Напряжение спадает, и он мягко целует место укуса.

— Теперь ты знаешь, как это ощущается.

Мои руки сжимают простыни, пока он продолжает двигаться во мне, и я напоминаю себе, что нельзя закрывать глаза. Но как только я чувствую, что близка к разрядке, он внезапно выходит. Я распахиваю глаза, даже не заметив, что зажмурилась, и ощущаю его губы на себе, как он дразнит меня языком и сразу вводит внутрь два пальца.

— Вот так… плачь для меня, — говорит он, а я уже выгибаюсь от удовольствия. Его губы движутся с идеальной скоростью, и я не успеваю заметить, как он убирает пальцы, прежде чем ощутить потерю его рта. Когда волна экстаза отступает, он снова входит в меня. Я вцепляюсь в его волосы, жадная до большего, чувствуя, как напряжение снова начинает нарастать.

На этот раз он трахает меня сильнее и быстрее. Я кричу его имя так громко, как только могу. А потом он тоже кончает.

Когда я смотрю на него, замечаю, как он впитывает каждый момент. Он выходит из меня и ложится рядом, его улыбка все еще играет на губах, а его член все еще полутвердый.

— Я бы мог делать это каждый день, — говорит Доусон.

— Если это всегда так хорошо, то я тоже, — честно отвечаю я. — Всегда ли секс приносит такие ощущения?

— Нет. Иногда бывает плохо, но не со мной.

— Значит, с другими…

Он не отвечает сразу, и когда я поворачиваюсь к нему, замечаю, что он смотрит в потолок.

— Не упоминай других мужчин, когда я только что трахнул тебя до бесчувствия, — бросает он.

— Не говори со мной так, если хочешь, чтобы это повторилось. Понял? — огрызаюсь я и приподнимаюсь.

Он тянет меня обратно, целуя в шею.

— Прости.

— Хм… — я отвечаю только этим звуком.

— Прости меня.

И я прощаю, потому что он тут же показывает, как искренне ему жаль.

ГЛАВА 39

Доусон

Улыбаюсь, глядя на фото, которое Хани прислала всего час назад. На нем она поливает медом свою грудь. Я сдвигаю затвердевший член в более удобное положение. Блядь, она даже не догадывается, насколько красива. А её вспыльчивость, которую я увидел прошлой ночью… мой член дергается. Её безупречная маска дала трещину, и я наслаждался этим скрытым ураганом.

Я хотел узнать, что Хани думает о вчерашнем мероприятии, но получил гораздо больше, чем просто её одобрение или оценку. Было непросто разойтись, когда у меня появились дела.

В дверь стучит Лесли и заходит в кабинет. Заметив мою улыбку, она останавливается и оглядывается вокруг, затем снова смотрит на меня.

— Ты только что улыбался телефону?

Я кладу телефон на стол экраном вниз.

— Получил хорошие новости.

— Как мило, — протягивает она с легкой насмешкой. — Как прошло мероприятие прошлой ночью?

— Как и ожидалось. С утра поток запросов на обслуживание не прекращается.

Она кивает и кидает несколько фотографий на стол.

— Слышала, что миссис Лэддл сломала нос и попала в черный список.

Я не могу удержать улыбку. Вижу, что Лесли пытается на меня разозлиться, но тоже улыбается.

— Надо отдать должное нашей маленькой пчелке… Я не думала, что у неё хватит духу. Зато нам больше не придется иметь дело с этой старой каргой.

Я поднимаю фотографии, пока Лесли усаживается напротив, и просматриваю их. На снимках — кадры с камер наблюдения тех, кто был на территории вчера вечером. Все — приглашенные гости. Это значит, что наш загадочный нарушитель был достаточно умен, чтобы не появляться на самой территории.

— А что насчет уличных камер? — спрашиваю я.

— Генри занимается этим сейчас. Говорит, долго не займет. Думаешь, он купился?

— Уверен, что да.

ГЛАВА 40

Хани

Доусон пригласил меня к себе домой. Я была удивлена, когда получила это сообщение. Я не ожидала этого и не ответила взаимностью на фотографию его члена. Смотрю на экран, наклонив голову, кусаю губу. У меня есть подруги, которые терпеть не могут такие фото, но, видимо, им просто никогда не присылали правильного.

Скоро надо выходить, но подкрадывается соблазн воспользоваться вибратором. Смотрю на верхний ящик комода задумчиво. В конце концов, у меня есть целый час, так что почему бы и нет?

Но как только я решаюсь, в комнату врывается сестра с победным видом. Быстро закрываю экран телефона.

— Ага! Я знала, что ты ее стащила, — говорит она, держа в руках одну из своих футболок.

— Ты не можешь просто решить, что это твоя вещь только потому, что она черная, Райя, — возражаю я. Черный — это, по сути, единственный цвет, который она носит.

Она бросает на меня суровый взгляд, и я отвожу глаза, прикусив щеку. Хотя, честно говоря, эта футболка действительно её.

— Ты уверена, что правильно поступаешь? — спрашивает она, пока я наношу помаду. У неё выходной, и она пришла поболтать и, разумеется, расспросить меня о Доусоне, прежде чем они с Крю отправятся в запоздалое свадебное путешествие.

— О чем ты? — отвечаю, притворяясь, будто не понимаю.

— Я знаю, что ты идешь к нему.

Улыбаюсь, глядя в зеркало.

— Откуда такая уверенность?

— Хани, ты всегда переживаешь о том, что думают родители. Это в твоей натуре. Наш отец приезжает завтра. Как ты объяснишь ему, что встречаешься с тем, кого он не любит?

— Никак. Я просто не скажу ему, — пожимаю плечами.

— Если он увидит вас вместе, то сам всё поймёт. Он умный человек.

— Я знаю. Просто ему нужно лучше узнать Доусона.

— Ты всегда была папиной принцессой, Хани, и остаешься ею. Я бунтовала, а ты всегда была послушной. Ему будет сложно это принять, и мы с Крю будем в отъезде, так что рассчитывать на поддержку не придется.

— Я и не нуждаюсь в поддержке.

Она кашляет, произнося "чушь" вполголоса.

Я закатываю глаза.

— Если ты так говоришь.

Она заходит в ванную и обнимает меня сзади. Это приятно, ведь она не часто проявляет физическую ласку.

— Просто будь осторожна, ладно? Я понимаю, что всё это волнительно, и секс — это весело, но только потому, что с ним он хороший, не значит, что с кем-то другим не будет так же, — говорит она, и я чувствую, как мои щеки заливаются румянцем.

Доусон — единственный, с кем я когда-либо обсуждала тему секса всерьез. С ним мне комфортно говорить обо всем этом, и, возможно, это звучит странно, но с кем ещё мне обсуждать такие вещи, если не с человеком, который занимается этим профессионально? Он слушает меня без осуждения, даже несмотря на то, что я сплю с ним.

— Я поднимусь наверх. Звони, если что понадобится, — говорит она.

— Оо, я скоро поднимусь за противнем, пока ты не ушла. У меня всего один.

Райя закатывает глаза.

— Разве у тебя не должно быть миллиона противней?

— Нет, у меня только те, что я стащила из твоей кухни. И вообще, я женщина с ограниченным бюджетом.

Она качает головой и уходит, пока я подкрашиваю ресницы.

Не уверена, идти к нему пораньше или попозже, но меня распирает любопытство увидеть его дом. Доусон бывал у меня несколько раз, а я ни разу не видела, как он живет.

Откладываю тушь. Это не убирает тревогу из-за приезда родителей в Нью-Йорк. Я только начала строить новую жизнь, а они, скорее всего, попробуют убедить меня вернуться в Италию. И если Доусон объявится, когда мой отец здесь… Мне страшно подумать, что отец может устроить. Вероятность, что он попытается его застрелить, весьма высока, ведь он уже не одобряет Доусона, даже не зная, чем тот занимается. А если бы знал… вряд ли бы это улучшило ситуацию. Впрочем, подозреваю, что отец уже собрал на него досье и прекрасно осведомлен, кто он такой.

Я люблю своего отца, он всегда хорошо относился к нам с сестрой и маме, но это не меняет его натуры. Недолго я оставалась в неведении — вскоре после того, как Райя уехала в Нью-Йорк, я, тринадцатилетняя девчонка, наткнулась на отца за нашим сараем. У него был пистолет, а у ног лежало тело. С того момента я поняла, насколько Марко защищал меня от этой стороны отца и его бизнеса. Я слышала о его делах, но видеть всё своими глазами оказалось совершенно другим.