Похоже, тот хрен из таверны запустил какое-то неведомое колдовство.

Сейчас Редли был счастлив, как никогда прежде, но это чувство быстро улетучилось, стоило ему вспомнить лицо отца. Почему-то вдруг представилось, как бы тот разозлился, увидев Реда купающимся в фонтане. Он всегда свирепо сдвигал брови к переносице, упирал руки в бока, стоило юному отпрыску начать немного шалить. Сердце сжалось от тяжести воспоминаний, когда Редли вспоминал свое детство под угнетающим влиянием грозного родителя. Каждый раз, когда его мысли возвращались к тому времени, мука и боль захлестывали его душу, словно огромная волна, накатывающая на него с неумолимой силой.

Воспоминания о детстве должны были быть счастливыми и беззаботными, но для него они были наделены страхом и ужасом. Он был лишен детства, радости и того, что ощущали его сверстники — отцовской любви. Вместо этого мальчика заполняли страхом, тревогой и отчаянием.

«Демон должен впитывать ярость с молоком матери, а ты растишь его слюнтяем!» — выговорил родитель свой жене, с неприязнью глядя на сына.

Парень вспоминал, как с каждым днем его отец становился все более и более жестоким. Он не мог понять, почему родитель так себя вел, почему он никогда не был доволен тем, что сын делал. Отец требовал совершенства, кричал и унижал его перед другими. В его глазах парень никогда не был достаточно хорош, достоин любви и поддержки.

Вспоминая те годы, парень ощущал горечь на своих губах. Каждый раз, когда он пытался что-то сделать, голос отца звучал в его ушах, говоря, что он никогда не достигнет успеха, что он всегда будет просто неудачником. И он стремился вперед: шел едва ли не «по головам» друзей, лишь бы достичь тех высот, которые бы удовлетворили отца.

Гнев и обида заставляли его грусть становиться еще более глубокой. От былой радости и следа не осталось. С трудом удалось отбросить в сторону неприятные мысли и направиться в сторону Академии.

Кристиана Эйер

Хорошо, что мне было чем занять свои мысли. Сама учёба и особенно выполнение заданий отнимало достаточно времени, чтобы не зацикливаться на воспоминаниях, от которых щёки горели, а ладошки покрывались потом. Я твёрдо решила молчать о случае в таверне, а если поползут какие-то слухи, всё отрицать. Даже Юлиане не стала рассказывать о том, как обошлась с демонюкой и как потом драпала от него за предложившим помощь деканом. Все бы так приносили извинения! Удивительно мне повезло, что Вольдмар Труттен так кстати оказался «У белочки».

Прогоняя лишние переживания и мысли, я старательно готовилась к урокам. Даже испытывала воодушевление, пока не вспомнила, что завтра среда, а значит шестым будет Левитация. Этот предмет давался мне особенно тяжело. Не столько сам по себе, сколько из-за преподавателя.

Фарх Шаах — непревзойдённый мастер левитации — славился наглым характером, постоянным ворчанием, криками на адептов и вообще неприятными манерами. Я не привыкла к такому. Дома отец требовал от всех уважительного ко мне отношения, учителя в школе тоже были вежливыми, не повышали голоса, все знакомые и соседи встречали меня ласковыми улыбками и добрыми словами. Неудивительно, что на уроках Левитации я сжималась и превращалась в «бревно», как выразился на первом же занятии господин Шаах, сурово сверля меня полными гнева глазами.

Зажим, который обязательно появлялся при взгляде на никогда не улыбающегося седовласого старика, мешал телесному расслаблению и концентрации. У меня не получались даже элементарные трюки! С каждым новым уроком недовольство преподавателя в отношении меня росло и крепло, а я всё больше зажималась. Поначалу способность Фарха Шааха без видимых усилий поднимать в воздух любые предметы меня восхищала. Я неотрывно следила за его покрытыми пятнами возраста руками, которые волшебным образом жонглировали тяжёлыми камнями или нежно поднимали в воздух и заставляли кружиться крошечные пёрышки. Однако вскоре собственное отставание от сокурсников стало меня угнетать, и я не могла ни удивляться, ни следить за происходящим. Очень часто преподаватель ловил меня на том, что сижу с закрытыми глазами.

— Адептка Эйер! — грозно полыхал гневом господин Шаах. — Чем вы занимаетесь по ночам? Почему считаете возможным спать на занятиях!

— Совсем не сплю сейчас, — испуганно лепетала я, — всего лишь пытаюсь сосредоточиться.

— Уверен, что пустая голова и низкий магический потенциал не способствуют этому! А ну-ка, выйдите вперёд и поднимите этот карандаш, не прикасаясь к нему!

Сидевшая рядом со мной Лиана Хортер ободряюще пожала мне руку и шёпотом пожелала удачи. Я медленно встала и начала выбираться в проход. В аудитории повисла тягостная тишина. Мои сокурсники напряжённо следили за разгневанным преподавателем, лишь чуть правее раздался ядовитый смешок. Это соседка по комнате не смогла сдержать злорадства. Зизетту страшно мучило знание о моём настоящем потенциале, и она радовалась возможности хоть иногда чувствовать превосходство.

Я мысленно обратилась к своему элементалю. Увы, магический помощник не откликнулся. Замерев перед преподавательским столом, я постаралась вспомнить теорию, которую старательно зубрила. Увы, голова была абсолютно пустой, а мышцы сковало судорогой, движения мои ничуть не отличались от деревянной марионетки, которую кукловод дёргает за ниточки. Губы онемели, произносимые заклинания звучали вяло и неубедительно.

Карандаш лежал на столешнице как приклеенный.

— Позор! — вскипел господин Шаах, и мне подумалось, что до сих пор он дремал и действовал как сомнамбула, и вот наконец его разбудили. — Никуда не годится! Как вас приняли в Академию? Кто измерял ваш магический потенциал, адептка Эйер? Сядьте и не позорьтесь!

По аудитории прокатились тихие шепотки. Ребята имели возможность убедиться в моих способностях и удивлялись такому ужасному провалу.

— Извините, — низко опустив голову, пробормотала я. — Постараюсь наверстать…

Пошла к своему месту и услышала брошенное в спину:

— Придётся подыскать вам наставника.

Ну, вот. Остальные ребята и девочки справляются самостоятельно, а я буду вынуждена заниматься с каким-нибудь старшекурсником в свободное от лекций и семинаров время. Мне и самой не нравилась такая перспектива, что говорить об успешном адепте, которому навяжут бесталанную подопечную. Я даже представить боялась, какими эпитетами наделят меня его или её друзья. Тихо порадовалась только одному: вряд ли меня поручат опекать огневику. Значит это будет не Редли Зартон. Такого бы я точно не вынесла! Просто умерла бы от разрыва сердца прямо на месте.

***

Все последующие дни моя голова была занята одной мыслью: кого Фарх Шаах назначит мне в наставники. Перспектива дополнительных занятий здорово меня огорчала. Итак дни перегружены учёбой, а тут ещё это! Мне придётся меньше отдыхать, лишний раз выбраться в город будет сложно, но даже не это раздражало. Старшекурсник, получивший обузу в виде неопытной водницы, тоже вряд ли обрадуется. У него свои занятия и тренировки, да ещё появится подопечная, за неудачи которой придётся отвечать.

Самым обидным было то, что у остальных предмет не вызывал таких трудностей. Разумеется, все тряслись при одном взгляде на гневливого преподавателя, частенько тушевались, прятали глаза, кусали губы, но ведь умудрялись выполнять задания, пусть и не заслуживали похвалу скупого на добрые слова господина Шааха. Неужели одна я со всего курса такая бестолковая? На других сердитые замечания преподавателя действуют как кнут на послушную лошадку, у меня же от его злого взгляда будто кандалы на руках и ногах возникают. Справиться с этой тяжестью у меня не получалось. Магическая энергия из невесомой и бодрящей будто превращалась в чугунную и неповоротливую. Я чувствовала себя юнгой, на узкие плечи которого водрузили тяжеленный тюк, и велели тащить его на палубу по узким сходням. Один неверный шаг, и груз полетит в воду. Идти невозможно, и ослушаться нельзя.