Гейл спросила:

— Так ты собираешься рассказать мне, что происходит, или мне придется вытягивать это из тебя, как ириску?

— На самом деле рассказывать особо нечего. Он мне нравится, и, кажется, я очень нравлюсь ему.

Гейл посмотрела на нее так, словно у нее выросла новая голова.

— Гален Вашон?

Эстер кивнула.

— Так что, если хочешь отчитать меня, делай это побыстрее, потому что он ждет.

Гейл усмехнулась, увидев, как она вспылила.

— Эстер Уайатт, это действительно ты?

Эстер смущенно опустила глаза.

— Да, это так. Гейл, он заставляет меня чувствовать себя так… я не могу это объяснить. Ты думаешь, я влюблена?

— Это возможно, моя дорогая. Но почему у тебя был такой мрачный вид, когда ты шла по дорожке?

Эстер колебалась, стоит ли рассказывать Гейл об измене Дженин, но она знала, что Гейл умеет хранить тайны. Если бы она поделилась с кем-нибудь, то почувствовала бы себя лучше.

Эстер вкратце рассказала Гейл об утренней встрече. Гейл потеряла дар речи.

Эстер добавила:

— Гален говорит, что я не должна рассказывать Фостеру, потому что Дженин наверняка будет все отрицать, а Фостер мне не поверит.

— Он, вероятно, прав. Боже мой, какая неразбериха. Сначала ты и Гален, а теперь это. Виола Уэлш, вероятно, отправила бы Эйприл на тот свет за возможность разнести эту сплетню по округе.

— Я уверена, что она бы так и сделала.

— Ну, я не Виола. А вы поезжайте лепить свои куличики из грязи и хорошо проведите время. Мы поговорим обо всем, когда ты вернешься.

Эстер крепко обняла подругу и поспешила к Галену.

Они нашли место на усыпанном камнями берегу ниже «Безумия». В отличие от прошлого раза, холмы, окружающие реку Гурон, больше не были голыми, а были покрыты изумрудно-зеленым покровом молодых весенних листьев. Через месяц листва высоких деревьев будет роскошной.

Эстер сидела и разглядывала замок, который она только что построила.

— Как тебе?

Гален, который лежал на спине, наблюдая за меняющимся рисунком облаков на фоне голубого неба, перевернулся и изучил ее творение.

— Неплохо для новичка.

— Новичка? А ты можешь сделать лучше?

— Мы с Рэймондом в своих детских колясках лепили замки и получше этого.

Изобразив возмущение, Эстер швырнула в него пригоршню грязи. Он быстро откатился в сторону и вскочил на ноги. Его игривое рычание заставило ее вскочить и, смеясь, побежать вниз по склону. Он догнал ее менее чем в три шага и подхватил на руки. Когда он начал щекотать ее, она закричала от смеха.

В их улыбающихся глазах отразилась радость.

Он сказал ей:

— Нам нужно делать это почаще. Мне нравится слышать, как ты смеешься.

Эстер сказала:

— А мне нравишься ты.

Он отнес ее обратно на их место и поставил перед ней корзину с обедом, которую принес с собой. Они смыли грязь с рук в чистой прохладной речной воде, а затем сели есть. Бутербродов с курицей и фунтового пирога было более чем достаточно, чтобы утолить голод Эстер. Она запила все это холодной чистой водой, а затем легла на спину, чтобы вместе с Галеном полюбоваться небом.

— Можно задать тебе вопрос?

— Конечно.

— Лем и Дженин — то, что они делали, — это был обычный способ, которым мужчина соединяется с женщиной?

Когда она повернулась, чтобы посмотреть на него, ее глаза были такими невинными, что Гален мгновение не мог ответить, потом сказал:

— Да.

Она отвела взгляд.

— Почему ты спрашиваешь?

— Просто любопытно.

Образы Дженин и Лемюэля преследовали ее весь день. Эстер не могла отделаться от воспоминаний о измученном лице Дженин, когда Лем совокуплялся с ней. Причиняло ли их соединение такую сильную боль?

— Это больно?

Гален выглядел немного смущенным вопросом, поэтому она попыталась объяснить яснее.

— Я… ну, по лицу Дженин казалось, что ей больно.

Галену хотелось прижать ее к себе. Временами ее невинность поражала его.

— Иногда женщине бывает больно в первый раз, но с искусным любовником после этого боли не бывает.

— Ты искусный любовник?

Он мягко ответил:

— Да, я считаю себя таковым.

— Мужчине тоже бывает больно в первый раз?

— Обычно нет, но мужчине действительно становится больно, если он находится рядом с женщиной, которая его возбуждает, и нет возможности получить разрядку.

— Но не во время самого акта?

— Нет, не во время.

На несколько мгновений воцарилась тишина, пока он наблюдал за ее размышлениями.

— Малышка?

Она встретилась с ним взглядом.

— Это был первый раз, когда ты видела мужчину и женщину вместе?

— Да.

Он предположил, что непосвященному может показаться, что лицо человека, занимающегося любовью, искажено болью, но это была сладкая боль, и он не знал, сможет ли объяснить это так, чтобы его поняли.

— Значит, Дженин не испытывала боли?

— Нет, моя дорогая, ей не было…

Ласковое обращение обожгло ее, как пламя. Она протянула руку и нежно погладила его по лицу. Он накрыл ее руку своей, наслаждаясь ее легким теплом цвета индиго. Затем он прикоснулся губами к ладони.

— Откуда такое любопытство?

— Потому что это наш следующий шаг, не так ли?

— Ты не должна задавать этот вопрос.

— Почему нет?

— Потому что мне придется ответить, а я не могу лгать.

— А если я тоже этого хочу?

Он на мгновение замер и внимательно посмотрел ей в лицо.

— При обычных обстоятельствах я бы прокричал «аллилуйя», но ты уверена, что понимаешь, что это значит?

— Нет, не совсем, но это мое решение.

— Конечно, но, малышка…

Она призналась со всей откровенностью:

— Гален, я никогда не встречала такого мужчину, как ты, и, вероятно, никогда больше не встречу. После фиаско с Фостером я сомневаюсь, что выйду за кого-нибудь замуж. Ты — мой единственный шанс понять, что значит отбросить осторожность. Я та женщина, которая почти согласилась на брак без интимных отношений, как тактично заметила Дженин, но ты заставил меня увидеть, насколько безрадостным это было бы. Ты заставил меня увидеть, что в жизни есть нечто большее. Я снова стану святой Эстер, когда ты уедешь.

— Я не представляю себе жизнь после расставания с тобой, Индиго.

— Я ценю твои чувства, но я просто хочу в полной мере насладиться нашим совместным временем.

— Ни один мужчина в здравом уме не стал бы спорить с этой логикой.

Она погладила его по лицу и тихо сказала:

— Тогда и ты не спорь.

— Я не буду, — заверил он ее, — но я достаточно опытен, чтобы сказать, что ты, вероятно, передумаешь позже, когда вернешься домой, и, полагаю, я могу с этим смириться.

Он остановился на мгновение, чтобы окинуть взглядом ее прекрасные черты.

— Я хочу тебя, как ни одну другую женщину, мисс Эстер Уайатт, но я не буду принуждать и давить на тебя. Ты должна дать мне знать, когда будешь готова.

— Вполне справедливо.

Когда день закончился, они расстались в карете, обменявшись долгими поцелуями.

Эстер поужинала и поговорила с Эбигейл о наставлении рогов бедному Фостеру и о собственных отношениях с Галеном.

— Ты ведь не думаешь обо мне хуже, не так ли? — спросила Эстер.

Эбигейл отодвинула тарелку.

— Вопрос должен быть в том, не думаешь ли ты о себе хуже?

— Нет.

— Тогда мое мнение не должно иметь значения.

— Но ты думаешь хуже?

— Ты счастлива?

— Больше, чем когда-либо в своей жизни.

— Тогда я счастлива. Хотя он может разбить тебе сердце, — глубокомысленно добавила Эбигейл.

— Я знаю.

На следующее утро Эстер отвезла Эбигейл на железнодорожную станцию в Энн-Арбор. Эбигейл планировала провести следующий месяц или около того со своей семьей в западной части штата. Гейл совершала это путешествие каждую весну, и этот год не стал исключением. Они с Эстер коротко и крепко обнялись, а затем Гейл села в поезд.

Эстер как раз собиралась повернуть мула обратно на дорогу, чтобы вернуться домой, когда заметила группу людей, стоявших в дальнем конце станции. В одном из мужчин она узнала Брэнтона Хаббла, остальные ей были неизвестны. Ей стало любопытно, когда к ним подошло еще несколько человек. Она пошла выяснить, в чем дело.