Вскидываю головой, отбрасываю мрачные мысли. Походу меньше надо слушать Коршуна. Тот еще демобилизатор.

Сейчас это только мешает.

Мы достигаем вершины. Снайпер мертв, но рядом следы — кто-то бежал.

— Ушёл, — тихо говорит Баяр.

— Куда? — спрашиваю, переводя дыхание.

Он указывает на ущелье.

— Там их лагерь. И ваши тоже там.

Я киваю, сжимая автомат. Позади идет вся группа.

Когда мы начинаем спускаться к ущелью, Баяр останавливается и смотрит мне прямо в глаза.

— Они знают, что вы идете. У вас мало времени.

Я смотрю на Колесникова, который вдруг оказывается слишком близко к краю.

— Сашка, тормози! Не рискуй попусту, -разворачиваюсь к Баяру.– Откуда знаешь? — спрашиваю, медленно поднимая автомат.

Он молчит, но его глаза говорят больше слов.

Мы идем в полной тишине, только шуршание камней под ботинками напоминает, что мы еще на этой земле.

Баяр идет впереди, его силуэт скользит между валунами, как призрак. Следы, которые он читает, для меня — просто отпечатки на земле. А для него — книга, где каждое движение противника записано четко.

— Вот здесь они отдыхали, — шепчет он, останавливаясь и показывая на круглый отпечаток. — Пять человек сидели, вон тот — на камне. И еще пять стояли.

— Погранцы, — киваю я, стиснув зубы. — Даже отдыхать им не дают…

Баяр хмурится, его рука невольно касается кинжала на поясе. Он молчит, но я вижу- за братом переживает так, что даже кожа на скулах побелела.

— Привал? — спрашивает Сашка Колесников, потягивая из фляги воду.

— Нет, времени нет, — отвечаю резко. — Надо догонять.

Гусев вдруг поднимает руку. Все замирают. Его взгляд устремлен на вершину скалы впереди.

— Снайпер, — тихо говорит он. — Тот, который от нас ушёл. Видишь, солнце играет? Линза, сто процентов.

— Второй, поменял позицию гад! — зло бросаю я.

Я смотрю туда, куда указывает Гусь.

Блеск исчез, но я знаю- Гусев редко ошибается.

— Ложный выстрел, — шепчу, пригибаясь. — Отработаю, как в прошлый раз, ты снимешь.

Гусев кивает, укладывается на землю, вытягивает свою винтовку.

— На счет три, — шепчу я. — Раз… два… три!

Я резко высовываюсь из-за камня, поднимаю автомат и делаю несколько выстрелов. В ответ — треск винтовки. Пуля выбивает кусок скалы прямо передо мной.

— Поймал! — слышу глухой выстрел Гусева.

Моджахедский снайпер валится из укрытия, его тело с глухим стуком падает вниз.

— Чисто, — говорит Гусев, поднимаясь.

Я выдыхаю. Адреналин бурлит в крови.

— Двигаемся дальше, — командую, и мы снова идем вперед.

Забираемся выше, обходя острые камни, все молчат. Тишина тяжелее, чем обычно, как будто даже ветер не хочет мешать нашему напряжению. В груди с каждым шагом разгорается неприятное чувство, что-то не так.

Сашка Колесников, чертыхаясь, бросает взгляд на Баяра, который идет чуть впереди и всё щупает взглядом землю. Колесников напряжен, ворчит чаще, чем дышит.

— Ну и где твои погранцы? — наконец не выдерживает он. — Баяр, ты следы видишь?

Баяр не отвечает.

Он хмурый, как гроза, его взгляд бегает по камням, как охотничий пёс. Наконец он останавливается и приседает возле чего-то в земле.

— Вот, — показывает. — Следы были. Потом… — он замолкает, щупает землю пальцами.

— Потом что? — подаю голос.

— Погранцы здесь остались, — говорит он тихо. — Их больше не тащили.

— Чего? — Колесников бросается вперед, чуть не спотыкается о камень. — Ты хочешь сказать, их бросили?

— Не бросили, — говорит Баяр резко, как ножом режет. — Что-то другое.

Я смотрю на него. Баяр никогда не был болтливым, но сейчас в его глазах — буря. И я вижу, что его разрывает тревога за брата.

— Или… — начинает Колесников, — от них просто избавились? Ну как груз, мешающий идти быстрее?

— Заткнись, — рявкаю я. — Не неси чушь.

Колесников смотрит на меня, в его глазах злость.

— А что, Беркут? Думаешь, моджахеды их за собой потащили? Зачем? Гуманизм? — Он выдыхает, оглядывается на Гусева, тот молчит, но в глазах видно, идея Сашки его задела.

— Колесников, я тебе сейчас… — начинаю, но тут вступает Баяр.

— Нет, — говорит он, глядя мне в глаза. — Мой брат жив. Они его держат.

— Где? — спрашивает Коршун, который всё это время молча шел сзади.

Баяр показывает рукой на скалы впереди.

— Там пещеры. Они любят такие места.

Я киваю.

— Сашка, — говорю, оборачиваясь к Колесникову, — свои догадки оставь при себе. Если кто-то и знает, где наши, так это Юсуф.

Мы, наконец, догоняем их. Но моджахеды занимают высоту, идеально подходящую для обороны. Камни, скалы, небольшие выступы — все играет на их стороне.

— Ну, и где срочники? — спрашивает Сашка, прижимаясь к валуну. — Не вижу их.

Хмуро сдвигаю брови.

Коршун, который до этого держался молча, вдруг ухмыляется.

— Слишком ты веришь в идею, Беркут, — бросает он.

Я поворачиваюсь к нему.

— А ты чего вообще вызвался? — спрашиваю, глядя прямо в глаза. — Ты явно не из тех, кто за чужие шкуры переживает.

Коршун усмехается.

— Может, я тебя проверяю.

— А может — я тебя проверю, — бросаю в ответ.

Вдруг автоматная очередь с высоты разрывает тишину.

— Ложись! — кричу, бросаясь к ближайшему укрытию.

Моджахеды открыли огонь. Их как минимум пятеро.

— Саша, слева прикрывай! — командую. — Гусев, целься по ним справа. Коршун, если ты не зря тут, займись центральной точкой.

Пули свистят над головой. Я чувствую, как земля сыпется мне на шею, но в голове только одно.

— Где срочники? Где погранцы?

Баяр перебегает между камнями, его кинжал сверкает в руках. Он не знает, что делать, но, похоже, готов рискнуть всем ради брата.

Бой продолжается. Моджахеды стреляют без остановки, но мы постепенно прижимаем их к вершине.

Вдруг я замечаю Коршуна. Он странно двигается, как будто тянет время.

Стреляет ли он вообще?

— Коршун, стреляй из пулемёта! Чего медлишь?

Мой взгляд задерживается на нем.

В этот момент с высоты раздается крик.

Голос на ломаном русском.

— Слушайте меня, неверные! Я Юсуф. Погранцы ваши живы… пока. Бросайте оружие или увидите их головы!

Перевожу взгляд на Баяра. Его глаза горят, как угли.

— Бяшим… — шепчет он, словно молится.

В груди все сжимается. Я поднимаю руку, чтобы подать сигнал.

— Что будем делать, Беркут? — спрашивает Колесников, его лицо бледное, но голос ровный.

— У нас нет права на ошибку, — отвечаю, сжимая автомат.

Впереди слышен звук затвора. Гусев готовится броситься вперед, но я хватаю его за плечо.

— Стой! Мы их вытащим… По- другому.

Десантники кивают, но в глазах вижу — если что-то пойдет не так, мы сделает по-своему.

Тишина снова накрывает горы. Кажется, она вот-вот взорвется.

На высоте появляется моджахед. Отсюда снизу видна только его фигура.

Юсуф мелкий, жилистый, весь, как сухая ветка. Он стоит, возвышаясь над скалой, над камнями, глядя сверху вниз.

— Хочешь, убить? — усмехается он, когда я подхожу ближе к скале, поднимая автомат. — Попробуй!

Я смотрю на него снизу верх, запрокинув голову.

Быстро принимаю решение. Приседаю и достаю из рюкзака карту.

— Вот смотри! — кричу я. Прекрасно понимая, с такого расстояния ему ничего не рассмотреть.

— А что это такое? — спрашиваю, качая головой. — Не скажешь, Юсуф?

Он косится на карту. Я вижу, как он напрягается, но лицо его остается каменным.

— Чушь, — говорит он. — Это не моя карта!

— Нет? — усмехаюсь, достаю из кармана ещё пару сложенных листов. — А это? Твои подписи на приказах, нет? А что там у нас? — «Атаковать пограничный пост на рассвете».

Он молчит, но я вижу, что дрогнул.

Надо давить, прессовать, не давать шанса на передышку.

— Слушай сюда, Юсуф! — говорю я, — Все твои ребята из кишлака у нас. И если ты думаешь, что они храбрее тебя, то ошибаешься. Один уже всё рассказал.