— Сделай это, — советую я.

Его палец опускается на мой чувствительный клитор и медленно водит кругами. Мои ноги раздвигаются шире, а бедра начинают двигаться сами по себе. Я голодна и почти знаю, что делать, и играю в это.

Он приближается на несколько дюймов, и я в напряжении втягиваю дыхание.

Его кончик сейчас во мне, пока он продолжает тереть мой клитор, и я понимаю, что это целенаправленное и приятное отвлечение, когда он медленно входит в меня.

Я напрягаюсь, когда чувствую это.

Черт, это больно.

Сейчас я чувствую только острую боль, но когда он шлепает меня по клитору, это отвлекает меня от другой боли и вызывает шок. Мои руки снова сжимают постельное белье, а он продолжает толкать. Я чувствую, как слеза покидает мой глаз под шелковой повязкой, и надеюсь, что он ее не видит. Но как только он оказывается полностью внутри меня, его тело приближается, и его тяжелое дыхание касается моего уха.

— Плачь для меня, — говорит он хриплым голосом. Затем он двигается очень медленно, так медленно, что жжение становится почти болезненным, но ощущать его руку на моем клиторе так приятно.

Как будто мое тело не может понять, что оно хочет чувствовать.

Боль.

Или удовольствие.

И хотелось бы, чтобы это было только удовольствие.

Его бедра двигаются быстрее, но не настолько, чтобы было еще больнее, просто быстрее, чем когда он впервые вошел в меня. Я не могу сказать, что это потрясающе, потому что жжение настоящее, но отчасти это приятно. А та часть, где он опустился на меня, была просто потрясающей.

Мои бедра начинают приспосабливаться к его ритму. Не неловко, а плавно, будто мое тело точно знает, что делать. Его руки касаются моих рук и поднимают их над головой, и это движение кажется странно интимным. Я чувствую его дыхание на себе и замечаю, что наши бедра двигаются в унисон, пока мы двигаемся в поисках…

… блаженства?

Чувствую, как по моему лицу скатывается еще одна слеза, и не уверена, от боли или от чего-то еще.

Я слышу, как он глухо стонет, и тут же вырывается из меня. Мои ноги сжимаются, и я сразу же чувствую его отсутствие, мое сердце колотится от этих перемен. Слышу его шаги, когда он уходит, а затем звук текущей воды. Я не встаю с кровати и не знаю, что делать дальше. Затем слышу, как он возвращается, и что-то теплое касается моих ног, и я понимаю, что он меня моет.

Как только он закончил, слышу, как дверь открывается, а затем закрывается.

И я осталась лежать на кровати.

Одна.

Через несколько минут раздается стук.

Я сажусь и сжимаю ноги.

— Войдите, — кричу я.

Слышу скрип двери.

— Можешь снять повязку, — говорит женщина. Я снимаю шелк, она подходит ближе, протягивает мне чек и улыбается. — Приятно иметь с тобой дело, Хани Риччи.

Она улыбается и уходит. Я смотрю вниз и вижу, что на простыне подо мной пятна крови. А тряпка, которой меня мыли, лежит на полу, тоже запачканная кровью.

Готово.

Больше не девственница.

И я понятия не имею, кому я отдала свою девственность.

ГЛАВА 24

Хани

Сижу на кухне у сестры, Марко напротив меня, а Райя выступает в роли медиатора, пытаясь нас примирить. Я не могу даже взглянуть ему в глаза. После всего, что произошло прошлой ночью, реальность внезапно бьёт меня, как пощёчина. Я была уверена в своём решении, но даже я понимаю, что подмешивать что-то в напиток Марко было лишним.

А ещё у меня странный ком в горле.

Я всё ещё не успела осмыслить события прошлой ночи. Не спала почти всю ночь, обдумывая разные варианты того, кто мог оказаться победителем. Был ли это тот известный судья? В конце концов, если это был он, то внешне он неплох, так что, наверное, это нормально. Но что, если это был кто-то, на кого я бы даже не взглянула на улице?

Я тяжело сглатываю, пока Марко сидит напротив, ожидая ответа. Горничная принесла нам по чашке кофе, но единственная, кто сделала глоток, — это Райя. У неё выходной, и, конечно, она не планировала провести его так. Но, по крайней мере, здесь нет Крю, так что я не отнимаю её у него слишком надолго.

Райя прочищает горло:

— Думаю, тебе стоит начать с извинений, Хани.

Очевидно.

Мой взгляд поднимается к Марко и тут же опускается обратно на мои руки, сжимающие подол платья. Он зол, но также и огорчён — это худшее сочетание. Конечно, я чувствую вину, но это был единственный способ, который я смогла придумать, чтобы он не стал меня искать. Марко — натренированная гончая.

Я прочищаю горло, пытаясь взять чашку кофе, но мои руки слишком дрожат. Я много раз сталкивалась с трудностями, но Марко — это почти семья, и это совсем другое.

— Хани, — начинает Марко, — мне нужно чёткое объяснение.

Я с дрожью выдыхаю, чувствуя, как внутри подступают слёзы. Вероятно, это смесь отголосков прошлой ночи и последствий моих решений.

Я не жалею о сделанном. Просто чувствую себя ужасно.

Я бросаю взгляд на Раю, которая спокойно дует на свой кофе, чтобы остудить его.

Выпрямляю плечи.

— Я просто… — слова замирают на полпути, а затем я смотрю на Марко и неожиданно выпаливаю: — Марко, я больше не хочу, чтобы ты был здесь.

Выражение боли на его лице возникает мгновенно, и я поспешно добавляю:

— Я не это имела в виду.

Вздыхаю.

— Просто… мне нужно побыть одной, действительно одной, на какое-то время. Я не хочу, чтобы за мной следили. Мне кажется, что ко мне всё ещё относятся как к ребёнку. И мне тяжело осознавать, что тебе пришлось оставить свою семью в Италии из-за меня.

— Я иду туда, куда идёшь ты, — говорит он, как будто выполняет долг.

— Нет, Марко, это несправедливо, — восклицаю я.

Он немного растерян от моего всплеска эмоций. И, возможно, это потому, что я всегда была тихой. Я думала, что все этого хотят — чтобы я говорила, когда меня спрашивают, чтобы была идеальной дочерью и достойным представителем семьи Риччи, чтобы заставляла отца и мать гордиться мной.

— Мисс Риччи, — говорит он. И я ненавижу, когда он обращается ко мне так официально. Это снова напоминает мне, что для него всё это — работа, хотя на самом деле Марко был для меня как отец, всегда был рядом. Всегда. А теперь я просто хочу вдохнуть свободно, как Райя. Я понимаю, что это может звучать странно, когда два охранника стоят за дверью кухни, но я всё равно хочу этого.

Я смотрю на Марко, надеясь, что он поймёт.

— Хани, — снова начинает Марко. — Ты знаешь, что я не могу оставить тебя. Это мой долг. И на мне лежит такая же тяжесть, как и на тебе — поддерживать честь семьи Риччи. Я поклялся с момента вашего рождения, что буду защищать вас ценой своей жизни.

— Но у тебя есть свои дети, Марко. Жена, — говорю я, почти умоляя. Я всегда беспокоилась, что его жена и дети могут ненавидеть меня за то, что я отнимаю у него так много времени.

— Это было моим решением — иметь и то, и другое.

— А как же то, чего я хочу? — возражаю я. — Я приехала в Нью-Йорк, чтобы попытаться понять, кто я и что я хочу делать в жизни. Но всё, что делаю, до сих пор отслеживается. Будто я не могу сделать что-либо правильно, и мои действия постоянно судят.

— Я хочу ходить на свидания с парнями. Хочу ходить на работу, откуда меня не будут забирать, как будто я всё ещё в школе. Я задыхаюсь. И это не твоя вина. Я знаю, что за всем этим стоит рука моего отца. Но я хотела хотя бы один вечер провести сама по себе, и мне больно, что я причинила тебе вред, пошла на такие меры, чтобы подмешать тебе что-то в напиток. Я никогда не хотела тебя обидеть.

Райя смотрит на нас. Она, вероятно, думает, что я провела ночь с Доусоном. И эта маленькая ложь кажется куда лучше реальности, даже несмотря на её сомнения по поводу Доусона.

Марко выдыхает.

— Этот поступок мог стоить вам жизни, мисс Риччи.

Я тяжело вздыхаю.

— Нет, Марко, я прекрасно провела вечер. Я хочу того, что есть у Райи, — я указываю на сестру. — Хочу жить своей жизнью. Здесь никто не знает, кто я.