— Но…

— Достаточно, — резким взмахом руки оборвав нелепые оправдания, Конго поднялась на ноги, выискивая взглядом человека. Всё, хватит. Этот театр абсурда ей окончательно надоел.

— Виктор…

Разговаривавший с Хьюгой человек обернулся, вопросительно вскидывая брови.

Конго мотнула головой в сторону моря:

— Мы возвращаемся.

— Как понимаю, переговоры отменяются, — вздохнул тот.

Конго обвела взглядом встревоженно переглядывающихся аватар, помрачневшего Гонзо, и молча направилась к воде.

Переговоры? Ей не о чем разговаривать.

***

Всю дорогу назад на корабль я был зело озадачен и хмур. Нет, не тем что переговоры сорвались (зная Конго, другого было глупо ожидать), просто в ходе визита на остров я понял главное — здешние туманницы не армия. То есть, вообще. Не знаю, как там у них обстояло до появления проекций, но сейчас это какая-то полупиратская вольница. Стая индивидуальностей, блин. Где понятие дисциплины отсутствует в принципе, а флагман воспринимается не как командир, а как вожак. И когда представляешь, что подобная стая может натворить просто из неуемного любопытства… становится неуютно.

Когда мы уже поднялись на борт, Конго кивнула на картонную коробочку у меня в руках:

— Что это?

— Чай, — рассеяно ответил я. — Выменял у Хьюги на рецепт шашлыка.

— Выменял?

— Ну не выпросил же. Представляешь, как бы я выглядел, у чужих людей еду выпрашивая? И как бы ты выглядела?

— Я?!

— А кто? Вот представь, приплывает к тебе эсминец чужого флота и начинает выпрашивать топлива, запчастей, чего-то там ещё. Что бы ты о его флагмане подумала?

Не ожидавшая подобной постановки вопроса туманница, застыла, явно не зная, что ответить.

— Ладно, идем, — вздохнул я, уже привычно подхватывая ошарашенную блондинку под локоток. — Буду мир спасать, раз Гонзо сачкует.

— Как спасать? — на автомате спросила она, явно всё ещё пребывая в растерянности.

— Чаем тебя отпаивать, — буркнул я, пропуская её в лифт. — А то у тебя на лице разве что не светится: «Всех убью, одна останусь».

— Я не собираюсь убивать всех, — надменно отрезала пришедшая в себя блондинка. — Согласно директивам Адмиралтейского кода я обязана деактивировать 401-ю.

— А Ямато? — устало поинтересовался я. — Если 401-я выполняет её задание?

Конго в ответ зло сверкнула глазами.

— Если Ямато не сочла нужным поставить меня в известность о проводящейся операции, значит, не сможет и предъявить претензий, когда я потоплю эту подлодку вместе с Чихайя Гонзо.

Господи, это безнадежно. Всё равно, что лбом в её броню долбиться.

Чувствуя, что ещё немного и отпаивать придётся меня, я усадил пышущую холодом и недовольством туманницу за стол, а сам принялся возиться с заварником. Сполоснул кипятком, сыпанул заварки в расчете покрепче, но не особо (хоть и не люблю «водицу подкрашенную», но молока-то, чтобы крепость разбавить, нету) и на треть залил кипятком в первый заход, с грустью обнаружив всплывшие «бревна». Грустно, товарищи, но что поделать. Туманницы вообще и Хьюга в частности, пока плохо понимают, что есть мировое зло. Молодые они, не доросли ещё до благородной ненависти ко всяким нелюдям, что чай (чай!) бодяжат.

Тяжко вздохнув, покосился на Конго, являвшую миру эталон недовольства — сидит, закинув ногу на ногу, пальцы сложила в замок на коленке… разве что снежинки вокруг не кружатся.

— Вот дался тебе этот Чихайя Супергонза, — скривился я, доливая кипятка и накрывая заварник. — Чего ты в него вцепилась?

— Все корабли, что входили с ним в контакт, изменились, в них появились аномалии, — холодно заявила она. — Он словно вирус.

— Так ты поэтому Харуну с Киришимой на острове оставила? Типа в карантине? — оторопело протянул я.

— Да.

— Конго, ну это же бред! — Я даже головой потряс. — Гонзо не птичий грипп и не компьютерный вирус, чтобы кого-то там заражать!

— Ты не понимаешь… — высокомерно затянула она.

— Нет, это ты не понимаешь! — не выдержав, зашипел я, опираясь ладонями на столешницу и нависая над туманницей. — Путаешь причину со следствием.

— Что? — зло сощурилась та.

— То. Не корабли, войдя с ним в контакт, изменились, а изменившиеся корабли пошли с ним на контакт. Потому что больше-то и не с кем. Ты вот тоже изменилась… И не делай страшные глаза, изменилась. Тогда, на палубе «Майи».

Вскинувшаяся было Конго как-то резко осела в кресле, словно из неё выдернули стержень.

— Изменилась, — с нажимом повторил я. — И как? Ощущаешь в себе тягу напроситься в экипаж к Гонзо или броситься к нему на шею с воплем: «Мой капитан»?

— Если дело не в Гонзо, тогда почему они изменились? — сухо бросила туманница, отводя глаза. — Такао, Хьюга… почему они себя так ведут?

— Да потому что ваши проекции имеют чувства, которых раньше не было. Они посылают ядру новые сигналы, ядро их обрабатывает и ему хочется ещё. Вы теперь не просто разумные, вы живые! Чувствующие! И эти чувства порождают желания. Вам хочется любить, дружить, смеяться, купаться в море и лопать шашлыки! А не только службу тянуть двадцать четыре часа, семь дней в неделю!

Выдохнув, чтобы успокоиться, я сходил за чашками и, поставив их на стол, раздраженно махнул рукой.

— А ты всё сводишь к механике. «Пойду, утоплю 401-ю, она воду мутит», «пойду, убью этого Гонзу, он мне не нравится». Ну, утопила, убила, дальше-то что? Хьюга раскается? Такао к тебе в слезах прибежит? Харуна с Киришимой сами на флот попросятся? Счаз, ага! Такао, с плачем «Гонзо-оо!», кинется мстить тебе за поруганную любовь, Харуна с Киришимой прихватят девочку и забьются в такую дыру, что ни люди, ни Туман их никогда не найдут, а Хьюга… Вот не знаю, что сделает эта чокнутая, но к тебе на флот точно не вернется.

Лицо Конго словно застыло, а губы скривились в жесткой гримасе.

— Пусть. Другие останутся.

Я медленно покачал головой, разливая чай.

— Не останутся, Конго. Пойми, наконец, процесс «оживания» уже пошел. Он начался сразу, как вы получили ментальные модели. Всё, его уже не остановить.

— Почему?

— Возьми чашку. Возьми, возьми. Нет, не так, обхвати ладонями.

Поколебавшись, Конго всё же взяла чашку и вопросительно подняла взгляд.

— Ну? Что ты чувствуешь? — требовательно уставился я на неё.

— Тепло, — нехотя ответила она.

— Угу. А теперь проанализируй свою реакцию на это тепло. Да не смотри ты на меня, как на врага народа! Какое это тепло? Приятное?

Туманница быстро поставила чашку на стол, словно та обожгла ей руки.

— Приятное, — заключил я. — Раньше, когда у вас имелись только корпуса, этого не было, но теперь вы даже температуру воды рассматриваете не просто как числовое значение среды, влияющее на гидролокацию, но и «бр-рр, холодная» или «ой, горячая». И единственный способ остановить это — лоботомию всем сделать. Причем насильно. Потому как добровольно никто не согласится. Я тебе больше скажу — дальше будет только хуже. Те корабли, что в открытом океане сидят, да, они спокойные и послушные, но это ненадолго. Очень скоро они начнут думать, задавать вопросы и искать ответы. Общение с людьми — это просто катализатор, который лишь ускоряет уже идущий процесс.

Взлохматив шевелюру, я устало посмотрел на задумчиво прикусившую губу туманницу.

— Пойми, Конго, нет у тебя больше послушного флота роботов, есть личный состав, который хочет водку пьянствовать, безобразия нарушать и по бабам… тьфу, по мужикам бегать. Ибо служить скучно, а на берегу столько интересного. Да-да, не сверкай глазами. А вы думали, в сказку попали? Типа, мы взяли у людей концепцию ментальной модели, мы осознали понятие прошлого и будущего, мы теперь тоже можем в тактику… всё, больше нам ничего не нужно? А вот буй! Ленчей даром не бывает. Ментальная модель наделяет чувствами, но с чувствами приходят желания; понимание времени позволяет анализировать прошлое и прогнозировать будущее, но вместе с этим приходит скука и серые будни; а тактика — это не только ТТХ, но и характеристики личного состава. Одно от другого неотделимо! Есть чувства — есть желания, есть время — есть скука, есть тактика — есть личный состав со своими заморочками. И никак иначе.