Аня

— Васнецова, подумай ещё раз. Подумай от чего отказываешься! Ребенок абсолютно здоровый, крепыш. Да многие мечтают о таком!

Сижу перед заведующей родильного отделения, не смея даже пошевелиться и посмотреть ей в глаза. Я отказываюсь от своего ребенка. Сейчас подпишу эту бумажку и все, можно продолжать жить как раньше. Только почему на душе так скверно, грызет все изнутри.

— Я все решила. Мне… Мне некуда его брать.

Слышу, как мерно постукивает карандаш по поверхности стола. Невольно морщусь от каждого удара, который метко бьет мне по самому темечку. На настенных часах в унисон тикают секундные стрелки. Кажется, что каждая секунда длится целую вечность. Одежда противно прилипла к телу от выступившего пота, хотя на улице только начало лета. Мысли в голове начинают путаться, сознание теряется в тумане.

— А родители? Умерли что ли? — сквозь это марево, которое плотно окутало меня, прорывается голос врача. Она все никак не сдается и предпринимает последние попытки образумить меня.

— Нет, что вы! Живы…

— А про ребенка то знают? Говорила им?

Склоняю голову еще ниже и молча трясу ей.

— Так ты скажи! Ну, поругают, конечно. А потом глядишь и растают, как карапуза то увидят. Ну, не выгонят же на улицу.

— Нет, не могу я, не понять вам, — голос надрывается, чувствую зареву сейчас. А реветь нельзя, нужно до конца эту пытку выдержать. А расплачусь и все, пиши пропало. Не смогу оставить.

— Охохоюшки хо-хо, вот так родят, а потом оставляют. Кукушки.

На этих словах меня передёргивает. Хочу возразить, а в голове противный такой голосок жужжит — а кто ты? Кукушка и есть.

— Сначала сами бы выросли, да окрепли, а потом рожали. Вон, дом малютки переполнен. И твоего туда отправим выходит.

На этих словах сердце на несколько мгновений замирает, а потом начинает бешено колотиться. В горле встает противный ком, который мешает сделать полноценный вдох. Но там он хоть будет в тепле, накормлен, о нем позаботятся. А что я ему дам? Мне самой то жить негде, еще целый год учиться нужно, чтобы получить диплом и устроиться на полноценную работу.

— Ну, раз решила, то вот пиши и подписывай. И иди куда глаза твои бесстыжие глядят.

Заведующая отделением протягивает мне листок бумаги и ручку. При этом чувствую, как недовольный взгляд буквально прожигает мне лоб. Стыдно ужасно, хочется объяснить, рассказать, что не я такая, что обстоятельства такие. Но вместо этого беру ручку и дрожащим подчерком вывожу слово за словом. Отказываюсь… Не имею… Подпись. Несколько строк и судьба ребенка решена. Все так сложно в этой жизни, а иногда вон как, и легче не бывает.

Протягиваю бумажку врачу. Она надевает очки, берет листок в руки и внимательно читает.

— Так Васнецова, сегодня все оформим, завтра его в дом малютки увезут. Ребенок здоровый, может повезет и быстро родители найдутся. Некоторые годами родить не могут, молятся каждый день, вымаливают чудо то. А некоторые, — на этих словах она окатывает меня презрительным взглядом, — как котятами раскидываются.

К глазам снова подступают слезы. Да сколько же это мучение будет длиться. Ну как объяснить ей, что я одна на всем белом свете, даже при живых родителях. Не до меня им сейчас, а с ребенком и подавно. И отцу ребенка не нужна. Помощи и поддержки ждать мне неоткуда. С горечью погружаюсь в свои переживания, как вдруг дверь в кабинет резко открывается. От неожиданности подскакиваю и ойкаю. С испугом таращусь на огромную фигуру, которая закрывает собой весь дверной проем. Вытерев глаза от слез, приглядываюсь и узнаю в нем акушера, который у меня роды принимал. На улице встретишь и не подумаешь, что он врач, да еще и акушер. С такой внешностью обычно бизнесом занимаются, причем не самым легальным. Или на боксерском ринге кулаками машут. А этот смотри ка, детям помогает на свет появляться. Сижу, сжавшись в комочек, и исподтишка пялюсь на него. Вспоминаю как спокойно и уверенно он действовал, когда роды у меня принимал. Но самое удивительное, что страх, который долгие месяцы не отпускал меня из своих цепких лап, вдруг исчез. Неожиданно для самой себя я почувствовала себя в безопасности и полностью доверилась своему угрюмому врачу. Наверное, никогда не смогу забыть момент, когда мне на грудь положили моего сынишку. Врачи же не знали, что я от ребенка отказываться буду. Сейчас от этого воспоминания все в груди жжет. Обняла его, прижала к себе, ведь тогда уже понимала, что скоро расстанемся. Хотелось, чтобы это мгновение длилось, а не летело с такой бешеной скоростью. Ручки маленькие держала и плакала. Потом его принесли мне в палату, и я никак не могла заставить себя пойти с признанием к заведующей. Все смотрела на него и целовала. Прикладывала к груди и вдыхала запах своего малыша. Но дело идет к выписке, дальше ждать уже некуда. Свинцовыми ногами заставила себя дойти до кабинета врача и призналась, что забирать ребенка не буду. Мне кажется часть меня медленно умирала, когда я произносила эти слова, нервно заламывая пальцы на руках.

Акушер закрывает дверь и медленно подходит к нам. Смотрю на него снизу-вверх. Где-то в глубине души возникает совершенно странное и иррациональное чувство. Словно вот он сейчас снова возьмет все в свои сильные руки и избавит меня от всех проблем. Но только это в сказках принцы спасают прекрасных принцесс. А в жизни эти принцы улепетывают при первой возникшей проблеме. Да и я на принцессу то не тяну, что уж там. А из этого громилы такой же принц, как из слона балерина. Больше тянет на огромного и грозного дракона. На родах и на осмотре особо и не разглядела его. Сейчас вижу, что он действительно большой, руки огромные. И как он такими детей держит? Сломает же все. Взрослый уже, больше тридцати — это точно. Лицо суровое, следы каких-либо эмоций полностью отсутствуют. Не выдержав его сканирующий взгляд, отпускаю глаза и впиваюсь в края стула. Кто ж сюда такие неудобные стулья поставил.

— Так, что у нас тут? Отказывается?

Молча киваю головой и еще сильнее сжимаю стул.

— Да, вот уже все подписала, — вздыхает заведующая отделением. — Такой малыш замечательный, не знаю уже как отговорить.

— Ну отказывается, так отказывается. Состояние удовлетворительное, может идти, — ко мне даже не обращается, как будто я тут пустое место.

Поворачивается к окну и как ни в чем не бывало берет какую-то папку и начинает изучать ее содержимое.

— Елена Захаровна, у нас на этой неделе все? На следующей неделе сколько родов запланировано?

Врач, Елена Захаровна, как оказалось, подходит к нему с папками, и они начинают их изучать.

Я чувствую себя странно. Обо мне вроде как совершенно забыли. Стоят обсуждают кому кесарево, кому вызывать роды нужно. Откашливаюсь и смотрю на них.

— Я пойду?

Оба поворачивают головы, акушер смотрит на меня с удивлением, как будто вообще не ожидал здесь увидеть.

— Иди, думали ты уже сбежала, сверкая пятками.

Они отворачиваются и снова начинают что-то обсуждать, совершенно потеряв ко мне какой-либо интерес. А я, пользуясь моментом, открываю дверь и выхожу из кабинета. Ну что ж, дело сделано. Нужно идти и жить дальше. Кто бы ещё сказал, как.

Дима

Когда увидел ее бледное лицо и зареванные глаза, то сначала даже испугался. Но профессиональный опыт и природное чутье быстро подсказали, что дело совсем не в состоянии здоровья. Тем более анализы я ее проверял, все необходимые процедуры и УЗИ ей сделали, все у нее было хорошо. Непроизвольно вспоминаю как проходили ее роды. Свалилась к нам, как снег на голову. Я уже домой собирался, как меня срочно в родильное отделение вызвали. На учете она не стояла, пришла, когда уже схватки скрутили. Во время родов была совсем одна — ни мужа, ни родственников, никакой поддержки. Мне, признаться, так даже больше нравится. Никто под ногами не крутится, не спрашивает каждые пять минут — ну когда уже? А партнерские роды я бы вообще отменил. Мало того, что за роженицей нужно постоянно смотреть, так еще и папаши покоя не дают. Все почему то думают, что больше меня в акушерстве разбираются. Иногда еле сдерживаюсь, чтобы не выставить очередного, совершенно ненужного, участника процесса за дверь. А с девчонкой мы хорошо сработались. Все, что я ей говорил, она беспрекословно выполняла. Да и молодой здоровый организм не подвел, родила быстро и без каких-либо проблем. Пацан родился крепкий, заголосил так, что полбольницы оглохло. Здоровый значит, легкие хорошие. Любая мамаша рада будет счастлива такого мальчонку родить, а эта, значит, оставить решила. Я, конечно, за время работы всякое уже повидал. Не она первая, кто сидит в этом кабинете и пишет отказную. Но первые года практики я пытался уговаривать, беседовал с ними по душам, искренне верил, что смогу до каждой достучаться. А с годами понял, что незачем все это. Если женщина решила, то ее никто не отговорит. Да и жизненные обстоятельства у всех разные, каждой же в душу не полезешь. Где-то в глубине души я даже понимаю таких, как они. Не представляю себя в роди отца семейства, терпеть в доме вечный ор и бардак. Мне хватает тех, с кем здесь приходится возиться. Да и в акушеры я пошел не из-за огромной любви к детям.