— Глупые шуточки, — буркнула я и попыталась перевернуться.

Кто-то нагло плюхнулся мне на плечо, лицо облизал шершавый язык.

— Вставай, Наташа! — не унимался живой будильник.

Я открыла глаза. Передо мной мельтешили две довольные драконьи рожицы. Версия со зловредными подружками тут же растаяла вместе с остатками сна.

— Боже, что случилось? — выдохнула я.

— Там все упало, — дружно доложили «помощнички».

Я подпрыгнула на месте и чуть не свалилась с дивана, на котором благополучно проспала всю ночь.

По пути в торговый зал еще успела подумать, что в прежней жизни от такой ночевки у меня бы непременно затекла шея, а после трудовых подвигов, подобных вчерашним, непременно отваливались бы и спина, и руки-ноги. Но юной Наташе Риммель ночевка вне кровати ничуть не навредила. Чувствовала я себя удивительно бодрой, отдохнувшей. Натруженные мышцы ни капли не болели.

Я затормозила на пороге зала, глянула наружу и испуганно зажмурилась. Чур меня. Чур! Здесь будто смерч прошел. В голове промелькнула мысль: «Вовремя я вчера зеркало утащила в спальню. Как знала».

На полу, как два копья после неравной битвы, лежали швабра и веник. На люстре торжественно висели мои панталоны. Коробки со стеллажей живописно раскинулись на полу. И — ах! — милая пастушка рухнула со стеллажа. На мое счастье, угодила она прямехонько в таз с водой, который неведомым образом перенесся из ванной сюда, да еще оказался полнехонек. Лужа и брызги разлетелись метра на три во все стороны.

Я приоткрыла один глаз, осторожно оглядела фантастический «натюрморт», метнулась к тазу и, наплевав на панталоны, выловила для начала статуэтку. Отряхнула от воды, осмотрела на предмет сколов и облегченно выдохнула — цела! Прижала к себе спасенную реликвию и развернулась к притихшей мелюзге.

Ну, обормоты, погодите!

– Как это понимать? — прорычала я. — Что за погром?

От моего рыка дракоши плюхнулись на пол, взгромоздились на ручку швабры, прижались друг к другу и стали похожи на попугайчиков-неразлучников. Такие же маленькие и трогательные. «Такие же нахальные и шумные!» — напомнила я себе, чтобы не потерять ненароком боевой настрой.

— Чего молчим? Кого ждем? Или нечего сказать?

Поганцы переглянулись и загомонили:

— Это случайно!

— Это нечаянно!

Прозвучало хором.

— Так! — Я подняла ладонь. — Давайте по одному. Кусь?

— Мы сначала играли, — поведал один из братцев.

— А потом купались, — добавил второй.

— А она бух! — Первый сделал страшные глаза.

— Сама! — второй возмущенно покачал головой. — Непослушница.

— Это не мы.

Сорванцы тараторили, перебивая друг друга и в лицах изображая, как было дело.

В общем-то было понятно. Конечно сама! Не пастушка, понятно, а я. Сама виновата, забыла их на ночь загнать на буфет, и вот последствия. Обидно, что снова воду придется собирать. Мытья полов мне вчера хватило за глаза.

— Значит, так, — прервала я театр двух актеров. — Вы обещали помогать, а вместо этого только добавили мне работы. Пожалуй, я накажу вас дней на десять!

Две крылатые тушки замолкли, трагически обнялись и вновь защебетали.

— Мы уберем.

— Мы умеем.

— Правда-правда.

Они взмыли вверх, повисли возле моей головы и, заглядывая мне в лицо с двух сторон, выпалили:

— Прямо сейчас!

— Ну хорошо. — Я едва смогла скрыть улыбку. — Вот и посмотрим, годитесь ли вы хоть на что-то. Я умываться и переодеваться. А вы должны за это время убрать все, что натворили. Пастушку не трогайте. Даже не приближайтесь к ней.

И я решительно покинула место происшествия. Сегодня мне предстоял важный день — открытие лавочки. Придется достать единственное приличное платье — новенькое, красивого цвета мяты. Интересно, откуда оно взялось среди Наташиных обносков?

Вернувшись через десять минут, я обнаружила драконят, несущих с двух сторон по воздуху последнюю коробку. Воды на полу не было, панталоны исчезли. Испарился и таз вместе с веником. Швабру паршивцы воткнули на место — в дверную ручку. За окном едва занимался рассвет. Это же надо, в какую рань они меня подняли!

— Справились? Молодцы, — искренне похвалила я их старание. — А теперь — марш на буфет! Видеть вас не хочу!

Дракончики моментально испарились. Вместо них из люстры вынырнула бабуля.

— А я говорила, от них добра не жди. Безобразники они!

— Бабушка Тереза, — искренне взмолилась я, — только сейчас не надо нотаций! У меня и без вас голова кругом.

Призрак поджал губы и всосался в потолок. Я проводила ее взглядом и немного расстроилась. Эх, надо было этих летучих «котиков» заставить еще и шторы повесить. А теперь все придется самой. Или испытать заклинание из книги?

Завтрак я проглотила почти не глядя. Даже толком не могла вспомнить, что именно ела. Какая-то каша. Внутри все зудело от нетерпения. Мне безумно хотелось навести окончательный лоск и расставить вымытых в витринах хоть часть из найденных сокровищ.

За стекло отправились шкатулки, подсвечники, кубки, статуэтки и прочий фарфор. К ним я добавила музыкальную шкатулку и просто стеклянную шкатулку. Чуть подумала и на самое видное место определила два кинжала и дуэльные пистолеты. Волынкоподобную фигню повертела в руках, но так и не придумала, как разместить ее красиво. Как ни положи — набор трубок, торчащих во все стороны. Ладно, полежит пока в кабинете.

Выставила старинный веер на подставке. Расписной в восточном стиле. Определила на места портсигары, табакерки, охотничий рожок и сувенирную фляжку. Дополнила коллекцию прочей мелочевкой, закрыла стеклянные дверцы и отошла к стене, чтобы оценить свои труды.

Оглядела со стороны все сокровища с невыразимой нежностью и вдруг испытала приступ горечи за то, что в нашем провинциальном краеведческом музее не было таких богатств.

Из груди моей вырвался вздох. Я старательно заперла все шкафчики на ключ и вернулась в кабинет.

Теперь можно было заняться предметами, отобранными для маркиза. Я составила на поднос выкупанную драконятами пастушку, две чудесные пудреницы, подсвечник с фигуркой спящей девушки, пушистый веер в футляре, литую шкатулку, инкрустированную перламутром, и хрустальный флакон для духов с серебром и бирюзой. Потянулась к каталогу и вдруг вспомнила, что так и не повесила шторы.

Я прихватила с собой книгу заклинаний и вернулась в торговый зал.

Витрины радовали глаз. За окном сновали люди. Там, снаружи, совсем уже рассвело. Я убрала с глаз долой швабру и распахнула дверь, чтобы хоть немного выветрить запах старины, неизбежно сопровождающий любое хранилище. С улицы в лавку проникал теплый ветер, ароматы горячего кофе и выпечки. На душе у меня было светло и радостно.

Заклинание, как можно было ожидать, не сработало. Шторы пришлось вешать по старинке, ручками, стоя на табурете. Я сама не заметила, как начала напевать:

— Не кочегары мы, не плотники. Но сожалений горьких нет, как нет. А мы монтажники-высотники и с высоты вам шлем привет…

— Не замечала за тобой раньше склонности к дрянной музыке.

Голос был капризный, пронзительный. В безмятежной тишине он прозвучал, как гром небесный. Я вздрогнула всем телом и едва не грянулась с табурета.

— Нельзя же так пугать! Приличные люди хотя бы здороваются для начала, — вырвалось у меня совсем невежливо.

— Приличные люди? — презрительно протянула дама. — Приличные люди не распевают на всю улицу о кочегарах, моя дорогая. Вы согласны со мной, мэтр Мюссе?

— Конечно, мадам Режина. Вы как всегда правы. — Второй голос принадлежал мужчине. Был излишне сладким и подобострастным.

Я осторожно выглянула из-за шторы в зал. Кого ко мне нечистая принесла? В дверях стояла весьма колоритная парочка: дама слегка за сорок, разряженная, как павлин в брачный период и высокий худой мужчина средних лет в добротном коричневом костюме со шляпой в руках. На меня он глядел укоризненно. Словно хотел чего-то сказать. И точно!