Добротное деревянное здание, выстроенное на перекрестке, напоминало старую таверну тети Рут, которая теперь хозяйничала в нашем большом доме. Забытый ночной город получил второе рождение: какие-то дома сразу заселили, другие снесли и выстроили заново, а через ров протянулись десятки мостов. Город ширился и рос, и в свете нашей с Басом любви кипела жизнь.

Шесть великих домов признали седьмой, но было бы ложью сказать, что в мире воцарила сплошь благодать. Хватало и споров, и интриг, но наш советник чувствовал себя в политике как рыба в воде.

Лишь на одном решении я настояла сама: эквилибров упразднили, совсем. Сам принцип удержания равновесия мира казался мне варварским. Все равно что раз за разом срезать цветок, не давая ему расти.

Монтега широким жестом предложил казнить всех оракулов, но те поднесли седьмому дому неожиданно щедрый дар — артефакт, позволяющий определить темную кровь. Уже несколько таких носителей перебрались в наш город, но оказалось, что это лишь половина дела. Мало найти зеркало, нужен свет.

Моим светом был Бастиан, который сейчас припарковал чаромобиль и, обойдя его, галантно подал руку, помогая мне выбраться. Прикосновение пальцев — и на коже расцвели искры чаросвета. Бас притянул меня к себе и поцеловал, и я вспыхнула точно свечка.

— Мэдерли! — ахнул кто-то. — Это же наша Мэди!

— Если ты собирался путешествовать инкогнито, то не надо было целоваться, — пробормотала я.

— Оно того стоило, — заверил Бас. — Пойдем? Надеюсь, у них подают традиционную сумеречную еду. Я хочу бубочки из зубохвата.

Свет, вспыхнувший во мраке, разогнал тварей ночи, оставив для проживания лишь небольшой пятачок тьмы между домами красных псов и черных котов. Теперь там был заповедник, которым управлял профессор Дунгер, трепетно охранявший от вымирания и вивирушу, и мокрощупа, и прочих животных.

А академией чаросвет, сменив на посту ректоршу, управлял мой отец, и его слепота не мешала принимать мудрые и взвешенные решения. Систему баллов не стали полностью упразднять, но все студенты при поступлении получали одинаковое их количество. Полукровки учились наравне с прочими и с гордостью носили знаки седьмого дома — черную птичку со светом под крыльями.

Птица символизировала зеркальный спутник, повисший аккурат над темной половиной планеты. Ученые развернули бурную дискуссию, длящуюся вот уже три года, по поводу его происхождения. Кто-то считал его естественным объектом, кто-то — и Ларг в их числе — гениальным артефактом. В зеркальной башне, аккумулирующей чаросвет, использовался тот же принцип, что и в его накопителях, но Ларг признавал — технологии седьмого дома ушли далеко вперед. Он восхищался изобретательностью древних ученых, я же считала главным любовь. Когда-то ее предали, и седьмой дом рухнул. Наша с Басом любовь зажгла свет вновь.

Бастиан открыл дверь таверны, и на нас волной хлынули ароматы. Меня слегка замутило, но хозяин заведения уже спешил навстречу.

Лучший столик возле большого окна, откуда открывался вид на реку, букет свежих цветов — раньше такие росли разве что на крышах…

— Здесь все по-другому, — сказала я, с любопытством оглядывая таверну.

Нам принесли и хрустящие крендельки, и кисловатый напиток из тьмошника, и сочное запеченое мясо, и подрумяненые на углях овощи, и...

— Мы столько не съедим! — воскликнула я, когда на столе не осталось пустого места.

Бессмысленное расходование еды до сих пор казалось мне глупым расточительством, несмотря на то, что больше никто не знал голода.

— За себя говори, — усмехнулся Бастиан, придвигая поближе тарелку с бубочками.

— Вам не нравится? Хотите что-нибудь еще? — хозяин таверны был рыжим и молодым, и явно волновался, стараясь нам угодить.

— Спасибо, все замечательно, — заверила я.

Пусть соус к мясу тетя Рут делала по-другому, да и тьмошник поторопились сорвать, но готовили тут с душой. К тому же во всем заведении чувствовался класс, которого, надо признать, в нашей таверне не хватало. Вроде бы мелочи: сверкающие приборы, лаконичный узор на тарелках, повторяющийся на лентах штор, кольца на салфетках, — а все вместе создавало стиль.

— Вкусно, — скупо одобрил Бастиан.

Рыжий просиял улыбкой и отошел к кухне, где ему навстречу вышла молодая женщина. Я так и застыла с крендельком у рта, не веря своим глазам.

Короткая война оставила много шрамов. Дом белых котов был обезглавлен, и наследники растащили его на куски. Глава дома белых псов тихо скончался почти сразу же после битвы, но успел передать правление одному из своих сыновей. Сумеречное сопротивление потеряло многих теней, и я регулярно подносила цветы к могиле, в которой, как полагала, покоился и Шрам — друг, который навсегда останется в моем сердце.

А Найрин считалась без вести пропавшей, но я не скучала по ней и уж точно не ожидала увидеть здесь, в придорожной таверне. Она быстро обняла рыжего и скрылась за дверью, бросив на нас жадный, полный любопытства взгляд. Мелькнула шальная мысль, что на ее месте должна быть я. Мы как будто бы обменялись судьбами: прежде Найрин сидела напротив Баса, а я подавала еду, замирая от волнения перед чаросветами.

— Ты в порядке? — спросил Бас. — Как будто побледнела. Тебе не душно? Может, выйдем на воздух?

Он всегда был внимательным, но в последнее время стал даже слишком заботлив. Сколько я ни говорила, что в моем положении нет ничего особенного, — без толку. Хорошо хоть отдохну в поездке от Монтеги. Тот своей болтовней о будущей принцессе ночи бесил до дрожи.

— Все хорошо, — ответила я, поднимаясь. — Пойду, поблагодарю повара.

— Уверена? — спросил Бас, оборачиваясь. — Мэди, там пахнет!

Но я уже открывала дверь кухни. Это и правда была Найрин. Светлые волосы, скромно забранные под платок, острый носик и кошачий разрез глаз, но что-то как будто иначе. Как минимум — тугой живот, обтянутый клетчатым передником.

— Мэдерли! — она прижала перепачканные мукой руки к груди. — Это такая честь!

Или все же не она? Раньше Найрин не смотрела на меня с восторгом!

— Рина, — представилась она. — Вы не знаете, но когда-то мы встречались.

— Правда? — выдавила я.

— На шахтах, — торопливо пояснила она. — Мы с Троем туда загремели, а потом подняли бунт. Свет вспыхнет во мраке! — Найрин воинственно воздела кулак, и я инстинктивно прикрыла живот руками. — Вы тоже пошли за пополнением? — поняла она, расплываясь в улыбке. — Поздравляю! Как чудесно! И мы с Троем ждем ребеночка. Я уж думала, не выйдет у нас — три года впустую, а потом бах!

Найрин вдруг взяла мою руку и положила себе на живот.

— На удачу, — попросила она.

— Желаю вам счастья, — сказала я, и ребенок толкнулся под моей ладонью. — Но, кажется, вы уже его нашли.

Я поняла, что показалось мне неправильным — в этой Найрин не было чаросвета. Ее глаза словно выцвели от солнца, на носу появились веснушки, но она все равно будто сияла.

— Так и есть, — со сдержанной гордостью подтвердила Рина. — Не сразу все легко получилось, но мы трудились, не покладая рук.

Ее руки огрубели от работы, а запястье охватывал простенький обручальный браслет без символов дома.

— Счастливой дороги, Мэдерли! — пожелала она, и я оставила ее, не сказав больше ни слова.

Бас ждал меня на крыльце, и, выйдя наружу, я сразу попала в теплые объятия. Свет нашей любви заливал все небо, и он же горел в серых глазах, что смотрели на меня с внимательной заботой.

— Если ты опять спросишь, все ли у меня хорошо, я тебя стукну, — предупредила я.

— Я готов на жертвы, — ответил он. — Значит, все хорошо?

Я кивнула, уткнувшись ему в шею и втянув любимый аромат мяты. Этот запах всегда мне нравился.

— Хочешь, заедем к оракулам, посмотрим, что там за узор на великом ковре? — предложил Бас. — Тут недалеко.

— Не хочу, — ответила я. — Мы сами творим свою судьбу.