Шохин хитро улыбается.

— Да ничего. Просто Лена ещё сказала, что Маша вроде как твоя невеста. Это правда?

— Нет, — режу я коротко. — Бред.

— Значит, поссорились? — не унимается он. — Ты бы мне сказал, я бы…

— Хватит, Шохин, — перебиваю его. Голос у меня холодный, я злюсь.— Мы с ней не поссорились, мы расстались. И вообще, давай сменим тему.

Шохин смотрит на меня с лёгкой усмешкой. У него в глазах эта его вечная дерзость — как будто он только и ждёт, когда меня это окончательно выбесит.

— Ну ладно, как скажешь, — миролюбиво бросает он и делает вид, что занят своим бинтом. Но через минуту снова поднимает глаза. — Тогда вот что. У меня к тебе просьба.

— Какая ещё просьба? —настораживаюсь.

— Лена, — говорит он, — на днях собирается день рождения отметить. Просила меня прийти. А я, сам понимаешь, не могу. Боком моим там особо не повеселишься. Да и Лена приглашала меня с товарищем, намекая на ухажёра Маши, то есть на тебя. Вот я и думаю —вместо меня ты можешь сходить?

— Это шутка такая? — спрашиваю я.

— Какая шутка? — Шохин смотрит на меня серьёзно. — Ты ведь не знаешь Лену, она этого заслуживает. Хорошая она. И Маша там будет.

Я напрягаюсь — вот именно.

— Слушай, Шохин, давай без этих многоходовочек, ладно? — я резко встаю и начинаю мерить шагами маленькую палату. — Не влезай туда, где ничего не понимаешь. Ты Лену поздравляй сам, а я не пойду.

— Почему? — не отстаёт он. — Из-за Маши?

— Нет, — снова режу я. — Из-за того, что я туда не хочу.

— Беркут, ты упрямый как осёл, — вздыхает он. — Вот Маша права была.

Я останавливаюсь и смотрю на него.

— Шохин, если хочешь вылечиться быстро, то заткнись.

Он ухмыляется. И чем больше я завожусь, тем шире эта ухмылка становится.

— Ладно, Беркут, не кипятись, — наконец говорит он. — Просто подумай. Это же всего лишь день рождения. Ну побудешь там часок, поздравишь Лену. Это не конец света.

— Это конец разговора, — бросаю я через плечо и выхожу из палаты.

Снаружи я глубоко втягиваю воздух. Душно. Солнце уже зашло, но жара всё равно висит в воздухе, будто не хочет отпускать.

Я иду к себе, но всё ещё злюсь. Зачем Шохину надо было лезть в мою личную жизнь? Девчонки попросили? Нет, друг, так не работает.

Шохин ведь не просто так начал этот разговор. Лена что-то ему сказала. А ту накрутила Озерова.

Мать твою! Пусть сами разбираются. Далась им всем эта Маша.

Навестил раненного товарища, называется.

Возвращаюсь к себе, реально надо пару часов вздремнуть перед заданием.

Едва успеваю вернуться в палатку, ко мне с порога влетает рядовой Мирошников, весь из себя напряжённый.

— Товарищ лейтенант, вас опять ищут.

— Кто? — бурчу.

— Особист, подполковник Власов Антон Анатольевич. Он сказал, чтобы вы немедленно явились в его кабинет.

Особист, значит. Власов редко кого просто так дёргает. Не тот человек. Обычно подкарауливает где — либо и делает вид случайной встречи. И вопросы задаёт — будто, между прочим. Ну, а раз вызывает — значит, что-то важное.

Я бросаю китель на плечи и шагаю в штаб. Поднимаюсь по лестнице, стучу в дверь.

— Разрешите войти, товарищ подполковник?

— Входи, лейтенант Беркутов, садись, — говорит Власов.

Я усаживаюсь напротив него, он молча разглядывает меня с минуту, потом выдаёт.

— Жалобу в военную прокуратуру писать будешь?

— На кого? — отзываюсь спокойно, хотя внутри уже всё напряглось.

— На полковника Петрова, — отрезает он.

Я молчу. Вспоминаю то самое «злополучное» задание — Караван-обманка. Нас отправили перекрывать ущелье, которое должно было стать путём для каравана моджахедов. Но вместо этого мы нарвались на ловушку — попали в засаду. Большие потери, и, если честно, до сих пор кровь стынет от воспоминаний.

— Зачем? — наконец спрашиваю. — Вы хотите отдать полковника Петрова под военный суд? Лишить его пенсии. Впаять ему реальный срок. Вместо того чтобы найти виновников из разведки.

Власов чуть прищуривается, его взгляд становится холоднее.

— Виновники будут найдены. Но и командиры за свои ошибки должны отвечать. Ты понимаешь, сколько наших людей там легло?

Я резко поднимаюсь, руки в кулаки.

— А вы понимаете, что настоящая крыса где-то там, в разведке? Пока мы здесь друг друга под военный суд отправляем, она продолжает сливать информацию. Петров ошибся, но он не предатель.

Власов откидывается на спинку стула, молчит, но видно, что слова мои зацепили.

Он смотрит мне прямо в глаза. С ледяным спокойствием, но я-то знаю, за этой маской кипит что-то своё, особистское.

— Лейтенант Беркутов, — говорит он медленно. — Ты был на той операции с караваном. Ты видел, что там творилось.

— Был, — отвечаю сухо.

— Потери большие, — продолжает он, не мигая. — Ты ведь понимаешь, что кто-то за это должен ответить.

Власов слегка подаётся вперёд, локти на столе, сцепленные пальцы.

— Война, Беркутов, — это когда враг убивает наших, а не мы сами из-за чужих ошибок. Полковник Петров дал приказ без разведданных, и вот итог.

Я молчу. Сказать, что мы пошли по ложным данным, — правда. Но Петров знал ровно то, что ему передала разведка.

— Вы хотите, чтобы я написал жалобу? — спрашиваю, наконец, глядя прямо в глаза особисту.

— Именно так, — отвечает он. — Ты лейтенант, командир взвода. У тебя за плечами авторитет. Твоё слово будет весомым.

— А дальше что? — в голосе у меня звучит вызов. — Вы отправите полковника в тюрьму? Сделаете козлом отпущения, чтобы отрапортовать наверх, что виновник найден?

Власов молчит секунду, две. Потом его взгляд становится ещё более колючим.

— Полковник Петров ошибся. Его ошибка стоила нам людей. Если ты считаешь, что это нормально, то, может быть, тебе самому пора подумать о своей службе.

— Нет, товарищ подполковник, — холодно отрезаю я. — Это ненормально. Ненормально, что разведка слила нам дезу, а вы пытаетесь свалить всё на человека, который просто выполнял свои обязанности.

— Обвинения в сторону разведки — серьёзные слова, Беркутов, — Власов медленно поднимается из-за стола, будто пытаясь возвыситься надо мной.

— Серьёзные, — киваю я. — И вы это прекрасно знаете. Потому что настоящая крыса сидит где-то там, в разведотделе, и играет в свою игру. А вы хотите, чтобы я подписал ложный поклёп против командира.

Власов опускает взгляд, в его глазах вспыхивает что-то похожее на интерес.

— Кто — то слил нам эту дезу намеренно. Завербовала агента американская разведка. Вот он и передал нам ложные сведения. Ведет двойную игру.

— Ты уверен, что крыса в разведке?

— Да. Уверен. И вы это знаете не хуже меня. Но искать легче не там, где сложно, а там, где удобно, верно?

— Осторожнее, лейтенант. За такие слова можно и на собственной шкуре ощутить последствия.

— Осторожно — это не ко мне. А жалобу я писать не буду.

Тишина. Слышно, как за окном клокочет мотор генератора. Власов задумчиво смотрит на меня, потом садится обратно.

— Хорошо. Это твоё право. Но помни, я следил за тобой и буду следить дальше.

— Следите, — говорю я, поднимаясь. — А лучше следите за теми, кто в тени. Потому что пока вы здесь давите своих, крыса уже готовит следующую ловушку.

— А теперь скажи: зачем тебя вызывал полковник Бессмертный?

Я смотрю на него внимательно. Кажется, это уже не просто интерес.

— Задание, товарищ подполковник. Выполню и вернусь.

— Какое задание?

— Не распространяюсь, извините.

Власов наклоняется вперёд, пальцы сцеплены замком на столе.

— А командир части, полковник Грачёв Семён Семёныч в курсе?

Я внутренне напрягаюсь. Вопрос явно провокационный. Если отвечу, что нет, начнётся своя история. Если скажу, что да, — особист начнёт копать глубже.

— Все приказы согласованы.

Власов кивает, но глаза его сверлят меня, будто рентгеном.

Выхожу, громко хлопнув дверью, и чувствую, как сжатые кулаки ноют от напряжения. Власов ничего не сказал на прощание, но я знаю, что разговор не окончен.