— Но не за его роль в том, какой была твоя жизнь. Это приносит мне утешение. В тот вечер, когда мы ужинали с твоей семьей, мне так понравилось наблюдать, как легко вы общаетесь друг с другом. Я не могу представить тебя без них.

Он тоже не мог. Какое странное путешествие он проделал по жизни.

— Знаешь, тебе не обязательно здесь жить. Даже когда ты станешь герцогом. Ты просто должен следить за тем, чтобы поместье содержалось в надлежащем состоянии, и выполнять свои обязанности. Ты лорд. Ты можешь жить там, где захочешь. Но, я полагаю, ты мог бы сделать это в любом случае с тем успехом, которого ты добился. — Она изучала его, пока вдалеке грохотал гром.

— Ты жалеешь, что мы тебя нашли?

Без колебаний он подался вперед, опустился на колени рядом с ней и взял ее за руку.

— Нет, конечно, нет. Просто мне нужно немного времени, чтобы привыкнуть к этим переменам в моей жизни.

Рукой, которую он не держал, она провела пальцами по его волосам.

— Я надеюсь, ты понимаешь, как сильно мы тебя любим.

Поднеся ее руку к своим губам, он запечатлел поцелуй на костяшках ее пальцев.

— Я тоже люблю вас.

— Когда мы вернемся в Лондон, мы собираемся устроить бал, чтобы убедиться, что твое место в высшем свете понято и принято. Ты должен пригласить свою девушку.

Лондон

Март 1874 года

Февраль был самым коротким месяцем в году, но в то же время самым длинным в жизни Алтеи.

Она была рада, что наконец-то наступил март. Не то чтобы это имело какое-то значение. Это не вернет ей Бенедикта.

Она скучала по нему с такой физической болью, что иногда задавалась вопросом, не остановилось ли ее сердце, всего на секунду или две, потому что лучше уж оно остановиться ненадолго, чем разобьется совсем. Она причинила ему боль своим отказом выйти за него замуж. Она понимала это, но также знала, что у него не было четкого представления о том, как обстоят дела среди аристократии. Репутация не начинается и не заканчивается человеком. Она существо с щупальцами, которые обвилось вокруг самых близких вам людей, связывая вас с их позором, связывая их с вашим.

Когда она сидела за тем, что когда-то было его столом в том, что когда-то было его кабинетом, организуя уроки, которые она начнет преподавать первой группе прибывших женщин, она задавалась вопросом, наступит ли время, когда так много перестанет напоминать ей о нем. Когда она лежала ночью в постели в его рубашке, той, которую он бросил ей, с ароматом сандалового дерева и корицы, она думала о нем. Когда она ходила по магазинам и увидела, как джентльмен взглянул на свои карманные часы, она подумала о Бенедикте. Когда дул холодный ветер, она думала о нем. Когда шел дождь, когда его не было, она думала о нем.

Когда она сидела вечером в библиотеке, воспоминания о часах, проведенных с ним, мучили ее. Теперь ее не ждал бокал с шерри. Когда он попросил ее выйти за него замуж, она представляла себе, как всю жизнь будет сидеть в библиотеке, делясь с ним моментами.

Когда она держала Бенедикта в своих объятиях, ей не нужен был защитник или Общество. Она чувствовала себя вполне способной позаботиться о себе. Все, что ей было нужно, — это он. Она отказалась от того, что ей было нужно, чтобы ему было легче приспособиться к жизни среди аристократии. Сейчас он не понимал, но со временем поймет. Ему будет больно. Это было свойственно тем, среди кого она когда-то ходила, — быть недобрыми, не такими принимающими, какими они могли бы быть. Возможно, от него отвернутся, или леди откажется танцевать с ним, или джентльмен не пригласит его посидеть с ним в клубе. Но боль была бы булавочными уколами, а не ножевыми ранами, которые нанесло бы ему пребывание с ней. Булавки не оставляют шрамов. Ножи да.

Потянув за цепочку на шее, она вытащила медальон, спрятанный за корсажем, открыла его и посмотрела на портрет Бенедикта. Она проделывала это по меньшей мере полдюжины раз в час. О, она так по нему скучала. Были времена, когда она едва могла пошевелиться из-за того, как сильно скучала по нему.

Когда Джуэл вошла, Алтея едва пошевелилась. Она никогда не закрывала дверь. Джуэл все равно не стала бы стучать. Джуэл занималась книгами, Алтея обучала тех, кто приходил сюда, готовя их к другой жизни.

— У тебя посетитель, — сказала Джуэл, — в гостиной.

Салон, в котором теперь не было видно ни одной груди, ягодиц или члена.

Кроме ее братьев, никто из прошлого Алтеи не знал, что она здесь, и не навещал ее. Только один человек мог, и ее желудок почувствовал, как будто тысячи бабочек внезапно вырвались из своих коконов, чтобы порхать вокруг.

— Это он?

Это было все, что было нужно. Однажды ночью Джуэл была довольно прямолинейна, сказав Алтее, что она была дурой, отказав ему.

— В некотором смысле.

Что, черт возьми, это значит?

Она встала, пригладила волосы, отыскивая выбившиеся пряди, заправляя их обратно на место. Ее платье было лиловым, что придавало ей немного цвета, хотя в последнее время она была слишком бледной. Недостаток сна сделал свое дело. Вместо этого она лежала, уставившись в потолок, заново переживая каждое прикосновение, ласку и поцелуй.

Она выскочила из кабинета и спустилась по лестнице, заставляя себя замедлить шаги, чтобы не ворваться в гостиную с такой поспешностью, чтобы он понял, что она ужасно скучала по нему, была благодарна, что он пришел, что увидеть его еще раз было желанием, которое она загадала первой звезде, которая появлялась каждую ночь. В фойе она остановилась, сделала два прерывистых вдоха, которые не смогли успокоить ее бешено колотящееся сердце, расправила плечи, подняла подбородок и грациозно скользнула внутрь, как будто она положила книгу на голову и не хотела, чтобы она упала.

От его вида у нее перехватило дыхание. Требовалась тишина, чтобы принять его целиком, заметить все тонкие изменения, и теперь слова Джуэл обрели смысл. В некотором смысле.

Его одежда всегда была хорошо сшита, но черные брюки, серая рубашка, темно-серый жилет, черный шейный платок с узлом, черный пиджак, который он носил сейчас, были более подходящими. Это выглядело так, как будто его расплавили и влили в одежду. Его волосы, все еще длинные, были уложены таким образом, что они обрамляли его лицо. В одной руке он держал трость и бобровый цилиндр. Но это было нечто большее, чем внешняя отделка.

Уверенность, власть и сила всегда окружали его, но теперь они казались более изящными, но в то же время более мощными. Она вспомнила, как Дэнни говорил, что Тревлавы были как члены королевской семьи в Уайтчепеле. Теперь Бенедикт производил впечатление члена королевской семьи, где бы он ни появлялся, даже среди аристократии. Люди чувствовали его присутствие, когда он входил в комнату. Дамы будут желать, а мужчины будут завидовать. Он никогда не выглядел более великолепно… или более одиноко.

— Как прошла поездка в Шотландию? — наконец смогла спросить она.

— Я не ожидал, что там будет так красиво.

Она не могла сдержать улыбку при малейшем намеке на акцент.

— Но мне трудно понять половину из того, что они говорят. Я не знаком с некоторыми словами, которые они используют, а у большинства шотландцев такой сильный акцент… Ты понимаешь?

Она коротко рассмеялась.

— Я действительно понимаю. Но со временем ты привыкнешь к этому, и твой голос будет звучать так, как будто ты там вырос”.

— Я сомневаюсь в этом.

Теперь она вообще не слышала шотландского акцента, только английский акцент, которым были отмечены его слова перед отъездом.

— Как у тебя дела?

Ужасно, отвратительно.

— Занята. У нас сейчас здесь живет несколько дам.

— Это ничего не говорит мне о том, как ты себя чувствуешь.

Она хотела отвести от него взгляд, боясь, что он заглядывает в нее слишком глубоко, но не хотела терять ни секунды из-за того, что он был у нее в поле зрения, потому что она могла никогда больше его не увидеть. Было бы ошибкой сказать это, но она все равно это сказала.