Грачёв снова делает паузу, вроде как хочет убедиться, что мы усваиваем ту информацию, которую он до нас доносит.

— Отсюда, — говорит полковник, — поставляют оружие. Через перевал проходит всё. От автоматов до ПЗРК «Стингер». Баха получает технику, патроны, деньги. А с недавних пор там появился американец — инструктор. Мы не знаем, кто он, но точно знаем, зачем он там. Он обучает их тактике.

— А что наши информаторы? — бросает Колесников.

Полковник продолжает.

— Источники подтверждают, что Баха готовит крупную засаду. Хайлан — это их база. Они собирают силы для удара по нашим позициям на границе. Вот здесь, — он указывает на другую точку карты. — Если они выйдут, обстреляют наши территории. Это уже серьезная угроза. Мы должны её предотвратить.

Мы молчим. Эти слова звучат как сигнал. Полковник бросает взгляд через плечо, будто проверяет, все ли поняли.

— Теперь о главном. Американец, этот инструктор, — нам нужен живым. Он — ключ. Мы знаем, что они готовятся к чему-то крупному. Возможно, координируют удары по нескольким направлениям. У него карты, маршруты, планы. Без него Баха теряет преимущество.

Коршунов морщится.

— А если Баха его не отдаст?

Грачёв кивает, словно ожидал этот вопрос.

— Тогда вы должны заставить. Либо взять американца, либо сделать так, чтобы он не вернулся к ним. Это война. Баха без него будет ослеплён.

Я смотрю на карту, стараясь представить себе, что творится в этом Хайлане.

Грачёв будто читает мои мысли.

— Не думайте, что это просто кишлак, — говорит командир, — он словно муравейник. Там каждый дом — это укрытие. Баха окружил себя людьми, которые будут за него умирать. Но у каждого кишлака есть слабое место. И ваша задача — его найти.

Свиридов хмурится.

— Баха собирает такую банду… а мы что? Придем туда и будем просто на это смотреть?

Полковник резко разворачивается к нему.

— Ты думаешь, мы ничего не делаем? На него готовится операция. Но нам нужно время. Пока мы не знаем всех маршрутов, не знаем всех связей. Этот американец — очень важен. Они думают, что готовятся к осени, а на самом деле к осени мы ударим по ним.

Грачёв кладёт указку на стол, скрещивает руки на груди. Его голос становится тише, но напряжение только усиливается.

— Это разведка, — говорит он. — Ваша задача — не геройствовать, а понять, что происходит. Выходите ночью. Всё, что увидите, слышите, запомните. Главное — взять американца. Не упустите эту возможность.

Теперь он смотрит на нас каждого по очереди.

— У Бахи не должно остаться шансов. Если упустим этот момент, следующая осень станет для нас кровавой.

В комнате виснет тишина. Никто не спрашивает, никто не сомневается. Грачёв сказал всё.

Мы понимаем, что это не просто приказ. Это наша задача — быть там, где опаснее всего, чтобы другие могли провести операцию «Хайлан» успешно.

Но я уже знаю, что Баха во время этого осеннего штурма улизнёт. Поэтому думаю о том, что «позаботиться» о нём нужно уже сейчас. Другого шанса не будет.

И эту гидру — «элитную» банду моджахедов Хайлана, необходимо обезглавить полностью, — лишить их и америкоса, и Бахи, тогда предстоящая операция «Хайлан» банду Бахи уничтожит. А так… Баха в последствии сколотит новую.

— Вы должны разобраться на месте так, чтобы задача была выполнена. Упустите американца — всё пойдёт насмарку, -жёстко говорит командир.

Я вижу, как у Коршунова напряглись скулы, но он не спорит. Я тоже молчу. Понимаю, что все зависит от нас, как мы сработаем на месте.

Грачёв выдыхает и смягчает тон.

— Я знаю, что вы справитесь. Потому и выбрал вас. Вместе с замполитом подбирали группу. Вы все вместе уже работали, слаженная команда, понимаете друг друга, — бросает на меня короткий взгляд.

— У Бахи много людей, он фанатик, но не бессмертный. Ищите точки слабости.

Мы встаём, обменявшись короткими взглядами. Я знаю, что могу на них положиться. Эта мысль придаёт мне уверенности.

На выходе из кабинета догоняет солдат, суёт мне в руку бумажный свёрток.

— От командира, — говорит тихо.

Разворачиваю — там схема кишлака, кривоватые наброски хижин, горы отмечены красным. Баха будто оживает на бумаге — это его территория.

— Эй, Беркут, — окликает Колесников, — как думаешь, американец не подохнет до нашего прихода?

— Если подохнет, Баха сам к нам придёт. Договориться, — усмехаюсь.

Если американца нет в живых, это будет провал. Не только наш — всей операции, — я понимаю так.

Мы выходим на плац, солнце уже высоко. Где-то вдали трещат вертолёты, слышится лай собак. Готовим снаряжение. Молчим. Все сосредоточены.

Потом расходимся по своим палаткам. До ночи нужно можно еще поспать…

Ночь сгущается плотным покрывалом, когда нас выгружают на точке. Ми-8 уходит быстро. Земля под ногами — сухая, каменистая, песок скрипит, будто змея шипит где-то поблизости.

Грачёв сказал, что всё организовано и нас встретит тут свой человек, местный. Проводник. Но когда мы остаёмся одни среди этой безлюдной пустоты, что-то в голове не даёт покоя.

— Ну и где он? — шёпотом бросает Колесников, закидывая автомат за спину.

— Терпение, Саша, — тихо отвечает Свиридов, поигрывая ножом в руке. — Местные, они такие. Могут появиться в последний момент.

Мы с Коршуновым молчим. Ночь — это всегда напряжение. Слух ловит каждый шорох, каждый порыв ветра. Где-то вдалеке вскрикнула ночная птица, заставив нас вздрогнуть.

И тут он появляется. Тихий, как тень, будто вырастает из земли. На голове — грязный тюрбан, лицо закрыто шейным платком. Только глаза светятся, как у зверя в темноте.

— Вы советские? — спрашивает он на ломаном русском, будто пробует каждое слово на вкус.

— А ты Баха? — шутит Колесников, но в голосе слышится напряжение.

Проводник смотрит на него, не двигаясь, затем переводит взгляд на меня.

— Я ваш проводник. Моё имя — Акмаль.

Он говорит спокойно, но я замечаю, как его пальцы время от времени касаются кинжала на поясе. Не доверяет нам, как и мы ему. Но это нормально. Здесь никто никому не верит.

— Мы идём к Хайлану, — говорю я, шагнув ближе. — Знаешь, что от тебя требуется?

Он кивает.

— Знаю. Баха мне не друг. У меня с ним кровная война. Он убил моего брата. Я помогу вам.

Говорит сдержанно, но в голосе сквозит что-то ледяное. Акмаль не врёт. По крайней мере, пока.

— Путь опасный, — продолжает он. — Здесь не просто горы. Каждое ущелье может быть ловушкой. Если мы дойдём живыми, вам повезёт.

— Живыми? — усмехается лейтенант Свиридов. — Акмаль, у нас выбора нет. Мы дойдём.

Афганец хмыкает, словно проверяет нас на прочность.

— Тогда идите за мной. Не отставайте.

Мы движемся вслед за ним, скользя по каменистой тропе. Акмаль ведёт уверенно, как человек, который здесь вырос. На каждом шагу он осматривается, прислушивается, будто может услышать дыхание врага за десятки метров.

— А что кишлак? — шепчет прапорщик Колесников, прижавшись ближе. — Нас там что, прямо ждут с красной ковровой дорожкой?

Акмаль оборачивается, его глаза блестят в темноте. Он хорошо понимает русскую речь.

— В Хайлане ждут всех. Но не с ковровой дорожкой, а с ножом под рёбра.

— А если тебя узнают? — спрашиваю, поднимая руку.

Он замирает, как зверь, унюхавший опасность. Потом поворачивается ко мне.

— Узнают. Но не сразу. У нас с Бахой своя старая игра.

— Какая игра? — с подозрением бросает Коршунов.

Акмаль криво улыбается.

— Кто первый убьёт другого.

Его слова повисают в воздухе, как напоминание о том, куда мы идём. Мы все понимаем — до Хайлана не добраться без риска. Мы здесь находимся в тылу врага.

Ночь в горах Афгана — это всегда лабиринт теней, где каждый шаг может быть последним. Мы идём цепочкой, держим дистанцию.

Колесников впереди, за ним Свиридов. Я третий. Коршунов замыкает Акмаль — впереди всех, как волк, что чует добычу или врага.