— Может, с собаками ты и хорошо управляешься, Слава, но с людьми у тебя не выходит. Все это уже увидели.

— Чего⁈ — Возмутился Нарыв, — приказы старшего по званию обсуждаешь⁈

— Только бестолковые.

— Ах ты…

Нарыв было попер на меня грудью, но я и с места не сдвинулся. Не повел ни одной мышцей на лице.

— Ты еще больше времени потерять решил? — проговорил я невозмутимо.

— Если б ты не пререкался, никакого времени мы бы не потеряли!

— Если б ты меня сразу послушал, наряд бы уже стоял у Дикой скалы. Но ты решил выпендриться, Слава. Так че? И дальше будешь в том же духе?

Нарыв словно бы опасался заглянуть мне в глаза, зрачки его быстро забегали. Он обернулся к остальным погранцам. Не только пограничники, но и геологи — все смотрели на сержанта. Ждали, что же он скажет. Нарыв колебался.

Потом Славик бросил взгляд на часы.

— С тобой мы поговорим позже, Селихов, — проговорил он вполголоса так, чтобы другие не услышали.

— Всегда пожалуйста, — пожал я плечами.

Нарыв неприятно искривил губы. Потом сказал:

— Семипалов, Малыга, сопроводить геологов к машине! Остальным, за мной бегом-марш!

Еще через несколько минут наряд снова разделился. Нарыв приказал остальным выдвигаться к дикой скале. Меня же с Ивановым взял с собой, продолжать идти по следу Наташи. Тогда мы двинулись вдоль черной изгороди лесной опушки.

Владимир Ефимыч единственный из геологов остался с нарядом. Он отказывался возвращаться, пока не найдет дочь, и погранцы относились к его порыву с пониманием.

Хотя Иванов и порядком вымотался, он все равно не прекращал бежать. Через усталость, через боль, шел за Пальмой, взявшей след.

Я подозревал, почему Нарвы взял именно меня, и очень скоро мои догадки подтвердились. Более того, каюсь, во многом я понимал, как Нарыв себя поведет и ожидал, что он возьмет меня, чтобы поговорить о нашей с ним перепалке. Не успела группа заслона скрыться в темноте, за деревьями, как он придержал собаку.

— Владимир Ефимыч, побудьте здесь, — сказал он, притормаживая Пальму. — Мне нужно Сашу на два слова.

Нарыв глянул на меня.

— Отойдем? Перетереть надо.

— Слава, не пори горячку. Отпусти собаку по следу, — ответил я спокойно. — Когда вернемся — хоть трижды перетрем. Хоть наедине, хоть при свидетелях. Но сейчас у нас дело поважнее есть.

— Селихов, ты обурел! — Крикнул тут же Нарыв, — ты кем меня перед мужиками выставил⁈

— Слышал мудрость? — хмыкнул я.

Нарыв от такой моей реакции аж удивился. Выдал:

— Чего?

— Мудрость. Дочь нужно ругать наедине. Сына — при свидетелях. Попробуй при случае. С солдатами тоже работает. А теперь не держи собаку. Пусть ищет.

Удивленный Нарыв только рот открыл. Глянул на Иванова. Геолог, тяжело дышавший, нашел силы, чтобы ухмыльнуться моим словам и сказать:

— Товарищ сержант, послушайте рядового Селихова, пожалуйста. Давайте искать.

Желтоватое в отблеске фонаря лицо Нарыва потемнело от злости. Сержант хмуро скомандовал Пальме искать, и собака снова повела нас по следу.

Метров пятьсот спустя, Пальма заволновалась, побежала быстрее, залаяла. Мы тоже, даже Иванов — все ускорили шаг.

Впереди за низкорослой стеной можжевельника, страшно шумело. Рык, лай, возня звучали где-то там, в зарослях.

— Шакалы! — Испугался Иванов и стал отчаянно звать: — Наташа!

— Тихо! — Борясь с дыханием, крикнул Нарыв прямо на бегу, — тут шастают нарушители! Так вы демаскируете наряд!

— Наташа! — Будто бы и не услышал его Иванов.

Пальма шмыгнула между плотными кустами. Мы грудью налетели на них и стали продираться вперед. Шум от звериной драки все возрастал.

Пройдя ограду кустарника, я нахмурился, когда, наконец, увидел источник этого шума. Большая собака дралась с несколькими шакалами разом. Все они сбились в клубок и катались по земле, под большим деревом. При этом чудовищно рычали, лаяли и визжали. Пыль, которую подняла свора, блестела в свете моего фонаря.

— Наташа… — прошептал я и щелкнул предохранителем автомата.

Девушка, прижавшаяся к стволу, и не отрываясь следившая за дракой, обернулась. Бросила на нас полный ужаса и тревоги взгляд.

Сосчитать шакалов было сложно, но пса драли не меньше пяти штук. Собака отчаянно отбивалась.

Когда я осветил их драку, пара шакалов тут же прыснули в разные стороны, боясь фонаря. Еще несколько вцепились в шкуру на лапах, груди и спине… Булата.

Да, совершенно точно это был Булат. Он беспощадно рвал одного из мелких хищников, попавших ему в пасть, и казалось, совершенно не замечал остальных, ранивших его в этот момент. Желто-черная плотная шкура пса покрылась грязными красно-бурыми пятнами крови.

— Папа! — Крикнула Наташа.

— Девочка моя!

Иванов, как глупый баран, несмотря на риск, кинулся было к девушке, но я его остановил.

— Куда? — Холодно бросил я, перекрывая ему дорогу рукой, — будьте здесь.

— Там Наташа!

— Не влезайте! — Схватил его за руку Нарыв.

Видно было, что сержант и сам опешил немного. Слабо представлял он, что делать в такой ситуации. Стрелять? А как же пограничный пес? Да и Наташа тоже оказалась слишком близко к драке. Применять оружие в таких условиях было нельзя. Тогда что? Лезть самому? Отбивать шакалов?

Я был уверен, что именно эти мысли и крутились в голове Нарыва, когда я начал действовать.

Я просто бросился вперед, к кобелю, тут же пнул одного из шакалов, тянувших пса за заднюю лапу. Тот отпустил, взвизгнув, отлетел в сторону, а потом тут же дал деру куда-то в кусты.

К этому моменту я уже огрел второго, висевшего на загривке овчара, прикладом по маленькой черепушке. Шакал вздрогнул, на мгновение вытянул ноги и повис на спине Булата. Челюсти зверя разжались, и он просто рухнул под лапы пограничному псу, мелко засучил своими, силясь встать. Потом все же вскочил и неловко побежал прочь.

Последний вгрызался кобелю в лохматую шею и с ходу получил от меня тяжелым яловым сапогом по заднице. Мгновенно отправился в полет. Приземлившись на живот, он протяжно заскулил, вскочил и удрал, поджав хвост.

Последний все еще оставался в зубах Булата. Шакал уже не пищал. Пограничный пес схватил его за горло и душил. Положил широкую лапу ему набок. Дикий зверь только и мог, что раззявливать пасть, изредка клацая зубами, да сучить задними лапами.

Булат же угрожающие рычал, все сильнее стискивая зубы. Отпустил, только когда Шакал затих. Пограничный пес слизал с его шеи кровь. Потом вдруг поднял на меня умный взгляд. Даже робко вильнул хвостом. Видать, понял, кто пришел к нему на выручку.

Я опустился к Булату. Кобель же попытался встать, но не смог. Лишь мгновение он постоял на непослушных ногах, клоня круп к земле, а потом лег, положив на мертвого Шакала могучую голову.

— Нашелся, боец, — сказал я тихо и погладил пса по маслянистой жесткой шкуре.

Булат только заскулил.

— Ничего. Доставим тебя на заставу. Вылечим. Будешь как новенький.

Я аккуратно погладил его по голове. Пес к еще большему моему удивлению, повернул ко мне морду, показав язык, попытался лизнуть мою ладонь, но не достал. Тогда я сам подставил ему руку. Так Булат и лежал, облизывая меня, пыхча и поскуливая.

— Наташа! — Иванов бросился к дочке, обнял ее, — живая! Я уж самое худшее подумал!

— Папа! — Обняла его девушка.

Я глянул на дочь с отцом, улыбнулся.

— Явился, блудный сын, — приблизился к нам с булатом Нарыв.

Стоило ему с Пальмой подойти хоть на два шага, Булат отвернул от меня голову, угрожающие низко зарычал.

— Не приближайся, — бросил я Нарыву.

— У пса кровь, — равнодушно сказал он, — надо остановить.

— Я вижу, Слава.

С этими словами я полез в подсумок, достал перевязочный пакет. Разорвав обертку из прорезиненной ткани, я извлек бумажный сверток. Развернул и достал ватно-марлевые подушки на бинте.

Одной закрыл большую рваную рану на загривке, другую сдвинул так, чтобы можно было приладить к раненым шее и груди пса. Стал обматывать Булата бинтом.