— Все было в новинку.

То, что она без стеснения рассказала о своем прошлом, затронуло в Галене еще одну нить. Чего еще она не видела, подумал он. Видела ли она легендарную Китайскую стену, великие пирамиды Египта? Гуляла ли она когда-нибудь по оживленным рынкам Гаваны, или предсказывали ли ей судьбу в Мадриде? Он понял, что хочет восполнить все, чего ей недоставало в прошлом, нарядить ее в шелка и подарить жемчуг в тон ее глазам.

Ее голос вернул его к рассказу.

— Когда мы приехали в Филадельфию, Хэнкокы отвели меня к человеку по имени Роберт Первис.

— Роберт Первис из Филадельфийского общества борьбы с рабством?

— В то время я этого не знала, но да, тот самый.

Роберт Первис был гигантом среди аболиционистов. Хотя у него была достаточно светлая кожа, чтобы считаться белым из-за его английского и еврейского происхождения, он решил остаться верным своему наследию и прожил жизнь как чернокожий. Унаследованное богатство его семьи всегда использовалось для продвижения свободы.

— Мистер Первис взял меня за руку и повел в свой дом. Я больше никогда не видела Хэнкоков. Только позже я узнала, что мой побег организовала моя тетя Кэтрин. Спекулянт был нанят ею и ее друзьями, чтобы найти меня. На это у него ушло почти шесть лет. Тетя Кэтрин сказала, что в последнем письме от моего отца он упомянул, что меня продали человеку по имени Уэстон. Очевидно, мои поиски осложнились из-за того, что Уэстон потерял своих рабов и землю. Ее источники сообщили, что все рабы, которыми он владел, включая шестерых маленьких девочек, были проданы. В документах о продаже не были указаны имена детей, только возраст. В документах также указывалось, что каждый ребенок был куплен разными владельцами. Ее друзья потратили эти шесть лет на то, чтобы определить местонахождение этих шестерых детей и найти меня. Тетя Кэтрин сказала, что уже почти потеряла надежду, когда я появилась на пороге ее дома, благодаря любезности друзей мистера Первиса.

— Итак, юридически ты свободна?

— Настолько свободна, насколько это возможно для чернокожей женщины в наше время. Спекулянт продал меня мистеру Хэнкоку, а тот, в свою очередь, освободил меня. Он передал меня и мои документы мистеру Первису. У меня есть копия в офисе шерифа, а документы спрятаны здесь, в доме.

Гален знал, что вольная — это самый ценный документ, которым может владеть освобожденный раб. Без нее человека могли похитить такие паразиты, как Шу, и отправить на юг, и все это без возможности судебного разбирательства из-за требований Закона о беглых рабах.

Эстер никогда не рассказывала о своем прошлом в таких подробностях никому, кроме своей тети; даже ее жених Фостер не знал всего, что она только что рассказала Галену. Хотя она знала его совсем недолго, она чувствовала, что ее рассказ не оскорбит чувств Галена. Поскольку он посвятил свою жизнь помощи людям в переходе от рабства к свободе, он понимал, насколько странным все казалось маленькой девочке с фиолетовыми руками из Каролины.

Эстер взглянула на свечи и по их уменьшенному размеру поняла, что они с Галеном разговаривали уже некоторое время. Она встала и начала убирать со стола.

— Теперь, когда нитки исчезли, твой бок чувствует себя лучше?

— Неизмеримо. Отмокание в ванне тоже помогло. Я в долгу перед Би за то, что она помогла мне с водой.

Она посмотрела на него, и их взгляды встретились, его взгляд снова окутал ее, как дым. Наконец она оторвалась от него и начала относить тарелки на кухню.

Через несколько мгновений вошел Гален и спросил:

— Могу я помочь с мытьем посуды?

— В этом нет необходимости, ее немного.

— Я бы хотел оплатить за свое пребывание здесь.

Эстер бросила ему кухонное полотенце.

Вскоре стало очевидно, что Гален в жизни не вытирал посуду. Первую тарелку, к которой он прикоснулся, он уронил и разбил.

Эстер с улыбкой отмахнулась от его искренних извинений и схватила веник. Собирая осколки, она игриво спросила:

— Там, откуда ты родом, не принято вытирать посуду, или у тебя есть слуги для таких дел?

Когда он не ответил, Эстер посмотрела ему в глаза. У него был виноватый вид, как у ребенка, пойманного на краже печенья.

— Твоя семья знает, чем ты занимаешься?

Снова молчание.

Эстер сказала:

— Извини. Я не хотела совать нос не в свои дела. Почему бы тебе не подняться наверх. Я закончу здесь.

Он ушел, не сказав ни слова.

В ту ночь, когда Гален наконец заснул, его последние мысли были о маленькой рабыне с темно-синими руками.

Дальше по коридору, в своей постели, Эстер снился мужчина, который шептал: «Индиго…»

Глава 7

Когда после завтрака Гален обратился к Эстер с предложением прогуляться, чтобы укрепить поврежденную лодыжку, она согласилась составить ему компанию. Стоя на высоком утесе за ее домом, они смотрели на реку, расстилавшуюся внизу. Был восхитительно теплый осенний день. Небо было ярко-голубым, как в октябре в Мичигане, а облака — спелыми, как хлопок. Эстер заметила стаю гусей, которые летели на юг, образовывая свою фирменную букву «v». Их крики были едва слышны на легком ветру.

Она предложила прийти сюда, главным образом потому, что сомневалась, что их увидят, и потому, что стоять на утесе и любоваться рекой всегда было одним из ее любимых занятий. Для нее ни одно другое место не могло сравниться по тишине и спокойствию с этим местом.

— Кому принадлежит этот дом? — спросил Гален, указывая вдаль на очень большой дом, стоящий, словно часовой, на мысе Блаффс.

— Уильяму Лавджою. Он построил его в прошлом году в качестве свадебного подарка для своей дочери Бетани Энн.

— Очень щедрый человек, — впечатлено ответил Гален.

— По-видимому, недостаточно щедрый. Она сбежала в ночь перед свадьбой.

Гален в ответ приподнял темную бровь, затем снова повернулся к дому.

— Как давно пропала дочь?

— Прошло уже почти три месяца. Люди называют это место «Безумием Лавджоя». Он, вероятно, продаст дом независимо от того, вернется Бетани Энн или нет. Он важный человек в Уиттакере, ему не нравится, когда люди шепчутся о скандале за его спиной.

Гален смотрел на дом, пока Эстер не окликнула его по имени.

Ее голос, очевидно, разрушил чары, потому что он посмотрел на нее сверху вниз и сказал:

— Прошу прощения, я на мгновение отвлекся. Я что-то пропустил?

Эстер взглянула на «Безумие Лавджоя», как будто это могло дать ключ к разгадке того, о чем думал Гален, но, конечно, это было не так.

— Ничего. Ты ничего не пропустил. Продолжим нашу прогулку?

— Показывай дорогу.

Они молча шли вдоль обрыва, каждый думая о чем-то своем, пока Гален не попросил:

— Расскажи мне о своем женихе.

Эстер замедлила шаг. Она вглядывалась в его лицо, пытаясь понять причину просьбы.

— Что ты хочешь знать?

Гален пожал плечами.

— О, как обычно, его имя, чем он зарабатывает на жизнь, любит ли он тебя…?

Его последние слова были произнесены так тихо, что было трудно вспомнить, что она хотела сказать.

— Его зовут Фостер Квинт. Он канадец свободного происхождения и наш местный учитель.

— И?

— И что?

— Он любит тебя?

— Ты ужасно любопытный человек, — с улыбкой заметила она.

— Это единственный способ удовлетворить свое любопытство.

Его тон и живые глаза заставили ее вспомнить ту ночь, когда он поймал ее за тем, что она подглядывала за ним в зеркало. В ту ночь он смело высказал желание удовлетворить любопытство другого рода. Она подумала, не намекал ли он на это. Веселье, которое она увидела на его лице, казалось, было достаточным подтверждением, в котором она нуждалась.

— Я полагаю, ты привык к более оживленной беседе, чем я, Гален.

— Это действительно возможно, малышка, но я верю, что ты достаточно скоро научишься этому. А сейчас я все еще жду ответа на свой вопрос. Он любит тебя?

Эстер улыбнулась ему и отрицательно покачала головой.

Он снова приподнял бровь — характерная особенность, которую она уже успела заметить, — а затем насмешливо спросил: