— Соленое озеро? — повторил Алеф. — Они идут к тренировочной базе!

Он открыл дверцы шкафа, стащил через голову рубашку, и пуговица отлетела и запрыгала по деревянному полу.

— Я буду там даже быстрее, — пообещал он, надевая черную майку, обтянувшую крепкую спину. — У нас стационарный портал. Я приведу Фалько к тебе. Только не плачь больше, Фелиция.

Крупные слезы пробежали по ее щекам и расплылись мокрыми пятнами на зеленом подоле.

— Не плачь, — повторил Алеф, обернувшись.

— Ты пойдешь за моим сыном в Ночь? — переспросила она.

— Ты ведь знаешь, что я небескорыстен, — усмехнулся он. — Счастье любимой женщины означает, что и мне перепадет немного радости. Или много, как повезет.

— За ними идут, — прошептала она. — Минус два. Осталось четыре. Один очень опасен. И тварь.

— Кто идет? — нахмурился Алеф.

— Ночь, темно, я не вижу. Все кошки серы. Кошка…

— Слушай, кто бы там ни был, у наших ребят есть все шансы уцелеть. Я — прекрасный учитель, чтоб ты знала. Бастиан — просто боевая машина. Ронда отлично дерется, хоть и девчонка. Фалько, конечно, мало чему научился, но и он даст отпор.

Он запрыгал на одной ноге, натягивая плотные кальсоны.

Фелиция улыбнулась сквозь слезы.

— Это ты мне их подарила, — ворчливо напомнил Алеф. — Смотрятся так себе, зато все важное в тепле. Вот как славно, что ты выделила мне пару полок в шкафу! Глядишь — найдется местечко и в твоем сердце.

— Ты уже в моем сердце, Алеф. Но я не знаю, что и сказать… Это очень опасно!

Склонившись, он поцеловал ее, зарывшись руками в густую медь ее кудрей.

— Только ты останешься здесь, поняла? — сказал он, отстранившись, и легонько поцеловал ее в нос.

Фелиция кивнула.

— Без меня ты куда быстрее, — сказала она.

— Умница, — похвалил он ее. — Все, смотри в будущее и любуйся, какой я сильный и смелый.

— Хорошо, — вновь согласилась Фелиция. — Алеф, спасибо тебе…

— Поблагодаришь, когда я вернусь, — многозначительно ухмыльнулся он.

Фелиция вышла за ним на террасу, звенящую колокольчиками.

Фатаруг — странная штука. Кто-то встречает свою судьбу, но отворачивается и бежит прочь. Другие долго колеблются, не зная, какой выбрать путь. А третьи просто шагают вперед, даже не осознав, что только что их проверяли на прочность. Вот как сейчас.

Она перехватила волосы лентой, чтобы не лезли в лицо, села в кресло-качалку и долго смотрела вслед мужчине, которого — она знала — теперь не разлюбит никогда.

В экипаже ее укачало, и Найрин требовательно постучала кучеру в окошко.

— Стой! — выкрикнула она.

Выскочив на воздух еще до того, как колеса остановились, она кинулась к обочине и, вцепившись в дерево, отдышалась. Солнце нещадно палило, и перед глазами плавали темные мошки. Хотелось приглушить свет, спрятаться в тень, исчезнуть. В горле стоял едкий комок, и всю ее словно разъедало отравой.

Целители напичкали ее горькими лекарствами и отправили домой, но Найрин не помнила, где ее дом. Кучер набил трубку, раскурил, выпуская ядреный дым, и Найрин поморщилась от запаха и отошла подальше. Очень хотелось пить, и, заметив блеск воды, она спустилась к ручью, разрезающему ковер травы гладкой лентой.

Что-то было такое важное, связанное с ковром. Найрин попыталась поймать ускользающую нить, но та как всегда оборвалась, не приведя ни к чему. Смех, быстрый бег по ночному лесу, серые глаза, горящие чаросветом, — жалкие обрывки воспоминаний разлетались как от порыва ветра. У нее остался лишь один осколок памяти — красавица-блондинка, улыбающаяся с торжеством победителя. Найрин знала — это она виновата в том, что произошло. Надо найти ее и все исправить.

Встав на колени на густую траву, она зачерпнула воду ладонью, склонилась…

Широкий ручей тек неспешно, и вода искрилась под солнцем как зеркало. А из отражения на нее смотрела та самая девушка. Только вылинявшая, словно картинка из старой книги. Как будто страницу слишком часто переворачивали, трогали липкими пальцами, а может, и ставили на нее чай.

Найрин застыла, разглядывая знакомые черты: тонкий нос, аккуратные губы, чуть раскосые глаза. В ее воспоминаниях они были ярче, а теперь их сочная зелень как будто угасла. Волосы висели тусклыми прядями и не светились.

— Нет, — сказала она. — Этого не может быть.

Наклонившись над ручьем сильнее, оперлась руками на каменистое дно, и лицо в отражении исказилось злобой.

— Нет! — выкрикнула Найрин и ударила ладонью по воде.

У нее была хоть какая-то цель — единственное, за что она смогла уцепиться. А теперь у нее забрали и это?! И, выходит, она сделала все это сама?!

Найрин ударила кулаком по ненавистному лицу, рассадив костяшки о камни на дне ручья, еще раз, и еще.

— Это ты во всем виновата!

Треск, шум, крики… Найрин вскинула голову, но ее сшибли с ног, опрокинув в ручей. А когда она поднялась, тут же схватили, закрутив руки за спину.

— Еще одна! — выкрикнул мужик. — Вроде всех поймали!

— Это ошибка! — воскликнула Найрин. — Я не та!

— Разберемся, — пообещал мужик, подталкивая ее в спину.

Они вышли назад на дорогу, куда привели других пленников с веревками на шее точно скот. Найрин попыталась высвободиться, но следующий тычок был куда сильнее. Она чуть не упала, но ее рванули за волосы вверх.

— Без шуток мне, тень, — скомандовал надзиратель.

— Я не тень! — заявила она. — Я еду домой!

— А она вроде как загорелая, — заметил второй мужик, тощий и лопоухий. — И одежка похожа на форму академии. Только грязная вся…

— Я упала в ручей, — поспешно сказала Найрин. — Я хотела попить.

— Да украла, небось, — равнодушно сказал первый.

Найрин вывернула голову, пытаясь рассмотреть его лицо, но заметила лишь нос картошкой и изрытые шрамами щеки.

— Меня зовут Найрин, — торопливо сказала она. — Меня ждут дома. Я не тень.

Серебряный кругляш прижался к ее лбу, а потом чуть не ткнулся в нос.

— Ноль, — с удовольствием сообщил лопоухий. — Никакого чаросвета. Так что захлопни рот и полезай к остальным.

Найрин в отчаянии глянула по сторонам, но ее экипаж уже ехал прочь, и черный дым от трубки кучера стелился следом как от пепелища. А впереди стояла целая вереница повозок, похожих на клетки для канареек.

— Как же так, — прошептала она. — Я Найрин. Я…

— А ну, пошла! — ее затолкали к другим пленникам, заскрежетал засов. Пол покачнулся, и Найрин, не удержавшись, упала на какого-то мужчину.

— Смотри-ка, Трою счастье привалило, — рассмеялись вокруг.

Найрин сползла с колен мужчины, виновато на него посмотрела: грубоватое лицо, рыжая щетина, глаза большие, в ржавой оправе ресниц.

— А ты и правда ничего, — усмехнулся он. — Что-то я тебя не припомню. Из другой клетки?

— Я Найрин, — прошептала она, глотая слезы.

— Трой, — представился он. — Я б пожал тебе руку, но наши любезные чаросветы подарили мне модные браслеты.

Он повернулся боком, продемонстрировав запястья, прикованные к толстому пруту.

— Ты б ее скорей попытался облапать, — усмехнулся другой, с носом длинным как клюв.

— Возможно, — улыбнулся Трой. — Ты откуда такая?

— Я… не помню, — пробормотала Найрин, и на ее глаза навернулись слезы. — Я ничего не помню!

— О-о-о, — со значением протянула какая-то тетка, придвинувшись к ним поближе. — Небось чарословом шарахнули. Есть у них такое — забываешь и себя, и мать родную. У нее вон и плечо перемотано. Дай-ка взгляну, деточка…

Она устроила Найрин поудобнее, поправила сползшие бинты, выразительно глянула на рыжего.

— Похоже на когти твари, — произнесла со значением.

— Так ты у нас опасная крошка, — одобрительно хмыкнул тот. — Задала жару проклятым чарам! Ничего. Надежда еще есть. Свет вспыхнет во мраке. Седьмой дом возродится.

— Рты закрыли! — прикрикнул надсмотрщик, ударив по прутьям дубиной.