— Ну, видать, не захотел, — сказал Ваня и решил уже выкинуть птицу, но вдруг я заметил у голубя на лапке что-то странное, на что, видимо, Ваня не обратил внимание.

И немудрено. После когтей хищной птицы, падения и Вороновых зубов, голубь напоминал бесформенную кровавую тряпку.

— А ну, стой-ка! — Крикнул я, останавливая Ваню. — А что это на голубе?

— Где? А! Мусор какой-то, видать. Палочка прицепилась.

— Стой, — сказал я строже, — дай-ка сюда.

Ваня озадаченно передал мне тельце. Я осмотрел сломанные лапки птицы. К одной из них деликатно примотали кусочек гусиного пера. Примотал его явно человек.

— Это почтовый голубь, — сказал я холодно.

— Чего? — Удивился Белоус.

— Почтовый голубь, — повторил я, внимательно осматривая самодельную капсулу, должно быть, содержавшую записку. — Подержи-ка покрепче.

Пока Белоус держал мертвого голубка, я аккуратно открепил капсулу, быстро нашел и отломил восковую крышечку. Вытряхнул крохотную записку.

— Думаешь, шпионская почта? — Задумчиво спросил Вася Уткин.

— Я пока ничего не думаю, — сказал я, разворачивая тоненькую бумажечку, на которой очень мелко было что-то написано. — Но выглядит это очень подозрительно.

Внезапно, вернувшийся Ворон навострил уши, уставился куда-то в кусты, гавкнул. Наряд немедленно напрягся. Я щелкнул предохранителем.

Несмотря на обострившуюся ситуацию на границе, Таран разрешил нам носить магазины пристегнутыми, а вот досылать патрон по прежнему запрещалась.

Да только смекалистые погранцы, в массе своей, стали дозаряжать в магазин двадцать шестой патрон. Он и досылался в патронник с выходом на Границу.

Конечно, производились все эти нехитрые манипуляции уже за воротами системы. Бойцы и до этого часто носили патроны россыпью прямо в карманах. За этим добром следили не очень строго. А вот теперь один из них уходил в магазин лишним.

В целом, Таран подозревал, что его погранцы так «злостно» нарушают наставления пограничной службы, но смотрел сквозь пальцы. Все ограничивалось тем, что Черепанов, время от времени лично проверял патроны бойцов, вернувшихся с Границы. Он искал засечку на крайнем патроне. Найдя, впрочем, ограничивался только громкой руганью.

Все понимали, что сейчас эта секунда, затраченная на затвор, может стоить бойцу жизни.

— Стой! — Крикнул я и наставил ствол автомата на высокий можжевеловый куст, за которым кто-то явно шевелился.

Наряд почти сразу последовал моему примеру.

— Кто там! А ну, выйти! — Приказал Белоус.

Так мы и застыли, направив оружие в заросли. Ворон, став в стойку у ног Вани, не отводя взгляда, смотрел на заволновавшиеся ветви вечнозеленого кустарника. Пес держался, но беспокойно порыкивал.

Спустя мгновение, грузная фигура деда Курбана выбралась на пограничную тропу.

— Руки вверх! — Крикнул Белоус.

Старик, оглядывая нас растерянными глазами, подчинился. На левой его руке я заметил все ту же кожаную перчатку для соколиной охоты.

— Деда Курбан? — Удивленно протянул Алим.

— Ты знаком с ним? — Зыкрнул я на Канджиева.

— Знаком, Саша. Это деда Курбан. Местный колхозный шофер, ну и охотник. Я с ним еще на первом году службы познакомился. Живет в приграничной полосе, на правом фланге.

Алим как-то жалобно уставился на Ваню Белоуса, ходившего сегодня в старших наряда, добавил:

— Он хороший. Порядочный и добрый человек.

— Сумку на землю, — невозмутимо приказал Ваня охотнику, а сам обратился к Алиму: — А что ж твой «порядочный человек» за воротами системы ходит?

Курбан растерянно улыбнулся. Стягивая с плеча самодельную шерстяную сумку, заговорил:

— Я, ребятки, наверное, заплутал. Увлекся охотой и зашел, куда мне заходить не надо.

Курбан бросил сумку поближе к нам, и Вася Уткин медленно приблизился к ней. Подобрав, стал осматривать.

— Здесь мясо какое-то, — сказал он.

— Это вкусности, — буркнул виновато Курбан, — для моей Сауле.

— Для кого? — Грубовато промычал Ваня.

— Для Сауле. Моей соколихи. Я соколиной охотой промышляю.

— Тоже мне, — хмыкнул Вася Уткин, — дворянин нашелся.

Курбан растерянно опустил взгляд.

— Ваши документы. Можно? — Спросил Белоус, медленно приближаясь к Курбану.

— Конечно-конечно! Они у меня в кармане! Разрешите, я достану?

— Давай.

Курбан потянулся к карману своего драного ватника, деликатно достал и протянул Ване скомканную бумажку.

Пограничник, повесив автомат на грудь, принялся ее разворачивать, потом читать.

— Справка из сельсовета, — пробурчал Ваня, — так. Маджидов Курбан Айратович… Тысяча девятьсот двадцать пятого года рождения. Регистрация…

Ваня пробурчал что-то себе под нос, потом поискал еще что-то глазами. Заключил:

— Справка у вас просроченная, товарищ Маджидов.

— Знаю, знаю, сынок, — рассмеялся старик несмело, — новую мне получать без надобности. А эту я всегда с собой ношу в кармане, как раз на такой вот случай.

Погранцы переглянулись. Я сказал:

— А чего ж вы, товарищ Маджидов, так далеко забрались? Да еще и за систему? Как сюда проникли?

— Ну…

Старик уставился на меня, и глаза его странно блеснули. Я быстро понял, что он узнал меня, но только сделал вид, что видимся мы с ним в первый раз. Видать, решил так меня подкупить. Мол, я тебе услужил, а теперь ты мне услужи. Ну уж нет. С нарушителями у нас разговор короткий.

— Тропка тут одна есть… Козья… — пробурчал он несмело. — Я по ней далеко не захожу, а тут потерял Сауле из виду. Испугался. Ну и забрел, куда не следует. Случайно…

— Случайно? — Я вопросительно приподнял бровь.

— Случайно, сынок.

— А это ваше? — Я показал Курбану мертвого голубя.

— Это голубь, дикий. — Разулыбался он добродушно. — Наверно, Сауле поохотилась.

— Дикий, значит, — сузил я глаза холодно, — Алим?

— М-м-м?

— Раз ты с ним знаком, скажи, держит он голубей?

Алим, явно симпатизировавшей Курбану, опустил взгляд в землю, буркнул:

— Держит.

— Только для красоты. Декоративных, — поспешил оправдаться старик.

— Где декоративные, там и почтовые, — мрачно заметил Ваня.

— Я деда Курбана хорошо знаю, — не сдавался Алим, — он хороший. Чего всю заставу по пустяку полошить? Ну зашел не туда. Ну с кем не бывает? Ваня, давай его отпустим?

Ваня нахмурил брови. Как-то нерешительно отвел глаза.

— Алим, ты на пушту читаешь? — Оторвав взгляд от записки, спросил я.

— Плохо. Говорю лучше.

— Сможешь разобрать, что тут?

Я передал записку Алиму, тот уставился в нее. Помрачнел.

— Последнее слово разобрать не могу. Но сначала идет время и место, — заключил он разочарованно.

— Надо задерживать, — холодно проговорил я, заглянув Курбану в глаза.

— Так, — Ваня вынул из подсумка концы шнура, — гражданин Маджидов, вы задержаны. Уткин, доложить на заставу.

Московский пограничный отряд. Несколько дней спустя

— Выдал, значит, — пробурчал Шарипов, мрачно всматриваясь в собственноручно подготовленный рапорт, — вот сукины дети. Вон какую заразу закинули к нам, в Союз.

— Точно сказать не могу, — вздохнул задумчиво Сорокин, — но майор обмолвился, будто на кассете записаны секретные радиочастоты связи всех оборонных объектов азиатской части страны. Хитро-хитро…

После того как несколько дней назад в отряд позвонил Таран и сообщил о задержании местного, занимавшегося подозрительными делами, Шарипов немедленно выехал, чтобы забрать нарушителя.

Им оказался Курбан Маджидов — колхозный водитель. Старик раскололся достаточно быстро, стоило только Сорокину поднажать на него. Он выдал все: и как принял некую «кассету» от незнакомого молодого мужчины; как голубиной почтой сообщался с духами за рекой; и, конечно, как собирался покинуть Союз через несколько дней, прихватив с собой заветную запись.