В сторону моста одновременно летит шквал гранат. В мгновение, как только громкие взрывы гремят над рекой, деревянные балки моста взметаются вверх, разлетаясь в щепки. Глухой рёв сменяется гулом, когда конструкции начинают рушиться, уносимые в бурлящую реку.

— Вперёд! — командую я, и вся группа выдвигается по сигналу, не давая противнику опомниться.

Огненный вихрь разнесший в щепки деревянное сооружение, привел в панику охранников моста. Душманы, попадая под шквальный огонь автоматных очередей, разбегаются в разные стороны.

— Держите на прицеле каждого, кто остался, — приказываю десантникам, замечая, как Коршунов ловко меняет положение, следя за движением отступающих противников.

— Вижу, лейтенант, — коротко отзывается он, заряжая обойму…

Цель — уничтожить мост, достигнута. Внезапность и слаженность ускорили выполнение задачи.

Теперь необходимо выдвинуться к точке эвакуации, где нас должен подхватить вертолёт.

Жаркое афганское солнце давит на плечи, воздух густой, как раскалённый металл. Песок, поднимаясь в вихре с каждым шагом, оседает на снаряжении, забивает дыхание. Мы идём вдоль скал.

Я иду впереди, держа руку на автомате, взгляд сканирует каждый выступ, каждый камень. Парни — за мной. Мы двигаемся быстро, но не теряем осторожности.

Каждый в группе — проверенный боец. Но здесь любой, даже самый опытный, не застрахован. Место встречи — километра через два. Идти недолго, но тут, в горах, счёт идёт на минуты.

Внезапно — взрыв. Слишком близко, оглушающий удар в воздухе.

Засада! Духи нас ждали.

Скорее всего уцелевшие охранники моста успели сообщить своим.

Секунда тишины, и мы все прижимаемся к земле. Ещё один взрыв, земля дрожит, камни сыплются с откоса, пыль поднимается, застилая обзор. Парни тут же занимают позиции, но я замечаю, что не все двигаются. Смотрю — Сергей и Михаил остались лежать.

— Серёга! Мишка! — кричу. Но они не отвечают.

Серёга сжимает живот обеими руками, кровь льётся сквозь пальцы. Пули свистят над нами, их даже не видно — только мелькают рикошеты на камнях. Мишка — рядом, схватился за ногу и руку, на лице боль, но стиснутые зубы не дают ему издать ни звука.

Колесников и Коршунов мгновенно рядом с Сергеем, понимают всё без слов. Саша и Олег подхватывают его с двух сторон, пытаясь удержать.

Я быстро оцениваю, нет времени думать — хватаю Михаила, закидываю его себе на плечо.

— Держись, Мишка, до вертолёта дотянем, только не сдавайся!

Начинаем движение. Колесников и Коршунов тащат полусогнутого Серёгу, тот уже на ногах не держится. Кровь течёт ручьём, оставляя пятна, которые быстро пропитывают песок. Сергей бледен, губы шепчут что-то, но я не разбираю слов.

В голове одно — быстрее, быстрее, дотянуть!

Михаил тоже дышит тяжело, но держится, хрипит что-то под нос.

По дороге приходится отстреливаться. Я веду огонь короткими очередями, целюсь туда, где мелькают тени. У духов тоже потери, но это их не останавливает. Они знают, что у нас есть раненые, и теснят нас с каждой минутой.

Олег сжимает автомат, прикрывая с тыла. Но обстановка накаляется с каждой секундой. Приказываю продвигаться к вертолёту зигзагом, прячась за камни, не давая врагу нас окружить.

И вот он — долгожданный звук, знакомый гул винтов. Вертолёт приближается, опускаясь так низко, что воздух взрывается потоком горячего песка. Духи прекращают стрельбу, то ли потеряли нас из виду, то ли сами зализывают раны

Вертолёт гудит над головой, вибрация даёт по ушам, резонирует в груди. Вижу, как сквозь раскалённый воздух просвечивают очертания чёрной машины, мелькает сквозь ослепительный свет раскручивающийся винт. Гора сыплет песок,

Площадка, которая была намечена по плану, оказалась недоступной — кто-то там сверху решил, что ждать больше нельзя.

И машина повисла прямо над скалой. Внизу пропасть.

С вертолёта нам сбрасывают веревочную лестницу. А снизу поднимается мощный вихрь, поднятая лопастями пыль и мелкие камни влетают прямо в лицо и грудь.

Рёв двигателя оглушает, сквозь него слышу глухие окрики. Лестница свисает вниз, покачиваясь в хаотичном ритме от порывов ветра и вращения винтов. Эта верёвка — единственное, что связывает нас с выживанием. Она бьётся о скалу, то уходит в сторону, то резко взмывает вверх. А нам нужно за неё цепляться и тянуть наверх раненых, пока духи снова не засекли нас здесь и не устроили ещё одну пальбу.

— Колесников, первым! Давай, подтягивай Серёгу! — ору я, перекрикивая рёв вертолёта.

Колесников — лучший выбор на это место. Он крепкий, и способен вытянуть наших парней наверх.

— Колесников, давай! — кричу, глядя на верёвочную лестницу. Она качается, болтается от потока воздуха, словно живой хвост змеи, то близко, то отскакивает в сторону, метра на два.

Сашка не раздумывает. Обхватывает первые перекладины и начинает лезть вверх. Поток ветра то ударит, то оттолкнёт, и он зависает, болтается на одной руке, но держится, вытягивает одну ногу, захватывает другую перекладину.

Колесников каждую ступень преодолевает, словно по тренировочной полосе идёт, а не над пропастью висит.

Я смотрю, как он карабкается, стараясь удержать Серёгу, который ранен в живот и практически теряет сознание.

Под ними снизу — Коршунов, скалится, матерится, но не бросает дело — одной рукой держит лестницу, второй — Серёгу. Сергей — без кровинки на лице, бледен, словно привидение. Но он жив, и это главное.

Коршунов кричит, перекрывая шум винтов:

— Олег, давай! Помогай!

Колесников обхватил Серёгу одной рукой. Вижу, как он напрягается, чтобы удержать его вес, вцепляется в верёвочную лестницу свободной рукой и старается не отпускать раненого. Снизу его страхует Коршунов, поддерживая и подталкивая Серёгу. Парень истекает кровью, забрызгивая товарищей.

— Тяни, Колесников, тяни, почти на борту! — снова ору.

Они медленно, по сантиметру, поднимаются, но каждый шаг — как победа. Глядя, как ребята двигаются вверх, я не могу позволить себе терять ни секунды. Мишка — ещё на мне, руки безвольно свисают, но глаза слегка приоткрыты, живой.

Саша делает последнее усилие, вырываясь из облака пыли, и, наконец, они вдвоём оказываются наверху, Колесников вытягивается рукой за крепление борта, и они оба заваливаются внутрь борта. За ними подтягивается страхующий их — Олег.

Теперь мой черёд.

Закидываю Мишаню на плечо, подхожу к болтающейся лестнице, делаю короткий рывок — ловлю верхнюю перекладину, цепляюсь. Ветер дергает лестницу, словно хочет вырвать из-под ног. Лёгкий поворот — баланс держу, как тренированный акробат. Удерживаю Мишку, переставляю руку.

— Держись, брат, только не отключайся сейчас.

На плечах — Михаил, у которого прострелены нога и рука, чувствую себя словно поднимаюсь на вершину скалы. Лестница продолжает ходить из стороны в сторону, и каждое моё движение — сопротивление этому дьявольскому маятнику. Михаил молчит, стиснув зубы, и я чувствую, как он старается не обременять меня своим весом, но это, в общем-то, и не играет большой роли. Его веса я почти не чувствую.

Руки держатся крепко, шаг за шагом поднимаюсь всё выше, видя перед собой только лестницу и размытые очертания вертолёта над головой. Подо мной — пустота, но я стараюсь об этом не думать. Вниз не смотрю — если ошибиться, то мы оба рухнем в пропасть.

Но нет, не сегодня.

В голове пульсирует одно — вперёд, наверх, ещё шаг, ещё. И вот мои руки касаются борта, кто-то из парней сверху подаёт руку, помогает затянуть Михаила внутрь.

Еще рывок — и вот я на борту, устраиваюсь на сидение. Вокруг — глаза парней. Кто-то тихо смеётся, кто-то шепчет.

— А ведь ушли мы от духов, Беркутов! — замечает Колесников, с трудом переводя дыхание, но уже подмигивает мне с привычной дерзостью.

Все, кто на борту, с удивлением смотрят на меня, на мои ноги, руки, как будто видят какой-то трюк.

— Беркутов, как ты забрался на борт с грузом так легко и быстро? — кивает один из пилотов, проверяя, что все в вертолёте.