— Ты у нас стал второй Канджиев? — Хмыкнув, я посмотрел на Стаса через плечо, — тоже предчувствие проснулось?

— О! Алим! — Стас тоже обернулся, — а ты что нам про это все скажешь? Что тебе там Граница шепчет?

Этот его вопрос заставил Малюгу хохотнуть.

— Помнишь, Саша, — вполне серьезно начал Канджиев, словно бы и не заметив усмешки белоруса, — тот день, как встретили мы местного охотника Ихаба?

— Помню, — сказал я суховато.

— Граница тогда также дула. Прям как сегодня.

— Ты тогда рассказывал, что напророчила она тебе какой-то «удар в спину», — не пряча ухмылки сказал Малюга, — а не было никакого удара. Обычные пограничные будни. Ничего из ряда вон.

— Граница ничего не пророчит, — совершенно спокойно ответил Канджиев, — она только подсказывает.

— О! Я, кажется, понял! — Рассмеялся Малюга еще звонче, — тебе Граница «надула», что будет удар в спину, а у Стаса через день заставский кот Степан сожрал всю колбасу с пайка, что Гия в ночной наряд подготовил. Чем не удар в спину?

— Угу… — Недовольно промычал Стас, — скотина, этот кот, наглая и неблагодарная. Я ж его больше других подкармливаю. Будь моя воля — определил бы караульной собакой. Сунул бы Булату в вольер. Не, ну а че? Казенные харчи жрет? Жрет. Пусть тогда и службу несет.

— Ага, сам такого кота в поиск брать будешь, — Малюга совсем развеселился, — пускай тебе вынюхивает нарушителей.

Стас вздохнул, сплюнул.

— Никогда не забуду, как остальные колбасу в наряде жрали, а я сухим хлебом давился.

— С тобой же поделились, — возразил я. — Самсонов же поделился.

— Так то Самсоново было! Знаешь, как неловко товарища в боевой обстановке объедать? Короче, все. От меня эта падла рыжая, больше ни кусочка не получит.

— Эта падла рыжая, тебя и спрашивать не будет, — весело вздохнул Малюга, стараясь унять смех.

— Может быть, и так, — продолжал Алим, будто бы и не было никаких шуток про кота Степана, — что Граница предупреждает о том, что будет еще нескоро. Вот помните, на первом году службы я себе иглой от акации ногу пробил, когда мы на рыбалку ходили? А все потому, что не слушал я Границу. Не хотел ее понимать. А она меня чуть не за месяц об этой колючке предупредила, когда я у старого дома, в подошву сапога гвоздь поймал. Ну нельзя тут, на Границе бдительность терять. Я не понимал этого. Умом знал, но не понимал. Вот Граница меня и наказала.

Малюга вздохнул, покачал головой.

— От этих твоих рассказов, Алим, у меня нутро ежится, — недовольно заявил Стас.

— И правильно. Потому как, если Граница подсказывает, то никогда не ошибается.

Во время всего разговора я не прекращал осматривать КСП, протянувшуюся по правую руку. Уже метров с трех заметил, что что-то не так.

— Так чего тут правильного? — Возразил в этот момент Малюга, — я…

— Парни, тихо, — перебил его я, — следы на КСП.

Весь наряд тут же поторопился к месту, где я их заметил.

— Человек вел нагруженного осла, — сказал я, вглядываясь в отпечатки на взрыхленном песке.

— Контрабандист, — сказал Стас убежденно.

— Днем? — Я достал трубку для связи, принялся разматывать провод, — если так, то это контрабандист-идиот. Наблюдайте, я доложу.

Не успел я направиться к линии связи, как дальние кусты вдруг зашуршали. Мы замерли.

— Магазины присоединить, — сказал я, заряжая автомат.

Зашуршало еще громче, а потом раздалось протяжное «и-и-и-и-и-и-а-а-а-а».

На берег вышел… мокрый по грудь Ихаб, державший под уздцы осла. На спине ишака лежал и не подавал признаков жизни изможденный человек, одетый в лохмотья.

— Слава Аллаху, — сказал охотник слабым, хрипловатым голосом, — я знал, что встречу здесь кого-то из вас, ребята.

— Ихаб! — Удивился Алим, — а я все думал, куда ты пропал⁈

— Спасите моего сына! Умоляю вас! — Сказал жалобно Ихаб, — он не ел много дней! Почти не пил воды! Если ему не помочь, он умрет!

Парень, лежавший на спине осла, и так казался мертвым. Левой стороной лица он прижался к шкуре животного, а грязные, мокроватые волосы парня закрывали правую.

Несчастный слабо пошевелился, обозначив, что в нем все еще теплится жизнь.

— По-правильному их нужно задержать, — напомнил Малюга, — они же нарушители. Границу перешел.

— Задержите! Задержите! Только помогите нам! — Взмолился старый охотник.

Я заметил во взглядах молодых пограничников какую-то нерешительность. Еще бы, ситуация оказалась странной донельзя. Охотник, которого на заставе знали и уважали, к которому были такое серьезное доверие, что с ним даже патронами делились, вдруг, оказывается, сначала по ту сторону границы, потом поэту. Да еще и с раненым сыном.

Нет, я понял, что там в Авгане он оказался, по какому-то заданию особого отдела, но в таком случае, почему он сейчас здесь? Почему особисты сами не забрали его в назначенном месте?

— Присмотрите за ним, — сказал я, — я доложу.

Я направился к столбу связи и воткнул шнур трубки в розетку, вышел на связь с заставой и доложил о случившемся. Получил приказ частью сил наряда охранять подозрительного нарушителя, до прибытия тревожной группы, а частью продолжать выполнение задачи на охрану Государственной границы.

Когда вернулся, увидел, что парни стащили едва живого молодого человека с осла и Алим напоил его водой из своей фляжки. Стас во время этого придерживал грязного и усталого ишака за уздцы.

— Стас, Алим, — подошел я, — остаетесь с Ихабом и его сыном. Гена — за мной. Продолжаем дозор.

Ихаб, присевший рядом с сыном, выглядел ненамного лучше его самого: его ватный халат был грязным и порванным. Тут и там топорщился ватой. Тюбетейку охотник и вовсе где-то потерял.

Лицо старика сделалось обветренным, а щеки впалыми. Под слезящимися глазами темнели синяки. Видимо, Ихаб давно нормально не спал.

— Как вы себя чувствуете? — Опустился я рядом с ним на корточки.

— Неважно, — глядя не на меня, а на сына, сказал он.

— Ничего, вам помогут. У вас есть при себе какие-то вещи? Мы должны вас досмотреть.

Ихаб обратил ко мне лицо. Взгляд его, поначалу какой-то отрешенный, какой-то безразличный, тут же наполнился эмоциями. И эмоции эти были не чем иным, как узнаванием.

Лицо его немедленно вытянулось в каком-то удивлении, а в следующий миг губы искривились словно бы от страха. Мне показалось, Ихаб меня узнал. Узнал и испугался.

Я нахмурил брови.

— Что у вас при себе? — Повторил я.

Ихаб, стараясь не смотреть на меня, протянул мне худенькую шерстяную сумку, раскрыл. Там и не было-то ничего, кроме солдатской фляги и нескольких сухарей.

Осел тоже носил на себе лишь грязную попону. А сына Ихаба даже осматривать было не нужно. Стоило лишь взглянуть на него, и сразу понятно, что в таком состоянии, даже лохмотья на его теле — достаточная ноша.

Было очень подозрительно, что Ихаб словно бы избегал случайно взглянуть на меня. Рядом со мной охотник сделался каким-то скованным и нервным. Будто бы, сторонился меня. Я не понимал, по какой причине.

— Что с вами? — Спросил я напрямую, — вы нервничаете?

— Я давно не ел. Я слаб, — уклончиво, не поднимая головы, сказал Ихаб, — и очень боюсь за сына.

На эти его слова я никак не ответил. Задумчиво взглянув на небо над головой Ихаба, прислушался.

Внезапно осел бешено заорал. Погранцы вздрогнули. Я увидел, как из шеи животного брызжет кровь. И только спустя долю секунды после этого, услышал далекий звук выстрела. Потом еще один и еще. И снова.

Берег вокруг нас тут же забрызжел песком и мелкими камешками. Тут и там ложились пули.

— Обстрел! В укрытие! — Закричал я.

Осел взбесился, вырвался из рук Стаса, а потом тут же поймал несколько пуль и рухнул на КСП. Стас кинулся за округлый бок все еще живого ишака, чтобы укрыться.

Пограныцы залегли, я кинулся вперед. С криком «ложись!» навалился на Ихаба, и вместе с ним оказался на земле.