— Добро, — коротко подвёл он итог, — ну и вымахала сестрёнка. Хотел я отдохнуть дома, да вижу, придётся дубасить твоих поклонников день и ночь.

Между ними чувствовалась какая-то незнакомая мне связь, потому что я никогда раньше Анну не видел в таком естественном состоянии. Девушка из светской едкой дамы, капризной и воротящей нос, вдруг стала той самой послушной кошечкой, которой хотелось говорить всякие приятности, гладить, и я был уверен — кинь сейчас Олег ей клубок ниток, так она с радостью побежала бы с ним играться.

«Да уж, чужая душа потёмки», — сказал я себе, и на очереди была встреча старшего с матерью, которую он бережно обнял и поцеловал в обе щёки, а потом уже с отцом. К чести Олега, тот не дрогнул и даже вида не подал по поводу травмы родителя. Он вёл себя с ним как воин с воином, не обращая внимания на коляску и Мишку Шатуна, стоявшего сзади как джин, выполнявший все желания хозяина.

На шум вышел и средний брат Алексей с раздражённым заспанным лицом.

— Ты чего такой бирюк? — громогласно и с чуть насмешливыми нотками спросил его Олег.

Брат протянул ему сдержанно руку и, облизнув губы, посмотрел за спину на меня, испуганно отвёл глаза, и это не ускользнуло от внимания старшего. Новоприбывший притянул Алексея и сграбастал одной рукой за худые плечи.

— А вот ты Лёшка, совсем не изменился, — заметил он. — А помнишь, как папенька притащил воздушный шар и мы с тобой ночью забрались в него и улетели? Кто ж знал, что он был не привязан, а ты давай всё поддувать и поддувать. Так он и взлетел, а как спускаться, так сразу расплакался. Вот нам тогда всыпали, ха-ха-ха! — он грубовато сжал голову Алексея в захват и растёр костяшками по шевелюре, уничтожая и без того плачевную причёску брата.

Тот запыхтел и с силой вырвался. Алексей пулей залетел к себе обратно и хлопнул дверью.

— Чего это он? — недоумевая, спросил меня Олег и развёл руки в стороны. — Эй, плакса, ты чего, обиделся, что ли? — постучался старший и потом, отмахнувшись, сошёл вниз.

Он отдал пальто Семёну и, поправляя двумя руками пояс, обозрел, успевшую наполнится яствами, скатерть. Домашние уже вовсю суетились. Время обеденное, приезд как раз совпал с готовностью всех блюд.

Олег бегло забежал и к поварихе Степановне, чмокнув дородную бабу в щёку. Вообще, он больше всего напоминал здоровенного медведя, уезжавшего на заработки из своей берлоги, и вот теперь вернулся, чтобы хорошенько вкусить всех благ.

Подали запечённого гуся с хрустящей золотистой корочкой, начинённого яблоками и травами. От него исходил аромат свежего тимьяна и печёного чеснока. Рядом поставили блюдо с разносолами: малосольные огурцы, ярко-красную горку икры и грибные шляпки, утопающие в укропном маринаде. В центре стола возвышался пирог с капустой и яйцом, его румяные края так и приглашали отломить кусочек.

Я себе ухватил тушёной телятины с лучком в пряном соусе и глубокую тарелку борща. Олег увидел всё это и воспринял как вызов. Насыпал себе гору плова, а вместо хлеба вприкуску использовал пирожки с мясом и луком. За столом наступила тишина, прерываемая стуком вилок и ложек, сёрбаньем и протяжным «Ух-х-х», раздававшимся время от времени то с моей стороны, то с противоположной, где сидел старший братец.

Родные с интересом наблюдали за этим кулинарным поединком. Надо признать, Олег был достойным противником в поедании яств, но всё закончилось закономерно: моя куча тарелок оказалась больше, чем его.

— Да иди ты, — махнул он под конец рукой и заглушил обиду литром вина прямо из новенького хрустального графина, купленного на днях маменькой.

— Олеженька, — возмущённо поморщилась Ольга Дмитриевна, — где твои манеры? — она чинно разрезала ножом кусок пирога на маленькие части и как птичка отправляла их себе в рот.

— Обменял у дьявола на процентили, матушка, — подмигнул он мне.

— Не богохульствуй, — она опустила руки и строго посмотрела на сына. — Это до добра не доведёт.

— Ну, всё-всё, мильпардон, сильвумпле, — Анна, сидевшая по его правую руку, прыснула в кулачок.

— А ты припевала, что на него смотришь? Думаешь, раз брат здесь, тебе в Муром не надо?

— Мама! Ну не хочу я туда ехать, — запротестовала Анна. — Олег же здесь! Пусть кто-то другой покупает твою посуду…

— Воспитала на свою голову, — Ольга снова вернулась к трапезе, на лице выступила досада. — Родные дети даже помочь не могут.

Олег посмотрел вниз на сестру, а потом на мать.

— Мы вдвоём съездим. Самую лучшую выберем, — заверил он её. — Тебе какую, из дерева пойдёт?

Анна с полным ртом чуть не выплюнула борщ и тут же схватилась за платок и закашлялась, давясь от смеха. Тут было над чем, ведь столовые приборы у Барятинских — это особый бзик Ольги Дмитриевны.

Она не позволила продать дорогущий серебряный сервиз, даже когда денежный кризис был в самом разгаре. В её родной семье всегда с трепетом относились к обряду трапезы, и в тяжёлые времена мать закатывала отцу скандалы, запрещая трогать посуду.

И тут заваливается братец, не вылезавший годами с первого пояса, где, наверное, голыми руками разрывали только что убитую дичь и жарили на вертеле. Лишь бы выжить, не то, что там получить эстетическое удовольствие. Ну и для них в порядке вещей, что ложки могут быть деревянными. Зачастую в затяжных походах маги сами себе их делали на месте. Всякое бывало.

— Не надо, пусть лучше Семён отправится, а то вы возьмёте… — вздохнула она тяжело.

Борис же по большей части молчал и наблюдал за всеми своими детьми и женой. Так бы и продолжалась эта неспешная беседа, если бы не вбежавший в парадную столовую Егорка. Щёки парнишки и лоб разгорелись от бега.

— Вашбродие там, эта, приехали, — тут же поклонился он. — Драться изволили.

— Кто? — нахмурился глава семейства и показал пальцем, чтобы Мишка Шатун выкатил его из-за стола.

— Их благородия Дмитрий Борисович и Никита Борисович.

— Господи, — схватилась за сердце Ольга и тоже встала. — Когда же это прекратится?

Ничего не понимая, мы вывалились всей толпой на порог и увидели следующую картину: возле ворот вдалеке стояли две повозки, так и не заехавшие внутрь, но их хозяева дубасили друг друга кулаками и ногами внутри круга из гридней. Ярополк скрестил руки на груди и тоже не вмешивался. Братья были в новых кафтанах, но, после того как сошлись в кулачном бою, все измазались в осенней грязи. К сапогам прилипали крупные комья земли, оба то и дело поскальзывались, но тут же вскакивали.

— Борис, останови их, они же прибьют друг друга, — обратилась жена к главе, и тот подал знак Шатуну, чтобы слуга обхватил его одной рукой. В другую здоровяк взял коляску, словно соломенную корзинку.

Гридни заметили, как к ним идут со стороны имения, и расступились. Один из близнецов вдруг показал на Шатуна, и братья прекратили драться, застыв на месте. Я увидел, как оба упали на колени и склонили головы. Вид вынужденно вышедшего к ним безногого отца пристыдил их, но Борис не стал распаляться и, как только уселся, позволил обоим обнять себя.

Назад эти драчуны уже сами несли коляску с сидевшим в ней отцом, взвалив еë каждый на разные плечи. Оказалось, они подрались только из-за того, что не могли решить, кто заслужил честь первым въехать в родное поместье.

— С ними постоянно так, — шепнул мне Олег, нагнувшись влево. — Грызутся кто лучше, что только с ними не делали…

Я понимающе кивнул и дал новым гостям пройти внутрь. Один из них царапнул по мне взглядом, но тут же отвернулся и бережно опустил коляску на деревянный пол.

Так наш обед плавно перетёк в ужин, но участвовать в кулинарном турнире опять я отказался, чем вызвал насмешливые взгляды близнецов. С небольшим отрывом в полпирожка победил Никита, а потом оба поползли к тазикам. Ольга только и успевала суетиться вокруг них.

— Слабак! Я победил, я же говори-и-и-и-ил, — вырвал секундочку победитель, чтобы поиздеваться над своим братцем, а тот в паузах между извержениями жаловался, дескать, близнец специально брал себе куски поменьше и не ел в дороге, чтобы желудок освободить.