Легко поднимаюсь на ноги. А окрепло тело, заметно окрепло. Простолюдин тут бы и остался ждать труповозку.

В туалет заглядывает чья-то улыбающаяся рожа. Молча показываю кулак, рожа не впечатляется, но на всякий случай исчезает. Развлечение нашли, недоумки. Надо же, как весело: младший княжич клана Меньшиковых разбил рожу какому-то ушлепку! Охренеть какое значительное событие!

Делаю шаг, и тут накатывает. Чувствую себя очень странно, как будто одновременно и стою в туалете, навалившись на стену, и иду в компании благородной молодежи и демонстративно потираю костяшки левого кулака. Изящно, кстати, иду, красуясь, умеет княжич подать себя… так переход все же произошел, только как-то криво⁈

Сосредотачиваюсь на внутреннем мире и понимаю, что нет, не произошел. Просто крохотная часть меня сидит сейчас над сущностью княжича и потешается. А контакт тем временем неотвратимо слабеет. И тогда я делаю то, что подсказывает практичная душа: пусть этот гаденыш, коли рожу разбил, возместит ущерб!

С огромным удовлетворением слежу, как холеная рука тянется к ти-фону, нажимает необходимые значки, и в последний момент заставляю палец княжича добавить лишний нолик. Да не один, а два. А что? Меньшиковы — богатый клан, от них не убудет! И заподозрить вряд ли кого получится. Семейное умение не оставляет в разуме следов. Княжич будет искренне считать, что это он сам решил в порыве минутной жалости и из благородного куража оплатить избитому ушлепку лечение. В принципе, так оно и есть. Я же не управляю мозгами, а так, сверху наблюдаю. Из куна-чакры.

Детский ти-фон с треснувшим экраном радостно чирикает. Ага, денежки пришли. Как бы не лопнуло устройство от количества кредиток, деньги по любым меркам немаленькие. Недовольно кривлюсь и иду к выходу из ночного клуба. Звучок следует сменить. Птичек ненавижу всей нечеловеческой душой. Всех птичек без исключения. Сколько раз они демаскировали мою засаду — пальцев не хватить сосчитать! Дряни пернатые, убить бы всех…

Стайка благородных встречает мое появление легкими смешками, охрана мигнула сканером и отвернулась, мол, проходи, благородный. Угрюмо зыркаю, запоминаю, кто там скалится, и бреду по тротуарам домой. А куда еще мне идти? Пятнадцать лет, недееспособный, в гостиницу не заселиться, квартиру не купить. Остается только домой. На роль беспутного сыночка к женщине, которую не планировал больше увидеть. А оно вон как повернулось. Ничего, это всего на год. Через год совершеннолетие. Год можно пережить… ага, если б не киллеры. Кому-то это тело еще закажут, гарантия.

Получать пули в грудь — так себе перспектива, не из радужных. Так что еще раз пытаюсь сделать переход, шлепаю какого-то беднягу по руке. Вообще непричастных лучше не использовать, но тут особый случай. И — ничего. Только прохожий шарахнулся от пьяного подростка в сторону. И что это значит? Что переселяться теперь он может только в клановых, частично и очень ненадолго? Или вообще это был разовый эффект, прощальный подарок от уходящей способности? Вот это встрял. А все проклятая магия. Убить бы ее, да как убьешь природное явление?

Рычу, ругаюсь, пинаю урну… и смиряюсь. Ну а что мне еще остается? Представители семейства иногда попадаются в ловушки. Но всегда из них выбираются. В итоге. А пока…

Ну что ж, пора знакомиться с телом. Будь здрав, Рой Збарский, прыщавый бледный доходяга, алкоголик и наркоман о пятнадцати лет. А кто ты еще, неизвестно, но страшно интересно. Потому что за обычным наркоманом легендарного киллера из столицы не посылают.

Ну и кто там у него в семье? Так… отца нет, ожидаемо. При здравствующем главе вряд ли впали бы в беспросветную нищету, что живут в съемной квартире в обычной высотке, на страшно непрестижном первом этаже… Зато мама выше всяческих похвал! И есть она, и еще как есть, глаз не оторвать! Вера Збарская, между прочим, бывшая фрейлина при Малом императорском дворце, не хухры-мухры! Так вот откуда ноги растут, то есть происхождение ушлепка! Надо срочно изучать историю младоимператорской семьи, искать сходства и соответствия. А то убьют неизвестно за что. И кого. Сама смерть, понятное дело, не волнует, подумаешь. Представители семейства, даже беглые, бесследно не умирают, такова физиология. Это, кстати, вариант — самоубиться.

Но тогда автоматически вернусь в семейство, что нежелательно. Семейство — они сволочи те еще, в чем-то похуже клановых. Сбежал — и нечего возвращаться.

Да, а еще в новой семье имеются две якобы сестрички. Близняшки. Судя по воспоминаниям, восемнадцатилетние шалавы и круглые дуры. А также квадратные и кубические. А кто они еще, если при своих очень заурядных финансовых данных надеются на выгодное замужество и пальчиком не шевелят, чтоб как-то улучшить жизнь? Пальчиком не шевелят, разве что задницей. И то безрезультатно по большому счету. Даже этого не умеют.

По дороге вспоминаю жалкое состояние семейных финансов. Мне ж теперь там целый год жить и чего-то кушать, и желательно кушать вкусное и качественное. Это, помимо прочего, напрямую связано с магическими особенностями тела. Так что захожу в круглосуточный супермаркет и основательно гружусь. Остатки скидываю с ти-фона в наличку. Ее столько, что приходится трясти три банкомата. Следующим ходом закидываю наличку по карманам и на свой старый номерной счет. Определенная сохранность теперь деньгам гарантирована.

Ключа-брелока, естественно, в карманах нет, я же навсегда уходил. Приходится пинать в дверь. Открывает сама Вера, смотрит взволнованно, и чувствую, что тону в ее серых глазах. Еле выплываю, отплевываясь и отфыркиваясь, ух… Чертово тело.

— Что это⁈

— Долги начинают возвращать! — сообщаю мрачно. — Понемножку. Зато все.

Вручаю ошеломленной женщине покупки и боком протискиваюсь в дверь. Такое впечатление, что меня не собираются пускать в квартиру, пока не дам нормальных объяснений. Но я же их и не дам. А ночевать тогда где⁈

— У тебя рубашка в крови, — замечает женщина осуждающе.

— Ну, в крови. В моей же, не в чужой. Экспертиза, если что, подтвердит. Вера, тебе что важнее: пара капелек моей крови или пара сотен тысяч?

— Как ты меня назвал? — вырывается у женщины.

— Сколько, ты сказал⁈ — вырывается у кого-то в комнате за спиной.

У кого-то двух.

— Ну, привет, крашеные! — бросаю не оборачиваясь. — Будем знакомы — Рой. А теперь брысь и не отсвечивать, с мамой разговариваю!

-=-

Сидим напротив друг друга за кухонным столом и держим тактическую паузу. Упрямства обоим не занимать, этак мы долго просидим. В соседней комнате затаили дыхание и подслушивают. Прекрасно слышу, что стоят сестрички у двери, к щелочке прижались ушами. Физиология родного семейства, мое тайное и пока что единственное оружие. Ах да, еще жизненный опыт. Специфический такой.

Припоминаю, что близняшки Роя за парня не держали. Лупили регулярно, и вообще отдали ему в пользование девчоночий ти-фон с треснувшим экраном, уронили, косорукие. А его подаренный на день рожденья, естественно, отжали себе. И не меня они сейчас послушались, что скрылись в своей комнате, а маму. Мама у сестричек в авторитете.

Решаю, что на упрямстве можно и до утра промолчать, а мне вообще-то не кушать, а жрать охота. Организм потихоньку выправляется и требует на это дело ресурсов.

— Ты не родная, — прямо говорю я.

За дверью чуть не давятся возгласами. Но молчат, есть у девчонок воля.

— С чего так решил?

— С зеркала. Не похожи.

— Дети не всегда походят на родителей.

— Не в случае благородных, у вас доминантная наследственность! — обрываю неумелое вранье. — Вера, не морочь голову, я тебе не родной сын! И видно, и чувствуется. Достаточно открыть глаза. Вот девчонки — те да, твои.

Женщина криво усмехается и молчит. Тоже не родные, как понимаю. То есть ей родные, но не супругу. Ох и напутано в семье, без киллера не расплести! Кстати, киллер за столом сидит.

— Раскрыл, значит, глаза?