все эти дни не трогаю ее, пусть лежит там, где ее оставили и ждет своего хозяина. Жалко, что невозможно сохранить звуки, так хочется услышать звонкий голосок Ани, ее заливистый смех. Мы, конечно, разговариваем с ней по телефону, но это как рассматривать картинку вкусного блюда и не иметь возможность почувствовать его аромат. Звонил, кстати ей несколько раз за вечер, а она не берет трубку. Меня это нервирует, и учитывая мое паршивое настроение, это очень плохо. Уже точно решаю, что сразу заберу Аню к себе, как только вернется из Питера. Что ей у родителей делать еще целых три дня. Там нет таких удобств, как у меня, да и… Да и я хочу, чтобы они были здесь, рядом, под моим присмотром. С этими мыслями достаю котлеты, которые Аня заботливо наготовила и заморозила. Бросаю их на сковороду и пока они жарятся ставлю на плиту чайник с водой. Когда котлеты уже почти готовы, неожиданно раздается звонок в дверь. Странно, на часах уже совсем поздно, кого могло принести. Открываю дверь и с изумлением вижу, что на пороге стоит Антонина Михайловна.

— Добрый вечер, Димочка. Вот решила составить тебе компанию, так и знала, что один сидишь и скучаешь.

— Ничего не скучаю, наконец то тишина, хоть отдохну, — из вредности не могу сознаться ей, что плохо мне одному. Пусть продолжает думать, что я весь такой самодостаточный и уверенный в себе мужик.

— Ну да, ну да, конечно. А что так поздно вернулся? Последнее время всегда вовремя приходил. А тут сижу на кухне, чай пью, гляжу — твоя машина во двор въезжает. Думаю, дай узнаю, чего так поздно.

— На работе задержался, дел много накопилось. Поем сейчас и пойду хоккей смотреть. Хоть отдохну от детского визга.

— Ясно. Отдыхай, конечно. А что за запах? У тебя что-то жарится?

Принюхиваюсь и чувствую горелый запах, который точно исходит из кухни.

— Черт, котлеты — поворачиваюсь и бегу к плите. Успеваю снять их со сковороды, с досадой разглядывая подгоревшую сторону. Но не смертельно, есть можно. Накрываю на стол, пока Антонина Михайловна моет руки в ванной. Сажусь за стол и, задумавшись, начинаю есть свой подгоревший ужин. Морщусь, что ж не вкусно то так.

— Ну и чего сидишь и думаешь. Беги билеты брать и лети к ней, — от удивления вздергиваю голову и вижу Антонину Михайловну, которая стоит в проеме, подбоченив руки, и смотря на меня как мать на нерадивого ребенка.

— К кому к ней? Куда ехать? — все я прекрасно понял — и к кому, и куда ехать, так-то не дурак. Но из вредности не могу выйти из образа довольного жизнью мужика.

— Ты, Дима, совсем идиот? К Ане поезжай, скучаешь ведь. У нее же будет свободное время, покажешь ей Питер. Ты же знаешь этот город. Да и сам отдохнешь немного, сколько в отпуске не был.

— Антонина Михайловна, вы что, — неуверенно смотрю на нее, — как я поеду? Что я ей скажу?

— Ну, что сказать — это дело второе. Увидишь ее и скажешь. Да она девушка то умная, ей много говорить и не надо, все сама поймет.

Вот из упрямства не поеду, сам буду решать, когда и куда мне ехать. Будут тут еще женщины командовать, что мне делать.

— Билеты на завтра еще есть, — это я в то время как думал о своей мужской гордости и самодостаточности, уже открыл сайт и нашел подходящий рейс.

— Вот и замечательно. Доедай давай свои угольки и дуй чемодан собирать.

Нажимаю купить билет, и тыльной стороной ладони вытираю пот со лба. Один раз в жизни так волновался, когда еще подростком пригласил на танец девочку на школьной дискотеке. Иду в комнату, и достаю чемодан, который у меня всегда наготове. У больницы есть филиалы в других городах, и бывает, что просят приехать для сложных случаев. Вот кстати о работе не подумал. Пишу Захаровне и кратко объясняю ситуацию. Уже готов к нагоняю, но к моему удивлению она не отчитывает за такое несерьезное отношение к работе, а наоборот ее даже радует, что мне нужно уехать. Оказалось, что в Питерском филиале как-раз нужна консультация врача и я очень даже кстати окажусь там.

— Надо место в чемодане оставить, Тимке для подарка. Куплю ему самолет на радиоуправлении, — задумчиво разглядываю немногочисленные вещи, которые закинул в чемодан.

— Ага, конечно. Это ты сам хочешь поиграть с самолетом, — слышу позади смех Антонины Михайловны.

— Поезжай Дима, — вижу, как ее глаза меняются, озорной блеск исчезает и вместо этого она смотрит на меня внимательно и серьезно. — Проведите хорошо время вместе, без всех этих пеленок, да котлет. Все это нужно и хорошо, но вы ведь молодые. Вам нужно и отдыхать от всех этих забот и рутины. Своди ее куда-нибудь, на выставки там разные, в ресторан.

— Антонина Михайловна, не волнуйтесь. У нее работа же там, но в свободное время я ей скучать не дам. Покажу город, и сам по своим любимым местам похожу.

Антонина Михайловна удовлетворенно кивает головой и улыбнувшись идет в прихожую.

— А вы со мной не поужинаете? Я на двоих приготовил.

— Спасибо, Димочка, я у Васильевны вечером была, мы хорошо поужинали. А тебе хорошей дороги, мой дорогой.

Попрощавшись с Антониной Михайловной, падаю на диван и медленно перевариваю, что я сейчас натворил. Как Аня отнесется к моему приезду? Что скажет? Именно в этот момент мой телефон оживает, и я вижу на дисплее имя абонента — Аня. Сразу переключаю на видеосвязь, чтобы увидеть личико, по которому так отчаянно соскучился. Тщательно изучаю ее и отмечаю какой у нее осунувшийся вид. Под глазами легли тени, и голосок совсем уставший. И какого черта ей эта работа была нужна. Чего ей здесь не хватало? С наслаждением слушаю ее звонкий голосок, впитывая в себя каждое слово и мимику ее лица. Хочу предупредить, что завтра буду у нее, но в последний момент одергиваю себя. Я боюсь ее реакции на эту новость. И я отчетливо понимаю, что боюсь любого ответа. Я боюсь услышать, что она не ждет меня и я никак не вписываюсь в ее дальнейшие планы. Но еще страшнее мне услышать, что она обрадуется моему приезду. Готов ли я поменять всю свою жизнь? Я ведь даже не знаю, как это — жить по-другому. Что я смогу дать Ане? Такая необыкновенная девушка заслуживает намного лучшего. Закрываю глаза, откинувшись на спинку дивана. Впервые в жизни мне страшно, что принесет завтрашний день.

Аня

Критично осматриваю себя в отражении зеркала. Черное платье футляр, которое я так удачно прикупила в онлайн магазине на сезонных скидках, хорошо сидит на моей фигуре и очень деликатно повторяет изгибы тела. Когда я его примеряла и крутилась перед зеркалом, Дима, как всегда даже не постучавшись, зашел ко мне в комнату. Он начинал что-то говорить, но, увидев меня, вдруг резко замолчал. Сердитые морщинки пролегли между его бровей. Стиснув челюсть, он мрачно осмотрел меня снизу-вверх и молча вышел, так и не сказав зачем зашел. Потом он бурчал, когда я складывала платье в чемодан и убеждал меня, что незачем тащить с собой эту тряпку, как он выразился. Видимо платье ему совсем не понравилось, но по мне так оно просто идеально для сегодняшнего вечера. В меру нарядное, оно идеально подходит для человека, который будет на фуршете не веселиться, а работать.