Открыв дверь, Бас пропустил меня вперед. Шторы в спальне были задернуты, но мои глаза быстро привыкли к мраку.

— Госпожа Альваро? — удивленно произнесла я.

***

Первым делом Бас отдернул шторы, впуская в комнату яркий солнечный свет, а затем быстро подошел к кровати.

— Мама? — он легонько потряс Лорейн за плечо. — Мама! — воскликнул громче. Прижал пальцы к шее, выдохнул с облегчением. — Дышит.

Лорейн Альваро безмятежно спала. Точно сказочная принцесса, она лежала на кровати, сложив руки на груди. Светлые волосы обрамляли лицо, а брючный костюм совсем не помялся. Моя свекровь и под действием чар умудрялась выглядеть идеально.

— Ее зачаровали, — пришел к той же мысли Бастиан. — Я позову отца. Побудь здесь, хорошо?

Когда он исчез, я присела на край кровати, но Лорейн неодобрительно скривила губы. Зуб даю, как говорит Монтега, во сне ей явилась я. Именно с таким выражением лица она на меня и смотрела. Хотя нет, при первой встрече Лорейн Альваро вовсе не удостаивала меня взглядом.

Я встала и отошла подальше. Комната казалась огромной — как весь зал сгоревшей таверны. Здесь бы уместились и столы, и стойка, и хватило бы места потанцевать. Однако я уже поняла, что люди побогаче ценили свободное пространство и не спешили забивать его мебелью. Зато на чистых белых стенах висели несколько картин: на одной — сумеречная равнина, на другой — горы и ночь с россыпью звезд, на третьей солнце висело высоко над горизонтом, а внизу расстилался белый песок. Мне даже захотелось зажмурить глаза от слепящего света, который словно лился с картины.

Я подошла к зеркалу у стены и уселась на низенькую банкетку. Свекровь вновь скривила губы, и я скорчила ей рожу в ответ. Кто бы посмел ее зачаровать?

Ответ пришел тут же — Найрин.

Я вскочила с места и обошла всю спальню, пытаясь найти подсказку. Что Найрин могла сделать? Как могла переменить судьбу? Фелиция говорила о кривом отражении, уродливом двойнике мира, так что вскоре я оказалась на том же месте — у зеркала. А потом заметила то, что сперва упустила из виду, — крохотный тюбик помады, закатившийся под банкетку.

Я подняла его осторожно, как будто он мог меня укусить, и открыла.

Лорейн Альваро ни за что не накрасила бы губы в вызывающе алый. Я понюхала помаду, посмотрела на тиснение на тюбике. Вряд ли какая-нибудь служанка могла бы себе позволить такую дорогую помаду. А если бы и раскошелилась, то берегла бы ее как зеницу ока. Моя руки дрогнули, и я едва не выронила помаду. Я ведь видела этот оттенок совсем недавно! В сочетании с траурным платьем и черной вуалью красные губы Найрин смотрелись ярким штрихом.

В отражении я выглядела испуганной и растерянной. Но недавно в зеркале отражалась Найрин. Наверное, она улыбалась, совершая очередную каверзу. Гордилась собой. Она испортила нашу помолвку. Она подтолкнула весь мир на другую дорогу. Она поставила Баса перед выбором: я или все остальное. А я не хотела, чтобы он выбирал! Я любила Баса всем сердцем и поэтому не собиралась заслонять собой весь его мир. Я хотела стать его частью!

Руки обожгло злым холодом, и прежде, чем я успела остановиться, тьма сорвалась с моих ладоней и ударила в зеркало. Тени разлетелись по светлой комнате, затянули окна туманной завесой, накрыли Лорейн покрывалом и собрались густым мраком в углах.

Мне померещился огонек в отражении, а за ним — тонкая фигурка в черном. Как будто Найрин притаилась там, на зеркальном дне, готовясь выпрыгнуть и, схватив меня, утащить в глубину. Ладони обожгло чаросветом, и зеркало раскололось от удара и с оглушающим звоном осыпалось на пол. Я отпрыгнула назад, опасаясь осколков, забралась на кровать с ногами, а сердце заколотилось как бешеное.

— И что ты натворила? — холодно поинтересовалась Лорейн.

Я обернулась и встретила неодобрительный взгляд голубых глаз свекрови. Истерично рассмеявшись, я порывисто обняла ее и поцеловала в щеку.

— А ну, прекрати, — потребовала она, отталкивая меня. — Что вообще происходит? Почему я в комнате Себастиана? Хватит меня тискать, как будто я какая-то собачонка!

Вряд ли мы когда-нибудь станем подругами, но Бас любил свою мать, и я была рада, что она пришла в себя.

— О, Арти, может, ты скажешь, что я тут делаю? — спросила Лорейн, поправляя волосы. — Надеюсь, слуги уже подали перемену горячего?

Артирес Альваро подошел к кровати, бесцеремонно ощупал голову супруги. Подняв ее руку, отвернул рукав пиджака и тщательно перебрал подвески на браслете.

— Чарослово, — отрывисто бросил он. — Поглядите-ка, амулет треснул, как будто не выдержав.

К нему подошли еще несколько чаров, склонились над украшением, внимательно его изучая, а я соскользнула с кровати и подошла к Басу, застывшему у порога. Тени, которые я спугнула чаросветом, таяли в углах, и никто из вошедших не обратил на них внимания. Кроме Бастиана.

— Что ты сделала? — тихо спросил он. — Ты выпускала тьму? Зачем? Разве ты еще не поняла, как это может быть опасно?

— Прости, — попросила я. — Она вырвалась как будто сама по себе. Но зато твоя мама очнулась.

Вздохнув, Бас кивнул.

— А зеркало?

Разбитое зеркало считалось дурной приметой. Оно и не удивительно, ведь иногда это означало гибель целого города.

— Я думаю, Найрин его зачаровала, — ответила я. — Как и твою мать.

— У Найрин не хватило бы уровня, — возразил Бастиан. — Я понимаю — она пыталась убить тебя. Да и мне было бы проще обвинить ее во всех грехах…

— Это она! — воскликнула я, обернувшись к груде осколков. — Ее помада…

Я обронила ее где-то там, когда тьма сорвалась с моих рук.

— Ты мне не веришь? — спросила я.

Я ждала ответа с замиранием сердца, вдруг понимая, что любовь — это еще не все, далеко не все. Себастиан Альваро готов был рискнуть жизнью ради меня, и его сердце принадлежало мне безраздельно. Но что с разумом?

— Мы со всем разберемся, — пообещал он.

— Вместе, — упрямо напомнила я.

На срочном совете собрались главы всех шести великих домов и два представителя оракулов. В тени колонн шахматного зала Артирес заметил и с десяток серых фигур. О равновесии мира приходилось только мечтать, и эквилибры собрались целой сворой. Но кто, по всеобщему мнению, нарушитель спокойствия? Не дом ли Альваро?

Он сел на свое место, кивком поприветствовал остальных. Освальд Белый Пес покивал в ответ и, уткнувшись носом в грудь, прикрыл веки, задремав. Тибальд Дюрен выглядел мрачно и торжественно, как на похоронах, обрядившись в черное — непривычно для белого кота. Грай Равий был весь на нервах — того гляди вскочит со стула и начнет метать чаросвет. Даже его рыжие волосы как будто искрились от гнева. Стерх Уилсон, бывший союзник, отводил взгляд, и это не предвещало ничего хорошего. Один лишь Монтега выглядел как всегда расслабленным и довольным жизнью.

— Все очень плохо, — начал оракул, относительно молодой мужчина с короткой черной бородой, разделенной ручейком седины.

Артирес подозревал, что он специально выбеливает прядь, чтобы казаться старше.

— Многообещающее начало — заметил Эльгред Монтега, покачиваясь на стуле.

— Весь мир катится во тьму, — пафосно добавил оракул. — Узор на ковре опять смешался, и мы, предвестники судеб, не видим ни зги.

— Кто-то взял и подтерся всеми пророчествами разом, — прокряхтел старый оракул. — Даже эта сраная птица пропала.

— Так это же хорошо, — предположил Монтега.

— Мы стоим на пороге важных решений, — добавил молодой оракул, неодобрительно покосившись на старого. — Судьбы мира должны свершиться здесь и сейчас.

— На мой город напали! — воскликнул Грай Равий, не сдержавшись. — А мы будем сидеть и обсуждать узор на ковре? Хватит смотреть в будущее! Давайте посмотрим, что происходит прямо у нас под носом! Мой родной город Рав погрузился в Ночь! Его золотые улицы, сверкающие под солнцем, были опорочены! Эти сумеречные крысы выпустили на центральный бульвар тварей ночи! А вы будете сидеть и корчить мудрые лица?