Но прямо сейчас женщины замолкают и обращают свое внимание на мою тушку.

— Ну, если честно, Рой нас всех обскакал! — признает Мишель. — И подрался, и девицу защитил, и с самой прекрасной из княжон Меньшиковых танцевал! И как танцевал! Аж я сама загляделась!

— Ой…

У мамы Веры огромные глаза.

— Мы разбогатеем, ты станешь Магистром и возьмешь в жены всех трех княжон Меньшиковых! — бормочет она в смятении. — Я же сказала, но сама не верила! А ты… уже с Меньшиковой танцевал… И разбогатели мы просто неприлично… И дар левитатора уровнем магистра и есть…

Невольно ухмыляюсь. Это она еще не знает, что мне княжна в танце выдала. Вот и пусть дальше не знает, это мои с княжной дела… кстати, как ее зовут? А, неважно.

— Вера, у тебя пророческий дар? — восхищается Мишель. — А напророчь мне с Браном счастливую жизнь!

Так. Князь уже для нее просто Бран. Быстро они. Впрочем, я тоже… ненамного отстаю. Княжна вообще-то в открытую назвала себя моей женщиной. На молодежном сленге, но что это меняет?

Женщины шутливо пререкаются. На кухне — теплая, уютная такая семейная атмосфера. Даже портить неохота. А надо.

— Вы не о том спорите, — лениво подаю голос я. — И не то обсуждаете. Летний бал. Идет придурок Коэн, он же Коля Бабкин по паспорту. И мешает ему пройти не кто-нибудь, а Жанна. Хотя она в стороне стоит. Этот педераст специально к ней шаг сделал.

В кухне устанавливается озадаченная тишина.

— Бил ее со всей силы, не ради скандала, по-настоящему, — так же лениво продолжаю я. — Повезло, что бить не умел. А его чокнутый приятель во фраке как раз умел. И ударить он хотел с магическим усилением. Ногой. С чего бы, а? Ведь Старый Донец — мирный город? Вы сами говорили, что здесь благородные друг друга не убивают. И еще у нас есть упившийся маг. Между прочим, маг Огня. С заклинанием «огненного клинка» наготове. Направленным — вот странно! — точно на Жанну. Ну и еще на десяток жертв, но в фокусе удара — Жанна. Вот что надо бы обсуждать, а вы про мужчин. И я не понимаю одной мелочи… одной такой незначительной, несущественной мелочи… а кто у моих сестер настоящий отец? А, Вера? Кто он такой, что против его дочери выстраивается многоходовая, хорошо обеспеченная спецоперация? Кто он такой, что Жанну теперь необходимо убить под видом несчастного случая?

— И действительно, как-то это все странно и страшно, — бормочет Мишель. — Если правда то, что сказал Рой… Вера?

А Вера молча кусает губы и молчит.

— Тебе придется рассказать, — мягко замечаю я и сажусь, потому что ну не принято у людей ругаться лежа. — Придется. В этот раз я успел прикрыть сестру в последнее мгновение. А в другой раз могу и не успеть. Тебе что важнее — сохранить в секрете юные проказы или спасти жизнь дочери?

— Мама? — робко спрашивает Жанна.

Вера опускает голову и плачет, беззвучно и горько. Всем неловко. Кроме меня.

— Не поможет, — говорю я спокойно. — Рассказывай.

— Пусть младшие выйдут, — глухо просит Вера.

Прекрасно знаю, что голос у нее звонкий, как у девочки, но — умеют женщины, умеют нагнать трагедии, когда требуется.

Риманте поднимается первой, за ней Хелена.

— А Рой вообще-то младше нас… — пытается вякнуть Жанна, но на нее все смотрят с таким удивлением, что сестричка краснеет, затыкается и убирает свои любопытные ушки прочь.

Замечаю, что Вера тщательно проверяет Слухом, действительно ли девочки удалились в свои комнаты. Хм. Интересное сейчас будет признание. Предосторожности — как на тайной встрече шпионов. Или на исповеди фрейлины.

И она начинает рассказывать — бестолково, сбиваясь и умалчивая о самом, с ее точки зрения, существенном. Мишель и я слушаем ее с раскрытыми ртами, потом я дотягиваюсь до ти-фона и начинаю делать по ходу рассказа краткие заметки.

— Вот так оно все произошло, — убитым голос заканчивает Вера.

Мишель сражена услышанным наповал. Я же… я предполагал нечто подобное, но не настолько, точно не настолько шокирующе!

— Итого у нас в сухом остатке, — бормочу я озадаченно, поглядывая на свои заметки, — если вычесть трагедию, а также драму, комедию и фарс…

Обе женщины уничтожают меня возмущенными взглядами. Но мне побоку их возмущение. Я действительно поражен.

— Значит, в сухом остатке… Собрались, значит, однажды вечерком в младоимператорском дворце веселой компанией благородные отпрыски правящих домов Европы…

— Это был научный кружок моего покровителя и твоего отца! Научный кружок!

— … Собрались, значит, разгульной веселой компанией молодые люди, и с ними одна раскрепощенная юная фрейлина…

— … Доверенное лицо твоего отца!

— и пришла им в головы по большой пьяни ну очень нетривиальная идея: какой ребенок получится, если объединить магически наследственные дары — и геномы вместе с ними! — нескольких могущественных семей Европы? Правильно?

— Это был уникальный научный эксперимент! — ожесточенно говорит Вера. — Сложнейший в магическом плане!

— Не будем спорить о мелких терминах. Вполне допускаю: то, что сейчас называют оргией, в твоей юности называлось научным экспериментом или еще как-то…

Мишель неудержимо улыбается. Вера бросает на нее испепеляющий взгляд. Бесполезно, ситуация такова, что от комментариев удержаться невозможно, пусть они из деликатности и без слов. Ох, долго будет аукаться маме Вере эта пикантная история!

— А так как все были изрядно пьяны, — невозмутимо продолжаю я, — то прямо там же, во дворце, идею и решили проверить, э… натурным экспериментом. Натура, как понимаю, не возражала.

Вера угрюмо молчит.

— В результате эксперимент провели с тщательным соблюдением всех условий — то есть юная фрейлина вряд ли была одетой хоть минуту с вечера и до утра.

— Рой…

— Что — Рой? Вот у меня список. Восемь имен. Восемь монарших имен. То есть у близняшек, вполне вероятно, по четыре отца? Так и планировалось?

— Планировался один ребенок, — еле слышно шепчет Вера. — Не учли мою склонность к двойням, это у нас наследственное…

Я молча хватаюсь за голову. Мишель хохочет во весь голос.

Ну, в итоге мы все же успокоились. Вера нас не убила, мы от смеху не загнулись.

— Проверку проводили? — деловито интересуюсь я.

— Как⁈

— Эх вы. Ученые. Кружок любителей прекрасных фрейлин. Сейчас выясним. Первичный и вторичный отклики на родной язык магоодаренных изучены и запротоколированы в Сорбонне еще двести лет назад…

И я громко зову близняшек.

— Значит, так! — говорю я сурово. — Вы, двое из ларца — результат и жертвы магико-физиологического эксперимента.

У близняшек вытягиваются лица.

— В вашем появлении на свет, помимо собственно мамы, участвовали восемь молодых представителей известных в Европе монарших домов… Это был научный эксперимент, Геля, не делай страшные глаза, лопнут.

— Вроде это называется оргией! — не сдерживается прямолинейная сестричка.

Мишель откровенно ржет, Вера идет красными пятнами, но молчит.

— Это — был — эксперимент. И сейчас мы его завершим установлением отцовства на предмет алиментов. Магически одаренные, даже жертвы экспериментов…

Близняшки награждают меня злобными взглядами. Бесполезно, я непоколебим, как крейсер на основном курсе.

— … хранят в родовой памяти отголоски языков родителей. И подсознательно реагируют на них. Сейчас я буду произносить слова на разных языках. Если почувствуете, что язык чем-то знаком и близок — поднимаете один палец. Если поймете хоть слово — два. Вперед.

И я начинаю говорить, внимательно отслеживая реакцию девочек. Поднять пальчик — это еще не показатель. Не весь показатель. Тут все важно: и как поднимают, и какие лица при этом.

Первой не выдерживает Мишель.

— Рой, нельзя такое говорить женщинам! Фу!

А я что? Я виноват, что маты сохраняются в родовой памяти лучше всего? Ну, не совсем так на самом деле, зато реакция на маты более яркая! Вон как у сестричек щечки гневом горят. У Мишель, кстати, тоже. У нее-то с чего? В смысле, откуда она знает все грязные ругательства Европы? Хорошо их, видимо, готовили к секретной службе.