— Когда-то для меня не было ничего необычного в том, что пригласить женщину принять со мной ванну.

Глаза Эстер расширились.

Гален усмехнулся про себя, жалея, что не может видеть выражение ее лица. Он догадался, что шокировал ее своим откровением, хотя это и не входило в его намерения. Он должен был помнить о том, какую уединенную жизнь она, вероятно, вела.

Эстер была действительно шокирована — как тем, что обнаружила его в ванне, так и неожиданным признанием. Она знала, что мужчинам позволено вести свою жизнь так, что это выходит далеко за рамки строгих правил поведения женщин, но стала бы женщина с хорошей репутацией резвиться с мужчиной в ванне? Ей стало интересно, каким человеком на самом деле был Гален и в каких кругах общества он вращался, когда не был Черным Дэниелом. Все еще стоя к нему спиной, она сказала:

— Я просто оставлю поднос здесь, у двери, и вернусь за ним позже.

Его мягкий голос остановил ее.

— Мне показалось, или я действительно увидел две тарелки на этом подносе?

В комнате, казалось, стало очень тепло, и Эстер виновато посмотрела на две тарелки и два серебряных прибора, а затем сказала:

— Я… подумала, что тебе будет приятно иметь компанию. Ты был сегодня весь день совсем один и…

— Я был бы рад этому, — ответил он таким нежным тоном, что у нее участился пульс.

Эстер запнулась.

— Тогда я… выйду… чтобы ты мог…

— Тебе нет необходимости уходить. Если ты просто будешь стоять, как стоишь…

Комнату наполнил звук льющейся воды. Эстер на мгновение забыла об осторожности и инстинктивно повернулась на звук. Увидев, что он собирается вылезти из ванны, она снова ахнула и обернулась.

Его тихий смех за спиной только усилил ее смятение. Он усмехнулся:

— Я же сказал тебе стоять смирно.

Она возразила в свое оправдание:

— Я понятия не имела, что ты…

Снова послышался звук льющейся воды, и она застыла, как вкопанная. Мгновение спустя он прекратился, и за ним последовали звуки его тихих шагов позади нее. Справа от Эстер стояло большое дубовое зеркало. Она безуспешно боролась с неподобающим для леди желанием взглянуть на то, что могло в нем отразиться. Он стоял у зеркала спиной к ней, вытираясь фланелевой простыней. Ее взгляд медленно скользил по золотистым мышцам, перекатывающимся по его спине и плечам, затем опустился ниже, к мощным бедрам. Шокированная таким бесстыдным нарушением правил хорошего тона, она подняла глаза, и у нее перехватило дыхание, когда она увидела, что он, в свою очередь, наблюдает за ней. Шокированная, она поспешно отвела взгляд.

Гален весело заметил:

— Это вполне естественное любопытство, Индиго, — хотя он и задавался вопросом, что делать с естественным возрастанием его мужского достоинства, вызванным ее невинным вуайеризмом.

— Может быть, когда-нибудь ты дашь мне возможность удовлетворить мое собственное любопытство…

Его голос звучал так горячо, что Эстер задрожала. Ей не хватало опыта даже для того, чтобы начать формулировать ответ на столь интимную просьбу.

Она почувствовала облегчение, когда он наконец сказал:

— Теперь ты можешь повернуться.

На нем были простые рубашка и брюки, но образ его обнаженного тела запечатлелся в памяти Эстер.

— Может быть, нам стоит поужинать внизу? — предложила она.

— Где тебе наиболее комфортно.

Она отвела взгляд от его властного взгляда и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Эстер недоумевала, почему в комнате вдруг стало жарко, как в июле, и почему, глядя на него, она снова почувствовала покалывание. Она знала почему. Несмотря на все свои предыдущие отрицания, она понимала, что ее влечет к Галену.

Внизу, за столом, Эстер говорила себе, что не чувствует тепла его тела, согревавшего ее, когда расставляла тарелки, но знала, что лгала. Жар был таким же ошеломляющим, как и воспоминания о его дерзко выраженном желании увидеть ее обнаженной.

Гален опустил взгляд на ее руки, когда она ставила перед ним тарелку, и подавил желание погладить тыльную сторону, окрашенную в цвет индиго, и маленький отрезанный палец. Он знал, что не должен позволять себе воображаемых прикосновений к ней, потому что очень скоро он исчезнет из ее жизни, но чем больше он отказывал себе, тем сильнее становилось желание. К счастью, она захотела поесть за столом. Атмосфера в комнате наверху была душной и напряженной. Он почувствовал это и был уверен, что она тоже. Правила приличия требовали, чтобы она не оставалась в его комнате одна. Правила приличия также требовали, чтобы он не делал ничего, что могло бы подорвать ее отношения с женихом, хотя Гален очень этого хотел.

Сидя за столом напротив него, Эстер изо всех сил старалась сохранять спокойствие. По всем правилам, она должна была относиться к Галену как к обычному пассажиру, ищущему безопасную гавань, но он стал чем-то большим, и она понятия не имела, как поступить. Она решила разрядить обстановку, спросив:

— Где ты научился говорить по-французски?

— Луизиана. Где ты научилась готовить?

Эстер улыбнулась.

— У моей тети Кэтрин.

— Она хорошо тебя научила.

Прежде чем Эстер смогла сдержаться, она спросила:

— Гален — это твое настоящее имя?

Он наблюдал за ней поверх своей тарелки несколько долгих мгновений, так долго, что Эстер сказала с раскаянием:

— Ты не обязан отвечать. Мне жаль. Это действительно не мое дело.

— Не нужно извиняться. Мое настоящее имя Галено. Оно испанское и означает «светлый». Гален — это его английская версия.

— Понятно, — сказала она, все еще шокированная своим серьезным нарушением правил Дороги. Она знала, что так не делается.

— Еще вопросы? — тихо спросил он.

Она отрицательно покачала головой.

— Тогда у меня есть вопрос. Твой жених настоящий или это просто уловка, чтобы не позволять незнакомым мужчинам вторгаться в твою жизнь?

Эстер посмотрела на него и встретилась с его горящим взглядом.

— Что бы ты предпочел?

Он снова улыбнулся ей.

— Честно говоря, последнее.

— Ты всегда такой прямолинейный?

— С тобой, всегда.

— Если в твоей жизни есть женщины, которые всегда готовы залезть в твою ванну, какая тебе польза от неопытной девушки с руками цвета индиго, бывшей рабыни, как не для развлечения?

— Ты обесцениваешь себя без всякой причины, Индиго.

Эстер почувствовала, что снова расцветает при упоминании этого имени. Она сказала себе, что должна помнить своего жениха Фостера.

— Я предпочитаю, чтобы ты называл меня Эстер.

— Но ты не Эстер. Ты Индиго. Эстеры — безрадостные, чопорные старухи, которые смотрят свысока на грешников вроде меня. Поверь на слово авторитетному специалисту по женщинам. Индиго — это то, кто ты есть, Индиго — это то, кем ты всегда будешь.

Затем голосом, от которого у нее еще больше перехватило дыхание, он добавил:

— По крайней мере, для меня ты всегда будешь Индиго.

Она не стала спорить.

Затем он спросил:

— Кто сказал тебе, что твои руки навсегда заклеймят тебя рабыней?

Эстер была так рада смене темы, что с радостью ответила.

— Женщина, которая заботилась обо мне в Каролине, где я выросла. Ее звали Дот. Дочь Дот, Элла, была моей лучшей подругой в Каролине. Нам было лет по восемь-девять, и нам только что разрешили работать с чанами во дворе вместе с женщинами постарше…

— Как ты думаешь, наши руки когда-нибудь станут такими же темными, как у моей мамы? — спросила Элла у Эстер. Две девочки стояли над большим чаном с дымящейся сине-черной краской цвета индиго, погрузив свои маленькие ручки по запястья в пахучую краску и выдавливая ее через хлопчатобумажную ткань.

Эстер вытащила руки и осмотрела ладони и тыльную сторону.

— Не знаю. Они уже довольно темные, но совсем не такие, как у твоей мамы или тети Кей.

— Ну, довольно скоро, тебе не кажется? Я имею в виду, что для наших пальцев на ногах не потребовалось много времени. На руках это тоже не займет много времени.