- Твои соски темнее, чем бутоны роз, - прошептал он. - И готов поспорить, что на вкус они слаще.

Она поймала себя на том, что двигает бедрами, и заставила себя остановиться. Одной рукой она все еще прижималась к его твердому, как сталь, бедру, и она осознала, что другая ее рука лежит на ее собственном бедре, обводя контуры ее кожи, и попыталась заставить себя прекратить и это тоже.

- Держу пари, что твоя кожа здесь такая же нежная, как эти лепестки роз.

Розовые лепестки ласкали нижнюю часть ее груди.

- Какая жалость, что ты не позволяешь мне прикоснуться к тебе.

Она пыталась сказать ему, что он может прикоснуться к ней, она никогда не говорила, что он не может, он был тем, кто установил это глупое правило, так что, конечно, он мог, и он должен, пожалуйста, он должен, но он не хотел ее слушать, он вел свою игру, а у нее не хватало дыхания говорить, и она жаждала гораздо большего.

Роза скользнула по ее ребрам, очерчивая изгиб живота. Она хотела вернуть ее на грудь и между ног, но нет, только не розу, она была слишком нежной, слишком восхитительной, ее было слишком много, ей нужно было больше.

- Если бы ты позволила мне прикоснуться к тебе, я бы коснулся и этого места. И вот здесь, внизу.

Роза скользнула по изгибу ее бедра, и она сжала бедра, борясь с безумием, пульсирующим между ними. Роза скользнула по ее бедру к коленям, затем, медленно и отчаянно, как после бессонной ночи, вверх по ложбинке, где сходились ее ноги, прямо по внутренней стороне бедер, касаясь завитков на их стыке.

- Если бы ты только позволила мне, - прошептал он.

Она застонала, позволяя своим бедрам раздвинуться, и осознала, как близко ее собственные пальцы подобрались к настойчивой горячей боли. Она стыдилась своей греховной наглости, но не настолько, чтобы остановиться.

И все же он безжалостно проигнорировал ее приглашение, ее потребность, и роза, неумолимо танцуя, поползла вверх по ее животу, по грудной клетке, снова добравшись до нижней части грудей.

Она потеряла терпение и схватила его за руку, такую сильную и уверенную под ее жадной рукой.

- Джошуа, пожалуйста.

- Какая жалость, что ты не позволяешь мне прикоснуться к тебе и целовать тебя.

- Я позволяю. Я согласна. Перестань дразнить. Да.

Роза замерла.

- Почему?

- Я не понимаю.

Затем роза исчезла совсем. Их связывала только ее рука на его плече, и она скользнула ладонью вверх по его плечу, поднимаясь к нему, цепляясь за него, притягивая его ближе.

На этот раз он не послушался. Он мягко опустил ее обратно на кровать, но наклонился над ней. Даже с завязанными глазами она почувствовала, как он напряжен. Она провела руками по его спине, разминая мышцы.

- Зачем тебе это нужно? - тихо спросил он.

- Потому что я хочу... того... Я... - Что-то связанное с мужем и женой, долгом и детьми, но она не могла думать, не этим изгибающимся, сжимающимся и пульсирующим телом, не с ним рядом, и его плечом под ее рукой, и ее ногами, двигающимися, обвивающими его.

- Это уже слишком.

Бормотание. Проклятие. Что она сделала не так на этот раз? Почему он такой сложный?

- Что ты чувствуешь? - спросил он.

- Я чувствую... повсюду... и это… Это так...

- Тебе это нравится?

- Я хочу большего. Но мне также нужно, чтобы это прекратилось.

Она обвила рукой его шею, запустила пальцы в его волосы, пытаясь притянуть его к себе, но он не поддавался.

- Единственный способ остановить это - прикасаться к тебе больше, - сказал он.

- Тогда мне нужно, чтобы ты прикасался ко мне.

- Это то, чего ты хочешь?

- Это все, чего я хочу. Пожалуйста, Джошуа. Ничто другое не имеет значения, кроме того, чтобы ты прикоснулся ко мне.

- О, Кассандра, - простонал он.

Его рука опустилась на ее бедро, твердая и теплая, и он провел ею вверх по ее боку, вызывая волну жара под ее кожей. Его дыхание и щека касались ее шеи, его волосы щекотали ее, и ее собственный стон наполнил комнату, когда он обхватил ладонями ее грудь и коснулся губами пульса.

Она сорвала повязку с глаз, заморгала в полумраке, наслаждаясь видом его сильной руки, обхватившей ее грудь. Его глаза были вопрошающими, горящими, и они поймали ее взгляд, когда он опустил голову и лизнул ее сосок. Удовольствие пронзило ее, и она выгнула спину, впиваясь пальцами в его шею.

- Ты сведешь меня с ума, - всхлипнула она.

- А ты меня.

Она запустила пальцы в его волосы и притянула его лицо к своему.

- Ты поцелуешь меня сейчас? - спросила она.

- У тебя какая-то фиксация на поцелуях.

- Только с тобой.

Не успела она произнести эти слова, как их губы встретились в страстном порыве. Он жадно впился в ее губы, и это разожгло в ней такую глубокую страсть, что это было так же странно, как и правильно. Его язык переплелся с ее языком, и она прижалась к нему, прижимая его к себе, ее руки снова стали дикими. Она боролась с его одеждой и рубашкой, пытаясь добраться до его кожи, а он не помогал ей, наслаждаясь ее ртом, как будто это было все, что ему нужно для жизни.

Пока он не оторвался от ее губ и не поцеловал в щеку.

- Еще.

Она схватила его за голову.

- Мне нужно, чтобы ты поцеловал меня.

И на этот раз она жадно впилась в его губы, не позволяя ему снова оторваться от нее. Она хотела все большего и большего - и его рука, о небеса, его рука, оставила ее жаждущую грудь в пользу бедра, внешней стороны бедра, внутренней стороны бедра, и она раздвинула ноги, едва ли понимая, чего жаждет, пока он не надавил на настойчивую боль, как раз там, где она больше всего нуждалась в его прикосновении.

Она с криком отпрянула от него, пытаясь отдышаться, их взгляды встретились, его пальцы гладили ее.

Поглаживали. Разжигая в ней огонь. Словно волшебник, повелевающий приливами удовольствия.

Он коснулся губами ее губ.

- Я собираюсь поцеловать тебя, - прошептал он ей в губы. - Так, как ты и представить себе не могла, что тебя поцелуют.

Он отодвинулся от нее, и она попыталась удержать его, но у него были свои планы, такие же безжалостные, как эти поглаживающие пальцы, которые меняли ее мир. Он провел своим горячим ртом по ее шее, к грудям, уделяя внимание соскам, пока она не забилась от невероятного удовольствия. А затем - о небеса! Он скользнул пальцами внутрь нее. Ее чувства начали угасать.

- Джошуа! Ты... я... О!

- Тише, милая. - Он прошептал эти слова ей на ухо. - Я еще не закончил целовать тебя.

Он оставлял дорожку из поцелуев на ее теле, ставя на ней клеймо своими теплыми губами и мягко-шершавой щетиной, а она ошеломленно смотрела, как он требовательно раздвинул ее бедра руками и расположился между ними. Нет, он бы этого не сделал. Не там, он не мог поцеловать ее…

Он поцеловал.

Наслаждение пронзило ее. Она выгнулась на кровати. Ее голова откинулась на подушки. Чья-то сильная рука придавила ее бедра, но она все равно извивалась, ища спасения от этих восхитительных ощущений, которые никогда, ни за что не должны прекратиться. Его язык был горячим, сильным и настойчивым, а его щеки на ее бедрах - грубыми и мягкими, и ее боль усилилась, скручиваясь в клубок внутри нее. Она попыталась пошевелиться, но он не позволил ей, и она хотела, чтобы это прекратилось, а он не останавливался, и она хотела, чтобы это продолжалось вечно, и это продолжалось, это продолжалось, а потом давление стало слишком сильным, и блаженство охватило ее, до самых глаз, до кончиков ее пальцев на ногах. Он отпустил ее, когда она выгнулась, задрожала и закричала.

И даже когда ощущения прошли, глухое биение ее сердца отдавалось сладкой, горячей пульсацией между ног.

Ее дыхание едва выровнялось, когда она почувствовала, что он поднимается с кровати. Она открыла глаза и улыбнулась ему, ожидая продолжения, ожидая, когда он отдаст ей всего себя. Он стоял у кровати, глядя на нее, и теперь она совсем не стеснялась своей наготы. Скоро она получит и его тело.