Изнутри здания шли мощные толчки маны, как будто там разом работало тридцать мастеров-зачаровальщиков. Опасно создавать такие артели именно из-за неспособности барьера справится с нагрузкой. Однако выделенных гемов хватит, чтобы выдержать и сотню ремесленников. Вытерев вспотевший от страха лоб, священник приступил к делу: сконструировал печать и закопал поближе к фундаменту сумеречные гемы.

Спустя шесть часов, весь трясущийся и обезвоженный, он закончил свой ритуал, а внутри как колошматило от сливов маны, так и продолжало. Только теперь опасность миновала. Святой отец не вытерпел и всё-таки решил заглянуть хоть одним глазком, но стоило ему подойти к двери и взяться за ручку, как оттуда вышел уже знакомый Веремей на это раз с раскуренной трубкой в зубах.

— Ох, ну и денëк, — перегораживая собой вход, произнёс мастер и вытер платочком виски. — Не-не-не, на хер всё, я переезжаю, железно. В задницу вот это… Вся моя жизнь — это просто какой-то смешок бога. Простите великодушно, вот ваши деньги, — он сунул клирику толстую пачку ассигнаций, — просто нашло… Завтра же собираю вещи и сюда, и пусть она горит зелёным огнём эта моя берлога. Здесь, здесь теперь моё сердце, понимаете меня, святой отец? — с глазами городского сумасшедшего спросил он.

— Н-не совсем, — покачал головой клирик и быстро спрятал в кармане деньги.

— Старый дурак, какой же я старый дурак, — бормотал он себе под нос и присел на ступеньку.

— Ну, я пойду, да? — робко спросил священник, но Веремей продолжал разговаривать сам с собой и жестикулировать.

Когда он ударил кулаком в ладонь, святой отец принял это за сигнал убираться и, шевеля усталыми ногами, срочно покинул поместье. Ему не терпелось поделиться увиденным с начальством.

— Что свалил доходяга? — спросил у Олега Аничков, потягивая застывшее на морозе тело. — Помощь нужна там?

— Ага, да, лучше подпитать, — кивнул мастер на дверь, — ты иди, я ещё тут посижу.

Петра приставили здесь не просто так. Внутри за каждым движением Артёма Барятинского сейчас наблюдало сразу четверо зачаровальщика. Они иногда выходили наружу, обсудить увиденное, кто-то даже записывал в тетрадь конспект. Главным среди них был Елисей. С высоты своего полёта он объяснял «молодёжи» очевидные и не очень вещи. Ну как «молодëжи»? Им всем было по тридцать плюс, но для мастеров это совсем юный возраст.

Барон так стоял уже второй день за столом и ни на миллиметр не сдвинулся. Все остальные тоже боялись его тревожить, но Артём предвидел всё, потому некромант здесь нужен был для подпитки организма и удаления из него продуктов распада. Аничков занимался этим каждые шесть часов. К тому же прогревал все мышцы, чтобы их, не дай бог, судорогой не свело. В общем, на нём полностью лежал уход за телом нового воеводы.

Выполнив свои обязанности, Пётр кинул взгляд на готовящийся витиеватый ножичек, скорее даже кинжал. Он беспрерывно обрабатывался из фокусировочного камня, который стёрся уже на треть. Это и было предметом волнений Елисея — он боялся, что Артём не закончит работу вовремя и инструмент разлетится у него в руке от повышенных нагрузок.

Аничков во всём этом мало что соображал и далёк был от артефакторики. Ему объяснили задачу — он делал. Однако тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понимать: барон создаёт высокопроцентилевую вещь. Крайне редкую и мощную. Для себя.

Эта новость тоже радовала Петра — так они быстрее нагонят Шуйских. Он верил в потенциал парня. В Барятинском не чувствовался дух юности, будто его вынули из молодого тела и запихнули повидавшего виды старца. Ибо не мог человек в восемнадцать лет столько знать о жизни. Ещё раз окинув взглядом безмятежное лицо парня, Аничков нашёл в нём подтверждение своих догадок.

«Сопляк», — подумал он и уселся в кресло-качалку в углу. — «И не скажешь ведь…»

В соседней комнате было навалено под сотню самых разных артефактов — барон успел их наделать за время подготовки перед главной работой в своей жизни. Не стали бы эти бородачи пищать от восторга просто так.

Аничков вспомнил недавний скучный бал, организованный знатным семейством. Ничего нового: одни бабуины пляшут вокруг других, бьют себя в грудь, кричат, показывают, какие они важные и сильные, а потом дружно накидываются на гроздья винограда. Лицемеры.

Его бывшая жена любила танцевать. Она бы всем присутствующим дала фору. А красавица, каких поискать, здешние ей не чета. В последнее время он чаще стал вспоминать собственную когда-то большую семью. С ним жил его младший брат. В общей сложности по дому бегало семь прекрасных ангелочков: пять девочек и двое ребят. Один из них был его сыном. Наследником.

Поместье Барятинских к его приходу напоминало типичное забонзовевшее сборище чуждых друг другу людей. Жена подолгу не разговаривала с мужем. Старшие сыновья редко приезжали, а потом и вовсе перестали. Сплетни, медленное затухание рода, финансовая духота.

Ему платили исправно, потому он своё мнение держал при себе. Сейчас не то чтобы многое изменилось, но чувствовался подъём, как будто домашние вышли из летаргии и осматривались вокруг. И за всем этим Пётр тоже наблюдал: из обрывков разговоров слышал, как менялось мнение о наследнике.

Сначала презрение, потом издёвки, подозрительность, позже сомнения и робкие попытки похвалить, и, наконец, открытое выражение поддержки самыми смелыми и благоразумными членами семьи, появление первых завистников, а после триумфа над Пронскими — восхищение и боязнь. За такой короткий срок слишком много изменений. Оттого Пётр и погрузился в раздумья и не заметил, как задремал.

В общей сложности прошло шесть дней, и эта пауза больше всех беспокоила именно Бориса Барятинского. Его допустили глянуть одним глазком на происходящее, чтобы он удостоверился в здравом состоянии сына. Аничков разъяснил ему, что наблюдается небольшое истощение организма, но в целом беспокоится не о чём. Юноше регулярно помогают.

Елисей и остальные мастера тоже заверяли: вот-вот всё закончится, надо ещё подождать самую малость и ни в коем случае не прерывать процесс. Неизвестно, чем это кончится. Приходила и светловолосая девушка, любовница воеводы. Дальше порога мастерской её не пустили. Она просила передать, что все книги перевезены в одну из бывших мастерских и дожидаются своей отправки.

Посидев немного в беседке вместе с Ломоносовым, красавица получила на руки большой пакет денег и попросила написать ей, когда барон очнётся. Дальние родственники Артëма бросали на Софи неприязненные взгляды. Где это видано, чтобы безродная девка набралась наглости вот так заявиться?

Закончилось всё на седьмой день, в самом его начале. Комнату стал заполнять серый субстрат, и все ремесленники вместе с Аничковым выбежали наружу. Энергопоглощающий барьер был установлен с расчётом будущей пристройки к мастерской, потому все увидели воочию, что творится внутри.

Серый туман заполнил чётко очерченный купол и клубился там около пяти минут, возвышаясь над постройкой и наводя ужас на собравшихся. Затем в один миг всё всосалось внутрь дома и оттуда через какое-то время вышел усталый Артём. В руке он сжимал зачарованный кинжал и слабо улыбался.

— Получилось, да?

— Вышло?

— Дайте посмотреть.

— Да не толкайтесь вы!

— Первый раз в жизни такое вижу, — раздавалось со всех сторон, пока Елисей не гаркнул.

— А ну, утихли, бездельники!

Барятинский передал ему в чуть дрожащие руки артефакт для оценки, и тот притворился, что проверяет его качество, хотя уже по одному виду знал — у барона получилось.

— Атлант, — вынес он вердикт. — Атлант тени.

— Да!

— Великий мастер!

— Великий мастер, научи и нас!

— Сто процентилей, ё-моё…

— Теперь и помереть не стыдно…

— Отставить помирать, — подал голос Артём. — Бегом работать, а мне надо поспать.

Дважды повторять не пришлось. Ремесленники кинулись внутрь, а Олег Веремей побежал за строителями так, что пятки сверкали. Он срочно им объяснил, что нужна ещё одна комната, что он сам заплатит. Вдвое больше! А потом старик выпросил у гридня лошадь и умчался к себе.